Бедный Енох - Алексей Тарасенко

Я стараюсь не шевелиться, но снежная «волна», уже было отдалившаяся от меня, вдруг, сделав поворот, стала возвращаться! Моя душа ушла в пятки и я затрясся мелкой дрожью: «волна» замерев у моих ног, вдруг стала превращаться в воронку, куда падал снег и земля. Мне пришлось отойти в сторону, чтобы туда не угодить, все время с ужасом глядя себе под ноги, как вдруг из под земли вылезла…она!

Боже мой! Я и не знал, что чупакабра так выглядит! Голова этой твари была — как у кошки, только каменная, с подвижными частями — челюстью, носом и ушами. Лапы — с когтями, тоже как у кошки, а все остальное — было более собачье, нежели кошачье, и в основном — из камня, будто слепленное из глины и закаменевшее.

Подвижные части чупакабры скреплялись между собой чем-то напоминавшим обнаженные жилы, но они эти «жилы» были из металла. Глаза твари горели красным, были похожи на два больших светящихся светодиода. Размер чупакабры был — как у молодого теленка, а передвигалась она под землей, когда же выходила на поверхность в ее движениях угадывалось что-то паучье. Пригнувшись туловищем к земле на согнутых конечностях, чупакабра после спружинила на дерево и уже на нем раскачивалась, как обезьяна, после чего вновь спрыгнула на землю.

Походив вокруг меня какое-то время, чупакабра обнюхала все вокруг, после чего прыгнула, и, сгруппировавшись в секунду втиснулась обратно в ту самую дыру, которую только что проделала в земле, выходя наружу, показав на прощание мне свой хвост, состоящий из заостренных металлических чешуек и с большим шипом на конце.

Признаюсь честно, когда эта тварь прыгнула обратно у ту самую дыру в земле, из которой сама же перед этим и вылезла я уже распрощался с жизнью, думая, что она прыгает на меня. Не смотря на весь ужас я все время, пока эта тварь была рядом, смотрел на нее, при этом стоя и не шевелясь.

Простояв после исчезновения чупакабры не менее получаса в полной прострации, после, с огромным трудом взяв себя в руки я изо всех сил побежал обратно к дому Пашкевича, и, оказавшись внутри, был немало удивлен тем, что это тварюга на меня по пути не напала.

Как только же я забежал внутрь — тут же захлопнул за собой дверь, которую тут же запер на все крючки и замки, которых было несколько, сожалея, что их тут не больше!

На мой шум выбежал встревоженный Пашкевич, в целлофане на гидрокостюм, и, быстро выслушав что произошло — схватив меня, потащил на кухню, где, как оказалось, в полу был лаз в бетонный подвал, куда мы вскоре вместе и втиснулись, и лишь спустя минут десять, не меньше, как мы напряженно вслушивались, посмели себе немного придти в себя.

— Ну вот — шепотом на ухо сказал мне Пашкевич — а ты мне не верил!

Я было собирался ответить, что поверить в такое было очень трудно, но тут же передумал, уж больно был на эмоциях:

— Дима, ты был прав! — испугавшись собственного шепота, того, что он показался мне слишком громким ответил я — это же… невероятно! Что за хрень?

Дмитрий тихо, стараясь не дышать проверил запор на металлической дверце люка, ведущего в подпол:

— Видишь — спросил он меня — какая сука? Она узнала, что я здесь, и вот — не атакует! Да ей стены этого домика — что нам лист бумаги! Проломит — не заметит! Но не напала же! Видишь — действует на нервы, пугает, душу изматывает, гадина!

Я предполагаю, что чупакабра с головой кошки играет с Пашкевичем как кошка с мышкой.

— Думаешь? — Пашкевич спросил меня, будто такая мысль ему самому в голову придти раньше не могла. — А я вот думаю другое!

— Что?

— Что за сволочь могла такую тварь сотворить?

— Погоди, ты же говорил, что это наказание от «ребят» которые тебя просили навредить мне?

— Так-то оно так — Пашкевич посмотрел на лампочку освещавшую тусклым светом подпол — но, как они мне это сами сказали, эту тварь делают не они. Сначала это существо лепит для них человек. Они потом просто вдыхают в нее жизнь через магическое заклинание!

— Тогда — говорю я — видно, что работал скульптор-профессионал.

Мы на какое-то время замолкаем, а я все борюсь с желанием сказать Пашкевичу, кем по профессии была Сестра, и как она заявлялась ко мне примерно полгода спустя после своей смерти.

ГЛАВА I.ХХI

Мы просидели в подвале до самого утра, прикидывая по часам не взошло ли солнце.

Решив, что в девять часов солнце точно взойдет, мы именно в это время выбрались и буквально тут же стали копать яму, чтобы в нее водрузить клетку для чупакабры.

Пока мы изо всех сил долбили мерзлую землю, откидывая ее чуть ли не голыми руками в стороны, прошло немало времени. Пашкевич спешил и постоянно подгонял меня, так что мы почти не отдыхали, а если всего один раз за весь день и то почти на ходу, но, все равно, так быстро сделать все мы просто не могли. Едва стало смеркаться, взяв с собой оружие, матрацы, подушки и одеяла, надев на себя полиэтиленовые костюмчики и запасшись тушенкой — мы спустились в подвал. Кроме всего остального Дмитрий взял несколько алмазных сверл, одно из которых дал мне.

— Самое неприятное — так это то, что у этой твари много времени. — Сказал он мне. — Мы ограничены, поспешить, или не успеть в сумерки для нас смертельно опасно, а она — безраздельно властвует над ситуацией все темное время суток!

Дмитрий проверил, подергав, засов на металлической дверце люка в подвал, и мне показалось, что остался недоволен: «Слабо!» — сказал он — «Просто на соплях, точечная сварка, уже треснувшая в месте примыкания к люку!»

От этих слов мне становится не по себе:

— Мы вырыли уже половину этой ямы… для клетки. Может, нам обойтись без нее вообще? Поставим клетку в то, что уже есть?

Дмитрий думает:

— Вполне возможно. Нас же уже двое. Вырывать под клетку ямы мне нужно было для действий в одиночестве. Теперь шансы возросли. Но все равно — либо мы быстро сделаем то, что намерены, либо она вырвется — и нас убьет. Это как в берлогу к медведю лезть с мощным ружьем, заряженным всего одним патроном — либо один удачный выстрел и победа, либо разъяренный, напуганный, раненый медведь — и тогда уже бейся до последнего, лишь бы только помереть, но с честью.

Меня такая перспектива не очень радует:

— Тогда завтра… — уж было начинаю говорить я, но Пашкевич шикает, поднеся указательный палец правой руки к своим губам:

— Завтра? Нам бы до этого «завтра» дожить. Пережить эту ночь. Ты ничего не слышишь?

Мы затихли и прислушались, но, не смотря на то, что мы сидели в подвале отгороженные от внешнего мира металлическим люком — все равно было слышно, как снаружи двигается эта тварь!