Пламя Яхве. Сексуальность в Библии - Ричард Дэвидсон

Согласно каноническому описанию ранней истории человечества, поначалу, когда на свете жила всего одна нуклеарная семья, сыновья Адама (Каин, Сиф и прочие) должны были жениться на своих сестрах (Быт 4:17; 5:4, 6), хотя напрямую об этом не сказано.[1518] Судя по всему, даже во времена Авраама мужчина мог взять в жены единокровную сестру: Сарра была дочерью отца, но не матери Авраама (Быт 20:2, 12).[1519]

Джеймс Миллер показывает, что в Книге Бытие лишь межпоколенческие связи считаются инцестом, а внутрипоколенческие воспринимаются как нормальные.[1520] Во времена исхода из Египта, видимо, не возражали против брака тети с племянником: согласно Исх 6:20, таков был статус родителей Моисея. Однако, как мы увидим, впоследствии уставы Книги Левит объявили подобные союзы инцестными и незаконными (Лев 18:11–12; 20:17, 19). Рассмотрим сейчас, какова была динамика данного развития.

Хам и его мать? В связи с темой гомосексуальности (см. главу 4) мы уже коснулись вопроса о сексуальной связи Хама с отцом. Согласно Быт 9:22, Хам «увидел наготу отца своего». Некоторые ученые (в частности, Фредерик Бассетт) пытались доказать, что, поскольку в Лев 18 выражение «открывать наготу» мужчины иногда означает иметь связь с женой данного мужчины (стихи 7, 8, 14, 16) и поскольку в Лев 20:17 фраза «открыть наготу» синонимична фразе «увидеть наготу», Быт 9:22 намекает на инцест Хама с его матерью.[1521] Однако Бассетт сам же понимает, что текст в его нынешнем виде «описывает лишь ситуацию, когда Хам случайно увидел отца голым… Правильность такого понимания вытекает и из стиха 23: Сим и Иафет накидывают плащ, входят, пятясь, в шатер Ноя и покрывают отцовскую наготу плащом. Они не повторяют грех Хама и не смотрят на Ноя». Гипотеза Бассетта основана на умозрительной реконструкции: якобы «редактор (может, на более поздней стадии) не понял выражения «увидеть наготу» и добавил рассказ о том, как братья покрыли наготу Ноя».[1522] Однако, поскольку мы изучаем богословие окончательной формы текста, подобные теории, основанные на редакционно-критических соображениях, находятся вне поля внимания. Если же читать текст как он есть и как мы его читали (глава 4), перед нами явно случай сыновнего неуважения, а не сексуальных отношений.

Впрочем, Миллер отмечает ряд языковых и тематических параллелей с последующими ситуациями инцеста в Книге Бытие (о которых см. ниже). Причем во всех этих случаях речь идет о межпоколенческих отношениях.

История Лота и его дочерей. В обоих случаях дело происходит после спасения от гибели, причем имеет место опьянение родителя, который не понимает, что происходит.

История Рувима. Как и в рассказе о Рувиме, «под конец следует обличение и проклятье: потомки нарушителя должны служить потомкам его братьев».[1523]

В свете этих параллелей не исключено, что действия Хама мыслились рассказчиком как своего рода инцест.[1524] Далее, вспоминается роль одежды в Быт 2–3: она «усиливает повествовательную силу лицезрения чужой наготы в данном отрывке. В каком-то смысле видеть чужую наготу значит вступить в сексуальный контакт». Миллер полагает, что запрет «открывать наготу» того или иного родственника (в Лев 18–20) означал не только запрет на инцест, но и запрет обнажать этого родственника (или созерцать его обнаженным).[1525] Если так, поступок Хама можно назвать «визуальным» инцестом.

Лот и его дочери (Быт 19:30–48). После гибели Содома и Гоморры (Быт 19:23–29) имел место инцест между Лотом и его дочерями. Судя по всему, на такие действия женщин толкнула не похоть: в чрезвычайных обстоятельствах они пытались сохранить отцовский род (Быт 19:32).[1526] Однако сама идея решить проблему подобным образом, как и то, что отец упился до бесчувствия, показательна: жизнь в Содоме даром не прошла! Напрямую их действия не обличаются, но повествование «содержит косвенное осуждение инцеста в доме Лота».[1527] С помощью простых повествовательных приемов рассказчик указывает на недопустимость подобных вещей. В частности, «сам факт, что дочерям пришлось напоить Лота, означает неприемлемость их поступка по их же нравственному кодексу».[1528]

Кэрол Смит замечает, что в Быт 19:30–38 мы находим «нечто весьма напоминающее изнасилование женщиной мужчины»; Лот становится «беспомощной жертвой сексуального посягательства».[1529] Кроме того, «события во второй части главы – это события первой части главы, перевернутые вверх дном»: если в первой части Быт 19 Лот «собирался сделать дочерей пассивными жертвами, вежливо предлагая толпе творить с ними что угодно», во второй части «настал его черед» быть пассивной жертвой.[1530] По замыслу рассказчика, справедливо замечает Смит, обе сцены должны шокировать читателя «возмутительными и беспрецедентными» поступками героев. Видя эту связь между частями главы и повествовательную тактику шока, читатель начинает понимать, сколь далеки оба поступка от Божьего замысла о сексуальности. А вот печальный результат инцеста: родились Моав и Бен-Амми, родоначальники моавитян и аммонитян, что впоследствии привело к долгому конфликту этих «братских» народов с народом Израилевым.[1531] Эти народы стали источником «самого страшного плотского соблазна в истории Израиля (ситуация с Баал-Пеором – Числ 25) и самого жестокого духовного искушения (Молохом – Лев 18:21)».[1532]

Рувим и Валла (Быт 35:22; 49:4). Быт 35:22 сообщает еще об одном случае инцеста, а именно о связи Рувима с наложницей отца: «Во время пребывания Израиля в той стране Рувим пошел и переспал с Валлой, наложницей отца своего». Судя по всему, Иаков (Израиль) узнал о случившемся лишь постфактум. В непосредственном контексте стиха данный поступок не комментируется, но ближе к концу Книги Бытия, в поэтическом благословении сыновей, Иаков выказывает крайнее неудовольствие. Патриарх говорит Рувиму: «Ты бушевал как вода, – не будешь преимуществовать, ибо ты взошел на ложе отца своего, ты осквернил постель мою» (Быт 49:4). Конечно, Валла была всего лишь наложницей, а не женой Рувима. Тем не менее сказано, что Рувим осквернил постель отца, то есть совершил инцест. Поэтому Иаков предсказывает: отныне Рувим не будет «преимуществовать», то есть не будет первым (yātar в гифиле), хотя до своего нравственного падения был «верхом достоинства и верхом могущества» (Быт 49:3). Иными словами, Рувим утрачивает права первенца. Это мы видим и в генеалогии Рувима в 1 Пар 5:1: «Сыновья Рувима, первенца Израилева, – он первенец; но, когда осквернил он постель отца своего, первенство его отдано сыновьям Иосифа, сына Израилева…» Акт инцеста стоил Рувиму первородства.

Иуда и Фамарь (Быт 38)? В главах 3, 7 и 11 мы также касаемся этой истории (Быт 38), а сейчас обсудим, был ли секс Иуды с Фамарью инцестом. Некоторые толкователи полагают: да, был, хотя Иуда и не знал, кто его партнерша.[1533] С учетом Лев 18 и 20, их можно понять. Однако все не так просто: левиратный брак инцестом не считался (Втор 25:5–10; см. главу 11). Согласно Быт 38, Фамарь, видя, что свекор не дает ей своего сына Шелу в мужья (чтобы у нее были дети), взяла ситуацию в свои руки. Не исключено, что во времена патриархов существовал обычай, по которому левиратный долг мог исполняться не только деверем, но и свекром. И тогда отчаянные действия Фамари, провоцирующие Иуду на секс, призваны заставить его выполнить этот долг и сделать ее беременной. Практика, сходная (но не идентичная) с левиратным браком, в других ближневосточных обществах (см. особенно хеттские законы) позволяла свекру обеспечивать подобным образом потомство своей невестке. Если такова ситуация и в Книге Бытия, то Иуда не считал, что совершил инцест.

Вместе с тем, если патриархи следовали традиции, впоследствии кодифицированной во Втор 25:5–10, – она не предполагала исполнения левиратного долга свекром – «Иуда вообще не рассматривал такую возможность (женитьбы на Фамари. – Р. Д.)». А значит, Иуда не подходил невестке в качестве партнера по левиратному браку.[1534] Миллер полагает, что всюду в данном рассказе Иуда изображается как свекор Фамари. Поэтому «нет сомнений, что табу на инцест мотивирует рассказ. Только современные толкователи, а не древний рассказчик, боятся воспринимать случай с Фамарью как инцест».[1535]

Можно поискать золотую середину между гипотезами. Согласно Библии, первой женой Иуды была ханаанеянка (Быт 38:2). Возможно, Фамарь также была ханаанеянкой (о ее происхождении не сказано: 38:6) или находилась под влиянием ханаанейской культуры (через свекровь). В свете древних ближневосточных параллелей – свекор как один из левиратных родственников – Миллер высказывает мнение: «Не исключено, что Фамарь играет по иным правилам, чем Иуда и семья Иакова».[1536] Если так, то здравое зерно есть в обеих версиях. А именно, с точки зрения Фамари, которая следовала ближневосточному обычаю, разрешающему свекру исполнять левиратный долг, инцеста не было. А с точки зрения Иуды (и более позднего девтерономического закона), инцест имел место (хотя и непредумышленный). Таким образом, табу на инцест составляет часть культурного фона данной истории (во всяком случае, если учитывать позицию Второзакония), но непонятно, допускали ли патриархальные обычаи времен Иакова исполнение левиратного долга свекром, которое не считалось бы инцестом.