Никто, кроме нас! - Олег Верещагин

С колонной все было кончено. БМП дымила каким-то ленивым густым дымом, съехав боком в кювет. Похоже, из нее никто даже не выскочил. Как раз когда я на нее поглядел, «Брэдли» покачнулась и с легким хлопком расцвела белесым пламенем, прибившим дым. Потом внутри что-то несколько раз рвануло.

Двое солдат стояли неподалеку от машин, подняв руки – высоко, прямые, как будто висели на турниках и не имели сил подтянуться. Наши уже выходили на дорогу, из одного грузовика выбросили ящик. Кто-то сшиб пластиковую крышку – внутри оказались аккуратные упаковки ампул. Это было именно то, за чем мы охотились.

– Заберите пару упаковок, – распорядился Михаил Тимофеевич, – после войны поглядим, чем и от чего они наше подрастающее поколение спасать собирались. Остальное сжечь на хер!

Появился один из наших взрослых – сдвигая на глаза трофейные очки, с огнеметом, сделанным из краскопульта. Все сыпанули от машин.

«Ффффуууухххххссссс!» Светлое пламя, резко темнея, охватило один из грузовиков. Переход к следующему… «Ффффуууухххххссссс!»

Подошел Санька, неся на плече свой бессменный МG3. Мимо нас пронесли на брезентовых раскладухах двоих наших убитых, мы проводили их взглядами, и Санька зевнул:

– Спать охота.

Кроме нашего Михаила Тимофеевича – командира отряда «Волчья сотня», – их было еще семеро.

Командиры отрядов «Царские волки», «Батька Антонов», «Серая стая», «Волчата Антонова» (туда все-таки ушли от нас наши кадеты, Степка с Лешкой, потому что отряд состоял почти целиком из кадетов), «Русский гнев», «Динамо плюс» и «Тамбовские гусары».

Безымянный подполковник из-за Урала свое сложное дело сделал. Первый совет командиров партизанских отрядов – с целью создания Первой Тамбовской партизанской бригады – состоялся в начале этой осени на одном из лесных кордонов. Ха. О таких вещах потом пишут воспоминания и даже в учебниках истории упоминают: тогда-то и там-то те-то решили то-то, что послужило историческим поворотным моментом… ну, в общем, в таком ключе, как говорится.

Когда-нибудь я напишу мемуары. Точно вам говорю. Как стоявший у истоков.

Хотя вообще-то мы не у истоков стояли, а лежали в одном из многочисленных секретов и напряженно ждали – не ахнут ли по этому совещанию чем-ничем с небес? У нас была хорошо поставлена разведка (уже даже очень хорошо), но все-таки… И особо никакой причастности я не ощущал – я любовался на приехавшую с командиром «антоновцев» девчонку, его дочку, нашу ровесницу или чуть старше, щеголявшую в кавалерийских сапожках и пригнанной камуфлированной форме. Увы мне. Правда, девчонка на всех вокруг глядела с великолепным презрением, и, поскольку приклад ее биатлонки украшали тридцать четыре (не поленился пересчитать!) аккуратно нанесенных маникюрным лаком крестика, у нее были основания для такого презрения… Крыть нечем, как говорится.

Что там, на совещании, говорили – я не знаю (позднее нас поставили перед фактом, что мы теперь часть бригады, насчитывающей около пятисот бойцов). Я уже совсем было собрался подбить-таки клин под снайпершу. Но тут произошло, скажем так, Событие.

Когда восьмилетний сирота Лешка Баронин предложил Эду Халлорхану найти партизан – он сам не знал, что им двигало.

Родителей Лешка не помнил вообще, совершенно. И еще плохо умел думать об отвлеченных вещах. В его детском уме помещались только довольно простенькие вещи. Например, что дядя Эд – хороший человек. Он добрый и веселый. Он спас всех из того лагеря, куда их привезли из детдома. (Лешка не очень понимал, что там было плохого, он ничего плохого не видел – но так говорили старшие ребята: что их всех увезут за границу и заставят работать, как рабов из кино, или вообще разрежут на кусочки, чтобы вставить другим людям – а старшим ребятам Лешка привык верить…

Иногда Лешка, лежа вечером в шалаше, думал с замиранием сердца, что дядя Эд на самом деле – его, Лешки, отец. Ведь отец-то был, конечно. И теперь он просто нашел Лешку. А почему не признается – да мало ли? У него другая семья в Америке. Может, не хочет, чтобы она знала про Лешку. Ну и пусть. Он, Лешка, все равно будет считать, что дядя Эд – его отец.

Наверное, именно поэтому Лешка и стал разведчиком.

Конечно, как и все детдомовцы, Лешка в свои восемь лет был изворотливым и хитрым, неприхотливым мальчишкой. Поэтому одинокие странствия в поисках партизан его не пугали, не боялся он и ночного леса, и дождя, и голода. А что всем вокруг было как бы и не до него – так это даже и лучше.

Правда, как-то – на третий день странствий – мальчишка чуть не попался патрулю оккупантов, которому зачем-то понадобилось именно его отловить. Мальчишка кубарем скатился с заброшенного сеновала, где ночевал, шмыгнул буквально под руками у одного из солдат и плюхнулся прямо в протекавшую за сеновалом речку. В его сторону пару раз бахнули. Будь Лешка повзрослей – он бы понял, что близок к цели своих поисков. В директиве оккупантов, разосланной как раз за день до этого по всем территориям, было выделено: «Особенно опасаться в части сохранения военной тайны русских детей и подростков обоего пола и любого возраста… аполитичность молодого поколения была нами сильно преувеличена… Совершенно непригодна апробированная на детях мусульманских народов практика подкупа. Русский ребенок возьмет у вас шоколадку и от души поблагодарит на неплохом английском, после чего подробно расскажет о вашей части человеку из леса… русские дети презирают и не боятся нас… Корни этого – в историческом мировоззрении народа, неискорененном в мирное время…»

Лешка об этом ничего не знал, он просто переплюхал реку и даже не очень понял, что свистнуло возле уха. И еще больше удивился, когда его вдруг подхватили две пары рук – и он оказался, как по волшебству, на полянке среди кустов, а на него непонятно смотрели двое пацанов. Один его ровесник, другой – постарше, оборванные. У их ног лежали старые школьные сумки.

– Ты чего под пули лезешь? – спросил тот, который постарше.

– Партизан ищу, – честно отозвался Лешка (взрослому он так никогда не сказал бы).

Мальчишки засмеялись. Старший сказал младшему:

– Слышь, Пух, он партизан ищет… А сам что, тоже партизан? – снова обратился он к Лешке.

– Не, – помотал головой Лешка. – Просто у нас есть нечего. Ну и дядя Эд сказал – надо партизан искать. А я говорю – давайте я найду. Три дня ищу, про них говорят-говорят все, а как найти, никто не знает.

– У кого есть нечего? – удивился старший. И кивнул Лешке: – Пошли, по дороге расскажешь, покатит?

– Пошли, – вздохнул Лешка. И с надеждой спросил: – Пацаны, а вы не партизаны?