Творений. Книга I. Статьи и заметки - Андроник (Никольский)

Одинаковое незнание народом и житий Святых замечается, не знают даже жития своего Святого и даже дня памяти его. Следовательно, даже к своему Святому не имеют никакого личного отношения, кроме того, что его именем называются. И это даже у учившихся в школе. Очевидно, от современного поколения далеки все высокие примеры христианской добродетельной жизни, которые без слов способны научить тому же. Сама вера и все христианское упование без всякого книжного научения приближается к душе человека самым целостным образом, живым, а не отвлеченным. На житиях Святых да на Прологах и воспитывались старинные русские люди, и даже не по книжкам, а со слов других. Рассказы о святых были самыми любимыми рассказами, захватывавшими все внимание слушателей и отпечатлевавшими слышанное глубоко в душах слушателей. Люди привыкали в своих размышлениях ходить по примерам Святых и даже как бы в их близком присутствии. Так и создавалось благоговейное и богобоязливое чувство в душах наших предков. Оно так и передавалось от поколения к поколению, между прочим, путем научения от житий Святых. Тут же одновременно учились и самой вере христианской, двигавшей Святых и на жизнь по ней, воодушевлявшей их на исповедничество за Христа в жизни. К глубокому сожалению, теперь такого примерного научения христианству и христианской жизни на житиях Святых нет, а потому нет и того святого воодушевления, которое может дать всякий светлый пример действительной добродетели. Веры своей не знают, закона христианского отчетливо не представляют, светлых образцов веры и добродетели не испытывают. И редко-редко кто сумел бы вразумительно, ясно и отчетливо рассказать свою веру вопрошающему о ней. И это при всеобщей почти грамотности, при общедоступности дешевого книжного рынка, при всяких полезных книгоиздательствах! Невольно напрашивается смущающий вопрос: да что же в таких людях и христианского осталось? Даже по внешним-то приемам и обычаям иногда трудно узнать христианина. Ибо многие креститься не умеют как должно, отмахиваясь рукой вместо истового крестного знамения. Не знают православного обычая принятия благословения Божия от священника или архиерея, отвыкли и от этого. Следовательно, верующим сердцем не понимают истинного значения и силы крестного знамения, которым как Крестом Христовым демонов прогоняем от себя; не понимают и силы благословения священнического, которым благословение Божие призывается. Что же после всего этого говорить о духовной жизни, о благодати Божией и о прочих таинствах нашей веры спасительной?

5. Глубокая вера и чувствительная совесть у народа, мятущаяся при недостатке пастырского руководства

На грустные думы может наводить такая картина действительности. И, однако, это было бы совсем несправедливо или преждевременно. Присмотревшись ближе и пристальнее к самой же действительности народной жизни, мы усмотрим глубокую и живую веру, тонкую нравственную чувствительность и совестливость такие, которых не найти и у испытавших Писание и книги о вере. Эта вера без слов светит от души русских людей там, где она нужна и где она проявляется. Это — у народных Святынь, при народных бедствиях, у Святых Таинств церковных, при таком духовном научении, которое душу захватывает и увлекает. Довольно посмотреть на такие проявления веры, даже только на лицо верующего народа, чтобы сказать, что вера в народе сильна, она живет в нем, она бьет ключом, когда это нужно и когда есть для того основание. Что влечет народ за сотни и тысячи верст пешего хождения к народным Святыням или к уединенным старцам подвижникам? Только одна святая и живая вера, а с нею и святая жажда духовного утешения и ободрения.

Наряду с этим монастырские духовники, да и умелые вдумчивые мирские священники с удивлением подмечают трогательную духовную чувствительность, строгую чуткость совести народной. На исповеди с такой аккуратностью и тонкостью рассказывают не только малейшие свои грехи, на которые обычно люди мира сего не обращают внимания, но и самые сокровенные свои помышления как основу греховной жизни. Это уже внутренняя духовная жизнь человека, его внутренняя борьба или то, что составляет главное делание строгих духовных подвижников, на то определивших себя. И все это народ православный проявляет среди сутолоки житейской; следовательно — сколько трудной внутренней работы стоит ему это? Все это наблюдается на тех бесчисленных наших благочестивых паломниках, которые с котомками на плечах бывают в святых обителях, вместе с трудовыми грошами оставляя там и свои от совести раскрытые грехи. Это лучшие при всей своей внешней невзрачности русские люди, своим духовным и телесным трудом себя приносящие Богу в жертву живую, как бы от лица всей в корне благочестивой Русской Земли. Начиная с «хождения Даниила Заточника», от всей Земли Русской приносившего лампаду ко Святому Гробу, и до днесь русские богомольцы всегда душевно предстательствуют за всех православных соотечественников, в этом полагая и главную цель своего паломничества наряду со смирением своего духа таким трудом для Господа. Такова душа русского человека в своем основном существе. Она вся способна стоять перед Господом и для сего достойного предстояния Ему способна до самой тонкости испытать и очистить свою совесть, заглядывая во все сокровенные изгибы души, чтобы там не оставить ничего не освещенного светом благодати Божией, но все извести наружу и — как недостойное Бога — выбросить вон от себя.

И при всем том все чаще и чаще наблюдается уродливая, слепая исповедь в народе. Приходят на исповедь и буквально не знают, в чем им каяться. Очевидно, потребность покаяния, а следовательно, и внимательное отношение к своей душе в значительной степени помрачились и потеряли свою силу. Но, очевидно, и должного научения тому не было от кого следует, то есть от пастырей и от родителей. Следовательно, наряду с описанной выше тонкой духовной чувствительностью растут поколения такие, которые уже в достаточной степени искалечили свою душу рядом разных условий, погрузивших ее в достаточную грубость и сделавших ее мало чувствительной. Очевидно, в достаточной степени ослабело и то духовное руководство, под которым воспитывалась душа старинных русских людей, когда без совета и благословения отца духовного ничего не делалось, когда к нему шли со своими и житейскими и тем более с душевными затруднениями и смущениями, когда Патерики, Прологи, Златоструи, Маргариты и подобная духовная литература были воспитателями народной совести после Святого Писания и Святых Отцов. Именно этим путем и создалась та культура духа, которая составляет отличительное и господствующее свойство народной русской души. Именно таким путем умягчалась душа человеческая, на страже которой ставилась бодренная совесть, делавшая всего человека бодрым на дела благие и подвиги благие.

Но это же все приходит в силу, хотя и не в желательном направлении, тогда, когда соприкасается с посторонним влиянием, обращающимся именно к душе человеческой. Таково влияние сектантской проповеди. Правда, в уродливой и опасной форме проявляется тогда духовное пробуждение человека в виде непомерной самодовольной и самоуверенной гордыни от сознания своей спасенности, оправданности и даже святости ради заслуг Христа. Но все-таки это опять заговорил уснувший было дух в человеке. И он первым делом своим поставляет свое исправление, свою исправность, чтобы и соответствовать тому идеалу святости, который в той или иной степени и виде предстал перед душой совращенного в сектантство. Правда, гордыня сектанта не дает ему возможности видеть не исключительно только малейшую соринку в глазу соседа, но и большое бревно в своем глазу; но все-таки перед сознанием человека встают запросы нравственные, требующие своего удовлетворения. В силу этих двух противоположных, но все-таки нравственных влияний душа сектанта, прежде спавшая в своих грехопадениях и пороках, и обращается на искания исправности в жизни, хотя бы и исключительно внешней, как более бросающейся в глаза. Для примера возьмем хотя бы пьяный вопрос. Никакие хозяйственные, медицинские и общественные соображения и основания не имеют в этом деле того значения, какое имеет пробуждение чисто нравственное. В то время как гражданские попечительные комитеты о народной трезвости не имеют ровно никакого положительного значения, располагая и средствами, и деятелями, и всякими пособиями для насаждения трезвости, в это же время наши церковные общества и братства трезвости, при полном отсутствии средств и деятелей, кроме одного священника, не только возрастают и процветают, но они-то именно и отрезвляют тех, которых коснется отсюда нравственный призыв к трезвости духовной и телесной. Не расчет какой-либо на умеренное и разумное употребление спиртных напитков здесь проповедуется, а исключительно духовная бодрость человека, которая должна сопровождаться и телесной трезвостью его. Значит, и уснувшая душа просыпается, когда ее затронет бодрый нравственный призыв к чистоте и святости. То же самое и у сектантов, только в ином, как сказано, соображении. Призыв к обновлению и очищению прежде всего, а часто и исключительно только, сказывается в призыве к трезвости, которая обязательно требуется от сектанта и которой они погибельно для себя гордятся над православными, безразлично терпящими среди себя и пьяниц. Даже в этом требовании обязательной трезвости для сектанта как истинного, по их пониманию, евангельского духовного христианина, — и в этом очевидно несомненное искание души русского человека строгой определенности в душевном делании как поддержки себе в исправлении своей слабой души, для которой несвойственно такое низкое падение. Ищут люди этой определенности, этой ясности должной для христианина жизни, не найдя ее у освященных и на то поставленных пастырей, охотно поддаются первому сильному влиянию сектантскому, сумевшему определенно, ясно, решительно и душевно явить в доступном виде идеал должной жизни и непременной трезвости.