Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

Хрисогон получил второго теленка, такого же красивого, как первый. Теленок уже ослабел от наркотиков, которые управляющий Суллы буквально запихнул ему в горло. Процедуру повторили с самого начала, и на этот раз все прошло благополучно. Каждый из трехсот присутствовавших сенаторов больше был занят тем, чтобы не пропустить ни одной собаки, чем собственно ритуалом.

Жертву, принесенную Геркулесу Непобедимому, нельзя было снять с жертвенного костра, который разложили рядом с Великим алтарем бога. Как и белый буйвол Цезаря на Капитолии, этот теленок был оставлен догорать, а те, кто стал свидетелями утреннего ужасного события, поспешили домой, как только им дозволили это сделать. Кроме Суллы, который продолжал следовать изначальному плану. Он должен был пройти по городу, чтобы показать, что желает поделиться своей удачей со всем празднующим народом. Только чем мог поделиться с Римом диктатор Сулла, если благосклонность Фортуны отобрало у него черное чудовище?

Пять тысяч столов, сколоченных из досок и поставленных на козлы, ломились от еды; вино лилось быстрее и обильнее, чем кровь на поле сражения. Не ведавшие о случившемся у Великого алтаря, более полумиллиона мужчин и женщин жадно поглощали рыбу, фрукты, медовые пирожные и набивали принесенные с собой мешки, чтобы те, кто остался дома, включая и рабов, могли впоследствии причаститься пиршества. Они приветствовали Суллу криками и призывами к богам и обещали ему, что до самой смерти будут поминать его в своих молитвах.

Была уже ночь, когда Сулла наконец вернулся в свой дом на Палатине. Там он отпустил ликторов, поблагодарив их и сообщив, что для них будет приготовлено угощение завтра за зданием таверны, где они живут, на углу кливуса Орбия.

Корнелия Сулла ждала его в атрии.

— Отец, Далматика зовет тебя, — сказала она.

— Я очень устал! — огрызнулся он, зная, что никогда больше не сможет взглянуть на жену, которую так любил… правда, любил недостаточно.

— Пожалуйста, отец, пойди к ней! Пока она тебя не увидит, она не выбросит из головы эту идиотскую мысль, которую заронило в ней твое поведение.

— Какую идиотскую мысль?

Он перешагнул через сброшенную тогу и направился к алтарю лар и пенатов у дальней стены. Там он склонил голову, добавил свежую порцию фимиама и положил на мраморную полку свой лавровый венок.

Дочь терпеливо ждала, пока эта церемония закончится и отец опять повернется к ней.

— Какую идиотскую мысль? — снова спросил он.

— Что она нечиста. Она все время твердит, что она нечиста.

Сулла словно окаменел. Ужас сковал его тело. Он чувствовал себя так, словно целая армия червей проползала сквозь его тело, обволакивая его снаружи и вызывая отвратительные ощущения, которые он не мог ни контролировать, ни выносить. Внезапно Сулла содрогнулся, вскинул руки, будто бы ограждаясь от убийц, и уставился на дочь таким сумасшедшим взглядом, какого она не видела у него за всю свою жизнь.

— Нечистая! — пронзительно взвизгнул Сулла. — Нечистая!

И бегом рванулся прочь из дома.

Где он провел эту ночь, никто не знал, и люди с факелами, разосланные Корнелией Суллой, тщетно искали диктатора среди тех пяти тысяч столов, которые стояли уже опустевшие. Но с рассветом Сулла появился в атрии, одетый в одну тунику. Дочь все еще ждала его. Хрисогон, остававшийся с Корнелией Суллой всю ночь, потому что ему тоже было чего бояться, неуверенно подошел к хозяину.

— Хорошо, что ты здесь, — коротко сказал ему Сулла. — Разошли людей ко всем жрецам — младшим и старшим. Пусть через час ждут меня на Форуме у храма Кастора.

— Отец! — воскликнула пораженная Корнелия Сулла.

— Сегодня я с женщинами не общаюсь, — только и ответил он, направляясь в свои комнаты.

Он тщательно вымылся, отклонил три тоги с пурпурной полосой, прежде чем выбрал ту, которую посчитал идеально чистой. После этого в сопровождении ликторов (четверым из которых было приказано переодеться в чистые тоги) Сулла направился к храму Кастора и Поллукса, где в страхе ждали его жрецы.

— Вчера, — начал диктатор без всяких предисловий, — я предложил десятую часть всего, что имею, Геркулесу, который является богом мужчин, и только мужчин. Ни одной женщине не дозволено подходить к Великому алтарю. В память о путешествии Геркулеса в Подземный мир ни одной собаке также не разрешается находиться в пределах его храма, ибо собаки — существа хтонические, черные твари из преисподней. Геркулесу служат двадцать рабов, чьей главной обязанностью является следить за тем, чтобы ни одна женщина, ни одна собака или какое-либо иное черное существо не осквернили священной территории. Но вчера черная собака пробралась сюда и лакала кровь первой жертвы, которую я предложил Геркулесу. Ужасное оскорбление для бога — и для меня. Я задавался вопросом: что я такого сделал, чтобы навлечь на себя подобное несчастье? В доброй вере пришел я, чтобы предложить богу щедрый дар вместе с жертвенным животным — именно таким, какое требуется. В доброй вере я ждал, что Геркулес Непобедимый примет мой дар и мою жертву. А вместо этого черная собака выпила кровь теленка прямо у подножия Великого алтаря. И мой венец из трав был осквернен, когда упал в кровь.

Девяносто человек, которым приказано было явиться, неподвижно стояли, покрывшись мурашками при одной мысли об этом осквернении. Каждый из присутствующих в храме Кастора был вчера на церемонии, в ужасе отшатнулся от алтаря и потом весь остаток дня и всю ночь ломал себе голову: что же такого произошло, почему бог оказался так неблагосклонен к диктатору Рима?

— Священных книг у нас больше нет, и мы не можем обратиться к ним за советом, — продолжал Сулла, точно зная, что сейчас творится в умах его слушателей. — Но моей дочери выпала честь стать вестницей самого бога. Она выполнила все необходимые для этого требования: она говорила, не понимая, что говорит, она говорила, не зная о событиях, происшедших у Великого алтаря Геркулеса Непобедимого.

Сулла замолчал, вглядываясь в передние ряды жрецов и не находя того, кого искал.

— Великий понтифик, выйди, встань передо мной! — приказал он.

Ряды задвигались, расступились, и вперед выбрался Метелл Пий.

— Я здесь, Луций Корнелий.

— Квинт Цецилий, это касается тебя. Я хочу, чтобы ты встал впереди всех, потому что никто не должен видеть твоего лица. Хотел бы я тоже иметь такую привилегию, но я обязан оставаться на виду. Моя жена Цецилия Метелла Далматика, дочь одного из великих понтификов и двоюродная сестра нашего сегодняшнего великого понтифика… — Сулла глубоко вдохнул, — нечиста. В тот момент, когда моя дочь произнесла это, я понял, что это правда. Моя жена — нечистая. Ее матка гниет. Я знал об этом уже некоторое время. Но я не догадывался, что тяжелая болезнь бедной женщины оскорбляет богов мужчин. Не догадывался, пока моя дочь не открыла мне глаза. Геркулес Непобедимый — бог мужчин. Таким же богом является и Юпитер Величайший. Мне, мужчине, доверили заботиться о Риме. Мне, мужчине, было поручено помочь Риму оправиться после многолетних войн и злоключений. И поэтому чрезвычайно большое значение имеет, кто я и что из себя представляю. И ничто в моей жизни не должно быть нечистым. Даже моя жена. Во всяком случае, сегодня я думаю так. Прав ли я в моих рассуждениях, Квинт Цецилий, великий понтифик?

«Как же возмужал Поросенок! — подумал Сулла, единственный, кто видел при этом его лицо. — Вчера именно он положил конец кошмару, решительно убив собаку, а сегодня он — единственный, кто все понимает».

— Да, Луций Корнелий, — ответил Метелл Пий ровным, спокойным голосом.

— Сегодня я собрал всех вас, чтобы вы посмотрели предзнаменования и вынесли окончательный вердикт. Что следует нам предпринять? — продолжал Сулла. — Я очертил вам ситуацию и сообщил свое мнение. Но по законам, которые я сам издал, я не могу принять решение, не посоветовавшись с вами. Ситуация усугубляется еще и тем, что дело касается моей жены. Конечно, я не потерплю, если кто-то сочтет, будто я пользуюсь этой ситуацией, чтобы избавиться от жены. Я не хочу избавляться от жены. Я требую, чтобы все это поняли! Все вы, а через вас и весь Рим. При всем том я считаю, что моя жена нечиста и боги мужчин оскорблены этим. Великий понтифик, глава римской религии, что скажешь ты?

— Скажу, что боги мужчин воистину оскорблены. Скажу, что ты обязан отослать от себя жену, что ты никогда больше не смеешь видеть ее. Ты не должен позволять ей осквернять твое жилище или законно возложенные на тебя обязанности.

На лице Суллы отразилось страдание. Все это видели.

— Я люблю мою жену, — хрипло проговорил он. — Она была верна и предана мне. Она родила мне детей. До меня она оставалась верной и преданной женой Марка Эмилия Скавра и также родила ему детей. Я не знаю, почему боги мужчин требуют от меня этого и чем моя жена не угодила им.