Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

Роковая ошибка! Она заставила его защищаться, а это ему не нравилось.

— Да, конечно, — медленно произнесла она. — Да, конечно.

— Уйди, Далматика, пожалуйста! Я и так уже потратил слишком много времени с тех пор, как начались эти игры. Меня ждет работа.

Она повернулась, чтобы уйти, на вид успокоенная.

— Подожди! — крикнул он ей в спину.

— Да?

— Ты мне будешь нужна, когда придет твоя дочь, так что будь дома и не делай так, чтобы тебя было не найти.

«Какой он странный последнее время! — думала Далматика, шагая по просторному атрию к саду перистиля, в свои комнаты. — То раздраженный, то счастливый, настроение какое-то неустойчивое. Сейчас он один — и вдруг совсем другой. Словно принял какое-то решение, но не может осуществить его сразу. Это он-то, который презирает промедление! И этот красивый актер… Какое место занимал он в жизни Суллы?» Актер имел большое значение, хотя какое именно, Далматика не знала. Если бы имелось хоть какое-то внешнее сходство, она могла бы заключить, что Метробий — сын Суллы. Таковы были эмоции, которые она ощущала в муже. Она достаточно хорошо его знала.

Об этом и размышляла Далматика, когда Хрисогон явился сообщить ей, что Эмилия Скавра пришла. Далматика забыла даже подумать о том, зачем Сулла позвал ее дочь.

Эмилия Скавра была на четвертом месяце беременности. Прекрасная кожа, ясные глаза — некоторым женщинам удается сохранить хорошую внешность — и никаких приступов тошноты! Немного жаль, что она похожа на отца — небольшого роста, коренастая. Но спасало ее то, что лицом она напоминала мать, а от отца ей достались красивые ярко-зеленые глаза.

Эмилия не отличалась сообразительностью. Ей никогда не удавалось примириться с тем, что ее мать вышла замуж за Суллу, который ей не нравился и внушал страх. В первые годы редкие встречи Эмилии Скавры с отчимом показали ей, что он довольно привлекателен, — это позволяло ей понять чувства матери к нему. Но после того как болезнь так изменила его к худшему, она не могла взять в толк, почему чувства Далматики к Сулле остались прежними. Как вообще женщина может любить такого безобразного, ужасного старика? Эмилия, конечно, помнила своего отца. Он тоже был старый и некрасивый. Но не до такой степени, как Сулла, гнивший изнутри. Впрочем, у Эмилии не хватало ума, чтобы облечь свои чувства в слова.

А теперь ее призвали к нему, и в такой спешке, что она едва успела оставить записку для Глабриона. Отчим приветствовал ее, похлопав по руке и заботливо посадив в удобное кресло, — это заставило ее сжать зубы и в страхе приготовиться к дальнейшему. Чего он хочет? Сулла был в веселом настроении и так же полон дурных намерений, как она полна ребенком.

Когда вошла мать, в точности повторилась процедура с похлопыванием по руке и заботливым усаживанием. Молодой женщине показалось, что Сулла просто тянет время, чтобы привести их в надлежащее настроение. Вызвать у них предчувствия, чтобы все, что он намерен был сделать, доставило ему больше радости. Ибо это немаловажно.

— Как чувствует себя маленький Глабрион? — достаточно вежливо спросил Сулла свою падчерицу.

— Очень хорошо, Луций Корнелий.

— И когда же наступит сие знаменательное событие?

— К концу года, Луций Корнелий.

— Хм! Ужасно! Еще так долго!

— Да, Луций Корнелий, еще долго.

Он сел, забарабанил пальцами по цельной дубовой спинке своего кресла, губы сложены в трубочку, взгляд устремлен вдаль. Затем взгляд, которого она так боялась, остановился на ней. Эмилия Скавра вся затрепетала.

— Ты счастлива с Глабрионом? — вдруг спросил Сулла.

Она вскочила.

— Да, Луций Корнелий.

— Правду, девочка! Я хочу правду!

— Я счастлива, Луций Корнелий, я действительно счастлива!

— Ты выбрала бы кого-то другого, будь твоя воля?

Она вдруг покраснела, опустила глаза.

— Мне никто другой не нравился, Луций Корнелий, если ты это имеешь в виду. Маний Ацилий мне приятен.

— Все еще приятен?

— Да, да! — в отчаянии воскликнула она. — Почему ты продолжаешь спрашивать? Я счастлива! Я счастлива!

— Жаль, — сказал Луций Корнелий Сулла.

Далматика выпрямилась в кресле.

— Муж, что все это значит? — строго заговорила она. — К чему все эти вопросы?

— Я хочу сказать, жена, что мне не нравится союз твоей дочери и Мания Ацилия Глабриона. Он считает безопасным для себя критиковать меня, потому что он член моей семьи, — гневно объяснил Сулла. — Поэтому я не могу позволить ему оставаться членом моей семьи. Я развожу его с твоей дочерью. Немедленно.

Обе женщины ахнули. На глазах Эмилии Скавры выступили слезы.

— Луций Корнелий, я жду ребенка от него! Я не могу с ним развестись!

— Ты знаешь, что можешь, — спокойно сказал диктатор. — Ты сможешь сделать все, что я тебе скажу. И я говорю тебе, что ты разведешься с Глабрионом немедленно.

Он хлопнул в ладоши. Появился секретарь по имени Флоскул с документом в руке. Сулла взял документ, кивком отпустил секретаря.

— Подойди сюда, девочка. Подпиши это.

Эмилия Скавра опять вскочила:

— Нет!

Далматика тоже встала.

— Сулла, ты несправедлив! — сказала она решительно. — Моя дочь не хочет разводиться с мужем.

И тут проявился монстр.

— Мне наплевать, чего хочет твоя дочь. Иди сюда, девочка! И подпиши.

— Нет! Я не подпишу, не подпишу!

Он покинул свое кресло так быстро, что женщины даже не успели заметить этого. Пальцы его правой руки клещами обхватили ее губы и буквально вздернули ее на ноги. Эмилия закричала от боли и заплакала навзрыд.

— Остановись, остановись! — кричала Далматика, стараясь оторвать его от дочери. — Пожалуйста, я прошу тебя! Отпусти ее! Она же беременна! Ты не можешь причинять ей боль!

Но пальцы сжимались сильнее и сильнее.

— Подпиши, — повторил он.

Эмилия не могла ответить, и ее мать тоже не в силах была проронить ни слова.

— Подпиши, — проговорил мягко Сулла. — Подпиши, или я убью тебя, девочка, убью без сожаления, как убивал легатов Карбона. Какое мне дело до того, что ты набита глабрионовым отродьем? Для меня было бы лучше, если бы ты его потеряла! Подпиши развод, Эмилия, или я отрежу твои груди и вырву из тебя матку!

Она подписала, продолжая кричать. Сулла отбросил ее от себя с презрением.

— Ну вот, так-то лучше, — заметил он, вытирая с руки ее слюну. — Впредь никогда меня не зли, Эмилия. Это неумно. А теперь ступайте обе.

Далматика прижала дочь к груди и впервые посмотрела на Суллу с ненавистью и отвращением. Он увидел этот взгляд, но, казалось, остался равнодушным и повернулся к ним спиной.

На своей половине Далматика осталась наедине с дочерью, впавшей в истерику. В груди ее бушевал гнев, с которым нужно было справиться. Понадобилось время, чтобы обе успокоились.

— Я слышала, что он может быть таким, но никогда не видела этого, — сказала Далматика, когда немного пришла в себя. — Ох, Эмилия, мне так жаль! Я попытаюсь отговорить его, как только смогу посмотреть на него без желания выцарапать ему глаза.

Но молодая женщина замахала рукой:

— Нет! Нет, мама, нет. Ты только сделаешь хуже.

— Что же мог натворить Глабрион, чтобы спровоцировать такое?

— Наверное, ляпнул что-то, чего не должен был говорить. Ты же знаешь, он не любит Суллу. Он все намекает мне, что Сулле слишком уж нравятся мужчины.

Далматика побледнела:

— Но это же полная чушь! О, Эмилия, как может Глабрион быть таким дураком? Ты знаешь, каковы мужчины! Если они не заслуживают обвинения в таком пороке, они могут повести себя, как сумасшедшие!

— Я не уверена, что обвинение незаслуженно, — возразила Эмилия Скавра, прикладывая к лицу холодное мокрое полотенце. Следы от пальцев отчима из пурпурно-красных сделались пурпурно-черными. — Я всегда думала, что в нем таится женщина.

— Дорогая моя девочка, я уже девять лет как замужем за Луцием Корнелием, — сказала Далматика, — и могу свидетельствовать, что подобное предположение — подлость.

— Хорошо, хорошо, думай, как хочешь! Мне все равно, кто он! Я просто его ненавижу. Отвратительный зверь!

— Я попытаюсь, когда успокоюсь. Я обещаю.

— Избавь себя от проявления его неудовольствия, мама. Он не передумает, — сказала Эмилия Скавра. — Я только беспокоюсь о ребенке. Для меня имеет значение только ребенок.

Далматика с болью в сердце посмотрела на дочь.

— Я могу сказать о себе то же самое.

Холодное мокрое полотенце упало на колени Эмилии Скавры.

— Мама! Ты тоже беременна?

— Да. Я долго не знала, но теперь уверена.

— Что ты будешь делать? Он знает?

— Не знает. И я не сделаю ничего, что спровоцирует его желание развестись со мной.

— Ты ведь слышала историю Элии.

— Кто же не слышал?