Суворов - Вячеслав Лопатин

За несколько дней до приезда на юг Потемкина Репнин поторопился подписать предварительные условия мира, при этом сделал необъяснимые уступки Юсуф-паше. Стоило чуть повременить, и визирь стал бы податливее. 31 июля, в тот самый день, когда они скрепляли своими подписями прелиминарные условия мира, Ушаков атаковал турецкий флот при мысе Калиакрия и нанес ему тяжелое поражение. Корабли османов спешно вернулись в Константинополь, где вызвали панику своими сигналами о помощи. Султан Селим был готов подписать любые условия мира.

Потемкин взял переговоры с визирем в свои руки. В Яссах, где должен был открыться мирный конгресс, свирепствовала эпидемия возвратного тифа. Не уберегся и светлейший князь. Накануне приезда турецкой делегации тяжелобольной Потемкин двинулся в Николаев, надеясь, что свежий воздух поможет ему справиться с болезнью. Он умер в степи. Умер, исполнив свой долг: война за утверждение России на берегах Черного моря была блистательно выиграна.

Запись в камер-фурьерском церемониальном журнале от 12 октября повествует: «В 5-м часу вечера начали съезжаться в Эрмитаж званые накануне по реестру на бал знатные обоего пола персоны. И едва 11 персон съехались, вдруг последовало Высочайшее повеление об отказе собрания в Эрмитаже по случаю в самое то время полученного Ея Императорским Величеством известия о последовавшей в 5-й день сего месяца кончине Главнокомандующего соединенною армиею и Черноморским флотом господина Генерал-Фельдмаршала Его Светлости Князя Григория Александровича Потемкина-Таврического, приключившейся ему по долговременной болезни во время выезда его из Ясс в Николаев».

«Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца, — призналась в письме Гримму потрясенная смертью Потемкина Екатерина. — В эту войну он выказал поразительные военные дарования: везде была ему удача — и на суше, и на море. Им никто не управлял, но сам он удивительно умел управлять другими. Одним словом, он был государственный человек: умел дать хороший совет, умел его и выполнить… В нем были качества, встречающиеся крайне редко и отличавшие его между другими людьми: у него был смелый ум, смелая душа, и смелое сердце… По моему мнению, Князь Потемкин был великий человек, который не выполнил и половины того, что был в состоянии сделать… Теперь вся тяжесть правления лежит на мне».

Письмо помечено третьим часом ночи 13 октября 1791 года. В этот самый день в Яссах армия торжественно проводила в последний путь своего главнокомандующего. Гроб должны были выносить назначенные заранее штаб-офицеры, но генералы потемкинской армии приняли эту миссию на себя. Среди них были Кутузов, Тормасов и Платов — будущие победители полчищ Наполеона.

Екатерина заявила, что берет всех друзей и сотрудников покойного князя Таврического под свое крыло. Члены канцелярии Потемкина и его адъютанты были щедро награждены. Попов вошел в число самых доверенных лиц, состоявших при «собственных Ее Императорского Величества делах и у принятия прошений», а Самойлов получил посты генерал-прокурора и государственного казначея.

Граф Александр Андреевич Безбородко 29 декабря 1791 года в Яссах подписал мирный договор с Турцией. «Потемкинская война» закончилась.

Скорбную весть о кончине князя Суворов получил в Финляндии, где занимался подготовкой к развертыванию большого строительства, вел переговоры с подрядчиками о поставках извести, заготовке дров, изготовлении кирпича. Из приграничной крепости Вильманстранд 15 октября 1791 года с курьером было отправлено письмо в Петербург, адресованное Дмитрию Ивановичу Хвостову, в доме которого жила Наташа, временно взятая из дворца.

Хвостов был известен как переводчик и поэт. Кажется, это обстоятельство стало причиной особого доверия к нему со стороны знаменитого родственника — Александр Васильевич питал уважение к творческим людям. При посредничестве Суворова Хвостов познакомился с такими влиятельными лицами, как Зубов, Безбородко, Турчанинов. Никому из современников полководец не написал столько писем, сколько ему, и никому не писал с такой откровенностью. В письме Суворов передает привет своей сестре Марии Васильевне Олешевой, советует ее сыну Васе, если тот хочет выбрать военную карьеру, читать нужные книги, «предпочтя их пустым спекулятивным». Его новости таковы: строительство укреплений идет успешно, через неделю он рассчитывает приехать в столицу с докладом императрице. Готов к новым поручениям, но повеленное ему укрепление границы почитает «ревностной должностью» и доведет дело до конца. После благословения Наташе следуют приветы Наталье Владимировне и Николаю Ивановичу Салтыковым, чей сын всё еще считается женихом «Суворочки».

Обычное семейное письмо с характерными для Суворова мгновенными переходами от одной темы к другой. Лишь одна строка выпадает из него: «Се человек… "образ мирских сует", беги от них мудрый!» Это первый отклик Суворова на известие о смерти Потемкина, только что достигшее Вильманстранда. А.Ф. Петрушевский приводит другой отзыв Суворова на смерть Потемкина, взятый из сборника суворовских анекдотов: «Великий человек и человек великий. Велик умом, велик и ростом: не походил на того высокого французского посла в Лондоне, о котором канцлер Бэкон сказал, что чердак обыкновенно плохо меблируют». По-суворовски оригинальное признание ума покойного. Но сравним его с отзывом Румянцева, у которого действительно были сложные взаимоотношения с Потемкиным, и станет очевидным, что Суворов еще не остыл от «борьбы», в которую его вовлекли придворные интриганы. «Вечная тебе память, князь Григорий Александрович», — сказал со слезами на глазах Румянцев, узнав о кончине главнокомандующего. И, заметив недоумение своих приближенных, прибавил: «Князь был мне соперником, может быть, даже неприятелем, но Россия лишилась Великого человека, а Отечество потеряло сына бессмертного по заслугам своим!»

Во время войны 1812 года племянник Потемкина Александр Николаевич Самойлов приступил к написанию биографии дяди. «Не могу, — начал он свой рассказ, — читать без душевного негодования напечатанных в разных книгах недостойных лжей, злословий и клевет, на щет его вымышленных, и вместо признательности за заслуги отечеству, за добро содеянное, за благотворения, явленные всем вообще и каждому имевшему в защите и покровительстве его нужду, с прискорбием вижу в разных изданиях, что сколько злоба, зависть и невежество могли в хулу ему излить яда… Вопреки справедливости и благомыслию, по кончине сего великого мужа появились о нем истории от издателей отечественных и иностранных, из которых не было ни одной верной. Все сии биографы не вникали в существо истины, а может быть, не имели и источников, откуда оную почерпнуть; но, следуя преданиям, рассказам и злословию, рассеянному от врагов и завистников Князя Потемкина, описывали жизнь его неверно и оскорбительно».