Король-сердцеед - Пьер Понсон дю Террайль

Однако элегантная внешность и полная царственного достоинства осанка Жанны д'Альбрэ заставили Екатерину Медичи отказаться от первоначального мнения. Наваррская королева знала обычаи и жизнь больших дворов. Когда-то она жила при мадридском дворе, присутствовала при закате великого царствования, которое до сих пор слывет у испанцев под именем «века Карла Пятого», и обеим королевам достаточно было обменяться одним взглядом, чтобы разгадать и узнать друг друга.

«Я имею дело с достойным противником!» — сразу подумала Екатерина.

«Королева Екатерина, — подумала Жанна д'Альбрэ, — именно такова и есть, какой мне ее описывали. Я буду чувствовать себя у нее словно во вражеском стане!»

Было около десяти часов вечера, когда Карл IX со всем двором проводил наваррскую королеву в отель Босежур.

Жанна проявила очаровательную любезность и доказала, что от ее матери, Маргариты Наваррской, ей достался в наследство тонкий, изысканный, порою даже несколько склонный к рискованным двусмысленностям ум. Карл IX был в восторге от нее и даже сказал, целуя ее руку:

— Я хотел бы быть Пьером Ронсаром, чтобы иметь возможность воспеть ваши ум и красоту!

Придворные шептались между собой:

— Однако при неракском дворе царит совсем не такой дурной тон, как мы думали!

А принцесса Маргарита шепнула что-то на ухо матери. Жанна улыбнулась и окинула сына любящим взглядом. Свита королевы Жанны состояла из молодцов как на подбор. Большинство из них были красивы и молоды, высоко держали головы, не лезли в карман за словом, отлично знали толк в «науке страсти нежной» и с первых шагов начали так таращить глаза на придворных дам, что король хлопнул Пибрака по плечу и сказал ему:

— Друг мой Пибрак, нашествие твоих земляков может привести к большим пертурбациям при нашем дворе!

— Это весьма возможно, государь! — дипломатически ответил капитан королевской гвардии, уклоняясь от дальнейшего обсуждения этого вопроса.

Королева Екатерина лично проводила Жанну д'Альбрэ в ее спальню. Теперь официальная часть приема была закончена, и королева Жанна могла отдохнуть, оставшись наедине с принцем Генрихом и Ноэ. Она с довольным видом откинулась в глубоком кресле и сказала, жестом приглашая молодых людей присесть:

— Ну-с, а теперь, дети мои, мы можем поговорить, если хотите! Как вы здесь жили?

Белокурые усы Ноэ слегка пошевелились от насмешливой улыбки, скользнувшей по его лицу.

— Ах, государыня, — сказал он, — если вашему величеству благоугодно будет потребовать от нас подробного отчета во всех наших приключениях, то и ночи не хватит!

Жанна улыбнулась и окинула сына нежным, любящим взглядом.

— Вот как? — сказала она.

— Мы воскресили истории о паладинах, государыня!

— Ноэ преувеличивает, — сказал принц.

— И Анри нашел способ заслужить дружбу короля, любовь принцессы Маргариты и ненависть королевы Екатерины! Жанна д'Альбрэ нахмурилась, причем сказала:

— Это было большой ошибкой.

— Ну, у нас найдется еще более непримиримый враг! — заметил Ноэ. — Это Рене Флорентинец.

— Я слышала о нем, — сказала королева. — Это очень злой человек. Ну да Бог с ним! Лучше расскажите мне толком, что вы здесь настряпали! — И с этими словами юная мать, которая казалась скорее старшей сестрой, взяла обоих юношей за руки.

— Гм!.. — сказал Генрих. — Я всегда находил, что Ноэ отличается красноречием, а потому и предоставляю ему рассказать нашу одиссею.

— Ну так говори, милочка Ноэ! — сказала Жанна.

Ноэ искоса взглянул на принца, как бы спрашивая его: «Обо всем ли говорить?» Принц кивнул ему головой, и Ноэ принялся рассказывать.

Рассказывал он действительно очень хорошо, умея схватить самую суть и опустить ненужные детали. Таким образом, в течение двух часов перед королевой прошли все перипетии пестрой жизни Генриха Наваррского и Амори де Ноэ со времени их отъезда из Наварры и вплоть до прибытия королевы Жанны.

Пробило как раз двенадцать часов, когда Ноэ закончил свой рассказ. Королева Жанна слушала молча, ни разу не прерывая рассказчика, но Генрих, внимательно следивший за лицом матери, видел, что все эти истории причиняют ей большое огорчение и заботу.

Ноэ кончил. Королева помолчала немного и затем сказала:

— Вот что я скажу вам, сын мой! Если положить на одну чашу весов дружбу короля и любовь принцессы, а на другую — ненависть королевы Екатерины, то вторая чаша легко перетянет первую!

— Но позвольте, государыня, — заметил Генрих, — Ноэ забыл прибавить, что королева-мать простила принцу Наваррскому все выходки сира де Коарасса!

— Екатерина Медичи не прощает! — возразила Жанна.

— Но она обращается со мной на редкость хорошо!

— Это дурной знак! — сказал Ноэ.

— Но, в конце концов, — несколько нетерпеливо сказал принц, раз я все равно должен стать мужем принцессы Маргариты, то я не понимаю, что может заставить королеву Екатерину питать ко мне дурные чувства?

— Выслушай меня внимательно, сын мой, — ответила мать, может быть, тогда ты поймешь многое! Знаешь ли ты, почему Екатерина Медичи желала этого брака?

— Ну да! Она хотела отстранить герцога Гиза как можно дальше от французского трона!

— Это так! Лотарингский и Бурбонский дома ближе всего стоят к короне. Дом Валуа, представляемый ныне тремя юными принцами королем Карлом и его братьями Франсуа и Генрихом, — может уже теперь считаться погибшим. Король Карл, несмотря на свои двадцать три года, уже совершенный старик. В глазах у него чувствуется веяние смерти, и на его челе лежит мобильная печать!

— Что вы говорите, мама!

— Принц Генрих французский, нынешний король Польши, едва ли доберется до французской короны, потому что поляки не выпустят его. Остается третий, герцог Франсуа. Но ведь это двадцатилетний старик, человек, погрязший в разврате, вечно бывающий то пьяным, то с похмелья. Он жесток и мстителен, как его мать… О! — воскликнула Жанна в пророческом экстазе. — Уж этот-то никогда не будет царствовать, ручаюсь вам!

В этот момент позади королевы послышался легкий шум. Генрих и Ноэ не слышали никакого шума. Тем не менее они сейчас же встали, обошли все ближайшие комнаты, но нигде никого не нашли.

— Мне показалось, будто сзади меня двинули стулом, пояснила наваррская королева. — Но это, конечно, лишь почудилось мне! Наверное, шум был на улице!

Она снова уселась.

— Продолжайте, государыня-мать! — сказал Генрих.

Для того чтобы объяснить читателю, что за таинственный шум слышала наваррская королева, нам придется вернуться несколько назад.