Муос: Чистилище - Захар Петров

Вера нашла рюкзак Ахаза в куче засаленного сырого тряпья, служившего супружеским ложем для Ахаза и Соломеи, схватила его и быстрым шагом вышла из опостылевшего прихода. К счастью, она успела выйти к тому месту, где слепая ветвь коридора, ведшая в приход Ахаза, соединялась с туннелем. В метрах пятидесяти шумные чистильщики тащили в свертках, сделанных из одежды ангелоподобных, разрубленные части тел бывших хозяев этой одежды. Вера дождалась, пока они свернули в сторону прихода, а сама всё так же бесшумно пошла дальше.

6

— Очень интересно: «Я есмь архангел, пришедший разрубить четвёртую печать. Моё имя — Смерть. Я есмь всадник, оседлавший коня бледного. Пришло время завершить святое дело Господне и очистить землю для Царствия Божия…» — Жанна читала блокнотик с демонстративным пафосом, причём делала это с показным удивлением, как будто бы в первый раз.

Вера догадывалась, что с того момента, как вчера вечером она принесла блокнот в штаб, доложив, что эти письмена как-то связаны с похитителями ядерного заряда, Жанна не сомкнула глаз. Как минимум, все психологи, а возможно, и кто-то из Инспектората, а может быть, и учёных, были задействованы на том, чтобы вычитать между строк что-нибудь о личности Соломона. Почему-то подумалось, что здесь мог очень помочь Вячеслав — один из последних учёных-гуманитариев в Муосе, но его к этому заданию вряд ли привлекли.

— Что касается текста, — с обнадёживающим удовольствием сообщила Жанна, — то однозначно всё писалось под диктовку этого самого Соломона. Есть в тексте определённые особенности, которые указывают на то, что автор и писарь — разные лица, но работали над текстом одновременно. Вернее, писарь очень внимательно, боясь что-нибудь упустить, нервно и фанатично писал то, что ему «вдохновенно» надиктовывал новоиспечённый пророк. Само содержание значит мало чего: окрошка из цитат Апокалипсиса Иоанна, замешанная на доктрине современных нам чистильщиков, но с более радикальной решимостью покончить со всем в ближайшие сроки, да всё это обильно смочено банальной мироненавистнической философией и туманными пафосными угрозами, типа…

Жанна перелистнула ещё несколько страниц и, пародируя пророка, охваченного проповедническим экстазом, прочитала несколько строк:

— «Горе вам, хананеи, что бежите по длинному туннелю, ломая всё на своём пути и убивая друг друга. Горе вам, надеющиеся найти выход, которого в этом туннеле нет! Вы, утратившие цель, веру и Бога, несётесь в никуда. Но Бог воздвигнет стену огненную, о которую вы разобьётесь, и эта стена — чистильщики, а фундамент стены — ангелоподобные!..». Если ты обратила внимание, то тема захвата и взрыва бомбы здесь попросту проходит красной нитью: «И сказал Господь: пойди изыми у хананеев их огонь неугасимый, который есть Звезда Полынь, для борения с архангелами приготовленная. И сожги их всех ихним же огнем за нечестие их…». Ну и так далее… Проще говоря, основная мысль этого пророчества — «надо украсть бомбу», всё остальное — лишь фон и мишура. Даже взрыв бомбы тут упоминается лишь кое-где. Главное, её украсть… Насколько я в этом сведуща, религиозные тексты так не пишутся, даже если их авторы — полоумные. В таких произведениях не размениваются на детали и не пытаются во главу угла поставить сиюминутную идею. Так что текст был явной пропагандой похищения бомбы. Единственным разумным объяснением его появления является желание Соломона завербовать среди чистильщиков чем побольше бойцов для похода на лабораторию, что, собственно, ему и удалось. Я согласна полностью с твоей догадкой, что сам Соломон — никакой не чистильщик. Просто было очень удобно чужими руками загрести жар, а потом все свалить на придурков-чистильщиков. Впрочем, все, что я сообщила, лишь обоснование твоих догадок, которые ты ранее изложила Штабу. Но вот с вопросом, который ты поставила перед инспекторами-психологами о том, кто такой Соломон, дела обстоят похуже. Как ты знаешь, всё до единой буковки в блокноте исписано почерком так называемого Ирода. Личность его уже давно, ещё до твоего подключения к операции, была установлена, хотя мне, как человеку штатскому, таких подробностей знать не доверено. Ну и ладно. Важно то, что Ирод был, как я уже сказала, очень старательным писарем. Как следствие, мы владеем почти оригинальными монологами Соломона. Если срезать с них толстый слой псевдорелигиозных кривляний, мы получим некоторый остаток словарного запаса и уникального разговорного стиля, почти столь же неповторимого, как почерк. Мы однозначно можем сказать, что этот человек — выходец из Центра, как минимум два десятка слов в тексте, причём слов, повторяющихся не раз, не употребляют в других секторах и тем более в дальних поселениях. Мы знаем, что этот человек образован, а значит, скорее всего, обучался в Университете: как он ни старался прикинуться фанатичным дурачком, проскакивали у него определённые словечки и обороты, да и речи структурированы так, что выдают в нём человека образованного. Что касается выяснения его профессии и занятий до того, как он подался в чистильщики, дела обстоят куда хуже. Это всё-таки религиозный текст, а не мемуары. Встречаются разные типичные и нестандартные аллегории, но какой-то явной профессиональной наклонности их автора они не выдают. Например, это: «И как свиной навоз под сапожищем фермера будут они попираемы в день тот…» — может говорить о крестьянском происхождении Соломона, а может, и нет: всё-таки понятия «навоз», «свиньи», «фермер» общепонятны и общеупотребимы. Но если это всё же пригодится, то запоминай эту небогатую статистику об упоминании профессиональных терминов: четыре — фермерская тематика, три — военная, по два — преподавательская, медицинская и кожевенная, по одному — кузнечная и текстильная… Ну вот, пожалуй, и всё…

— И всё? — с сарказмом спросила Вера.

— Ну а что ты хотела, подруга, — невозмутимо отвечала Жанна, спрятав блокнотик в шуфляду своего стола. — Думала, что мы тебе сообщим, кто такой Соломон? Это не работа психолога, это твоя работа, следователь!

Жанна, едва улыбаясь, приподняла руки ладонями вверх, направив их в сторону двери и склонила голову, как бы уступая дорогу Вере, но в подтексте предлагая ей убраться из кабинета. Вера не заставила себя ждать, но, поднявшись с табурета, бесцеремонно перегнулась через стол, открыла шуфляду и забрала оттуда засаленный блокнот. Жанна в ответ лишь ещё милее улыбнулась и проводила Веру из кабинета своим колючим взглядом.

7

Следующие сутки Вера провела в Архиве Инспектората. Из двух десятков стеллажей, плотно расставленных в небольшом помещении, четыре были заполнены коробками с учётными карточками живущих и умерших жителей Муоса. Большую часть карточек составляли те, которые были составлены сразу после Последней Мировой — во время первой и единственной переписи жителей Муоса, устроенной последним Президентом Беларуси. На рожденных после переписи тоже заполнялись такие карточки, но по мере уменьшения президентской зоны влияния всё меньше и меньше информации поступало в архив. Затем архив Муоса стал архивом Центра, а теперь — Архивом Республики. По мере расширения владений Республики карточки заполнялись и на новых граждан. Но даже с учетом этих пополнений всего три неполных коробки хватило на то, чтобы вместить информации о живых. Если человека не становилось — карточка из коробки извлекалась и перемещалась в одну из «мёртвых», которых здесь было намного больше. Да ещё две коробки — без вести пропавшие, то есть те, от которых не осталось даже трупов или, по крайней мере, отсутствовали очевидцы, достоверно наблюдавшие их гибель. Именно эти карточки больше всего интересовали Веру. Среди этой толщи бумаг она пыталась отыскать информацию о Соломоне, вернее, о том, кто пытался прикинуться полоумным вождём чистильщиков.

«Малицкий Иван, рождён в минус пятом году, информация о родителях не сохранена, по Переписи приписан к станции Институт Культуры, В пятом году окончил школу на станции Институт Культуры…. В тринадцатом году присвоен УЗ-6, в пятнадцатом — УЗ-5, в семнадцатом — разжалован в УЗ-9, в качестве раба сослан в Верхние Помещения Института Культуры… участник Великого Боя, ампутирована нога… за несанкционированное потребление и хранение опия сослан в Верхние Помещения Института Культуры… Во время выхода на Поверхность такого-то числа пропал. Последний наблюдавший — Якуненко Анна. Со слов последней, подвергся нападению хищников: был утащен живым в заросли, откуда звал на помощь в течении десяти минут. Степень вероятности смерти — 98 %…».

Вера читала эти посеревшие листки с выжатыми до скрипящей сухости людскими судьбами. Вся информация дословно откладывалась в её голове. Три десятка карточек об исчезновении мужчин с центральных поселений за последние семь лет. Она стремительно вышла из архива, унося в своей голове только ту информацию, которая могла оказаться нужной. В бешеном ритме её разум неустанно перекладывал виртуальные копии карточек, то обводя несуществующим маркером, то затушёвывая определённые графы. «Мещеряков Егор, плюс восьмой год… Станция Октябрьская… Ушёл с торговым обозом… Не вернулся… Яненков Осип… Поселение Питоново… Нападение бандитов, труп не найден… Капельчук Сергей…». Пока она шла узким сухим коридором, ведущим в бункер архива, она сократила список возможных кандидатов в Соломоны до двадцати человек.