Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Например? — Ада поворачивается к едущему с ней бок о бок по узкой тропинке Коннору, и тот задумчиво морщит нос.
— Думают, — наконец продолжает он, — если кузнец какой сторгуется с эльфом и продаст ему что из своего, ну или еще как оно у эльфа окажется, десять лет ему ничего достойного не выковать. Доспех тут же заржавеет, меч — переломится.
— А если другой кто перепродаст? Что же, так всю жизнь и трясутся, что попадет не в те руки?
— Все одно. А проклятье минует только если до эльфа вещь пройдет через четыре пары рук. Ну и любят же они все к четырем сводить, по числу своих царств... И давно еще, когда с эльфами в открытую воевали, оружия у павших врагов никогда не забирали. Для них такое в дом принести — все равно что на смерть и себя, и всю семью свою обречь. А если перековать что эльфийское — и того хуже.
Коннор стихает, и вместе с ним Ада тоскливо смотрит вперед, силясь разглядеть хоть что-то, знаменующее конец пути. Далеко перед ними, смутная из-за поднявшегося еще выше от воды тумана, виднеется фигура уехавшего далеко вперед рыцаря. И, разумеется, никаких признаков приграничного поселения, где они и надеялись отыскать идущее из Стеллунгфера купеческое судно.
Глаза бывшего кассатора, когда Ада украдкой смотрит на него, внимательно следят за мерно покачивающейся точкой, пока он не прикрывает их и не вздыхает. Беззвучно, но от Ады это не укрывается.
У нее нет сомнений, что его мысли за все время пути были до крайности схожи с ее собственными, а за возможность рассказать несведущей девушке пару историй о гномьем быте он ухватился столь поспешно лишь чтобы занять голову чем-то иным. Точно так же, как и она ухватилась за возможность слышать хоть чей-то голос в этой тяжелой могильной тишине, с каждой минутой становившейся все хуже и невыносимее.
За весь прошедший день ей так и не довелось увидеть лица Ричарда. Во второй занятой ими комнате уже не обнаружилось его вещей, а в стойле — коня. Чтобы избежать встречи с кем-то из них, он проснулся и собрался еще засветло, а чтобы скоротать время вдалеке от общества людей — вместе с конем обошел, похоже, весь редкий лесок у дороги. Оттуда он и показался уже верхом, стоило ему заслышать приближение остальных. Издалека Ада наблюдала за Коннором, в самом начале их пути поравнявшимся и попытавшимся перекинуться с ним парой слов, а следом вернувшимся смурнее тучи, когда вместо разговора рыцарь лишь пустил коня вперед.
— Ты останешься, — бросил Коннор наемнику, пытаясь не смотреть на следы ночных происшествий, цветущие синяком на его скуле и коркой запекшейся крови на губе, но быстро поправился: — Если хочешь.
Всю дорогу Блез ехал позади них, держался на расстоянии, словно в любой миг он готов был сорваться и пустить лошадь прочь, расставшись с ними навсегда. Это не было пустым волнением, после всего, что приключилось с ним этой ночью, подобное стало бы естественным порывом, за который его невозможно было осудить. Именно потому от малейшего звука, что издавала кобыла наемника, внутри у Ады все сжималось от страха и волнения. Лишенная возможности незаметно смотреть на него, она ерзала в седле и могла лишь гадать, насколько паршиво все складывалось. Уверена она была лишь в одном — все было паршиво, по ее догадкам — паршивее некуда.
И все же, немного сильнее ее волновало и заботило другое. Сегодня она так ни разу и не слышала его голоса.
— Постой, — Ада не выдерживает и вновь обращается к Коннору, когда мысли начинают обращаться к тому, что ночью натворила она сама. — Но как они могут быть кузнецами, если даже огня не разжигают в своем царстве?
— Иногда разжигают, — их сапоги почти соприкасаются, когда лошади вновь равняются друг с другом, — но мудрено. Нельзя в кузне окна делать, да и двери открытыми держать, пока огонь горит. И кто попало его разжигать не может, да и кузнецом быть. Только мастер, семье которого свое разрешение еще первый царь выдал. У них с этим строго, сам ты не выбираешь, кем становиться, с кем свадьбу играть и тому подобное…
— Будто здесь это иначе… — она успевает отвернуться прежде, чем он с удивлением смотрит на нее, и делает вид, будто ее привлекло что-то на поверхности реки. — Ну, то есть…
— Гляди, — Коннор усмехается, — мы вон с тобой выбрали против того, что за нас другие решали. Я теперь от Ордена похлеще абаддона мыкаюсь, а ты что? Станет кто тебя искать хоть?
— Нет, — не моргнув, врет Ада. — У родителей и другие заботы есть, не я одна. Узнают, что жива, да и успокоятся… Не принцесса ведь в самом деле, чтобы с собаками разыскивать, — она вздрагивает от неожиданной боли и лишь тогда замечает, как сильно сжала кулак. На бледной ладони остаются красноватые лунки от ногтей.
— Плохо. Для нас-то хорошо, вернее, — поправляется он, — но паршиво, когда можешь взять и исчезнуть, а о тебе и не побеспокоится никто. Неважно, принцесса ты или служанка...
Ада сглатывает и чувствует непрошенный горький ком, вставший в горле.
— Я их так и не видела никогда, — через силу она улыбается. — Еще когда в Венерсборг ехали, думали на корабле гномьем добраться. Только не по этой реке, а по той, второй, которая на севере. Мы на постоялом дворе остались, а сир Авил пошел с капитанами договариваться, — Ада тихо прыскает, уже по-настоящему, — а вернулся злой такой, весь красный как рак. Разругался со всеми там, решил, что они нас ободрать хотят, а потом еще глотки во сне перерезать, ну и остальное добро прибрать. Настоящий северный упрямец. Вот так мы по суше и поехали… Расскажи еще,
