Богиня пустыни - Кай Мейер

Доносившийся до Сендрин невнятный шум на несколько минут стих. Большая часть солдат стояла в строю недалеко от офицеров. Казалось, их парализовало сообщение курьеров. Офицерам также понадобилось время, чтобы найти нужные слова. Затем пустыню огласили резкие приказы, и вскоре группа из сорока или пятидесяти всадников пришла в движение. Сендрин поискала глазами Валериана, но издали все военные выглядели одинаково. На какой-то момент ей показалось, что она узнала его среди всадников, покидавших лагерь, но она не вполне была уверена в этом.

Оставшиеся — их было около сотни — получили приказ отдыхать. Немедленно были натянуты навесы от солнца, под которыми собрались небольшие группы солдат. Они курили или играли в карты. Около двадцати фургонов установили кругом для защиты от возможного нападения. Тот факт, что было выставлено только несколько часовых, позволял предполагать, что на самом деле атаки не опасались.

Сендрин много бы отдала за то, чтобы узнать, какие новости принесли курьеры. Ускакавшие всадники были вооружены, но непохоже было, что они отправились сражаться. Сендрин заметила среди них как минимум троих врачей.

Прошло несколько часов, прежде чем мужчины вернулись. Некоторые из них с окаменевшими лицами докладывали что-то своим начальникам, другие сразу же отошли в сторону и отказывались сообщать любопытным подробности увиденного. Вместо того чтобы присоединиться к другим, они собрались в кучки чуть в стороне и почти не разговаривали друг с другом. У Сендрин было такое впечатление, что некоторые из них находились в шоке. Что-то повлияло на них таким образом, что они не могли произнести ни слова и только неподвижно смотрели на пустыню. Им явно нужна была помощь врача, но медиков, отправленных с группой солдат, похоже, не было среди Прибывших. Валериана также нигде не было видно.

Была послана следующая группа, на этот раз ее возглавлял командир отряда. За ним следовали пять фургонов и около сотни всадников. Сендрин предположила, что в фургонах находились медикаменты.

Солнце уже давно стояло в зените, когда вернулись некоторые из солдат. Лицо командира посерело, он молча спрыгнул с лошади и вместе с офицерской верхушкой зашел в палатку. Жара стала невыносимой — Сендрин решила, что было около сорока градусов. Несмотря на это, в лагере царило сильное беспокойство. Солдаты из второй группы все еще оставались вместе, многие из них спали, возможно под воздействием успокоительных средств, выданных врачами. Очевидно, они получили приказ не говорить о том, что видели.

Сендрин тем временем выпила всю воду кучеров. Она оставила фляги открытыми, чтобы мужчины подумали, что их содержимое вытекло. Почти так же, как жажда, ее мучило любопытство. Хотя она целый день наблюдала за поведением людей в лагере, ей все еще не удалось узнать ничего определенного — все разговоры велись на слишком большом от нее расстоянии. Подобраться поближе при свете дня было невозможно.

Итак, она ждала наступления темноты. Ее мучила неизвестность, и стало почти безразлично, обнаружат ее или нет. Едва солнце скрылось за плоскими гребнями холмов, она выбралась из фургона и проворно проскользнула к группе никем не охраняемых верблюдов. Они лежали в двадцати метрах от нее во временном загоне, устроенном из жердей и канатов. Сидя на корточках, она под прикрытием животных переждала, пока лагерный патруль пройдет мимо, затем отвязала одного из верблюдов. Тот протестующе засопел, но никто из солдат, спавших у костров или в палатках, этого, кажется, не заметил. Сендрин замотала в покрывало несколько копченых колбас и положила их в седельные сумки. Затем она оценила на вес резиновую флягу, оставленную хозяином животного. Она была полна лишь наполовину.

Сендрин на несколько секунд закрыла глаза, затем, волнуясь, набрала полную грудь воздуха и взобралась на спину верблюда. За прошедшее время Сендрин натренировалась в обращении с животными. Верблюд тотчас поднялся и двумя широкими шагами переступил через канат ограждения. Сендрин, не оглядываясь, направила животное из освещенного круга по самому короткому пути.

Лагерь располагался в неглубокой долине, склоны которой в случае нападения можно было использовать как защитные валы. Когда Сендрин поднялась на восточный склон, она увидела, что долина с ее редкой травяной растительностью была последним клочком земли; сразу за ней начиналось освещенное звездами море дюн, подобное тому, что она видела в своих снах. Большую часть следов, которые вели из лагеря вперед, на восток, уже развеял ветер. Тем не менее Сендрин увидела кое-где между дюнами глубокие борозды, оставленные в песке фургонами. Она следовала по ним, поторапливая своего верблюда.

Во второй половине дня беспрерывно отправлялись и снова возвращались в лагерь группы солдат, так что в конце концов Сендрин потеряла им счет. Она не знала, вернулись ли солдаты вечером, как не знала и того, охранялось ли то неизвестное место, к которому она теперь спешила.

Она проехала верхом два или три километра, прежде чем дюны стали плоскими, перейдя в большую равнину. Здесь земля была твердой, пронизанной паутиной трещин, словно дно высохшего озера. Она позволила верблюду бежать медленнее, чтобы он не поранил копыта на жесткой земле.

Через два километра она заметила что-то в песке. Звездный свет падал на поверхность земли и, отражаясь от нее, создавал мерцающую бело-синюю подсветку. Этот таинственный свет, казалось, больше скрывал, нежели обнажал, но, несмотря на это, можно было отчетливо рассмотреть то, что торчало перед Сендрин из земли.

Издалека это выглядело согнутой веткой или остатками засохшего куста. Но, подъехав поближе, Сендрин поняла, что это была рука человека.

Она не лежала отдельно в песке, нет, она принадлежала телу, скрытому землей, кривая, с судорожно сжатыми пальцами, похожими на конечности мертвого тарантула.

Сендрин в панике осматривалась вокруг, и, хотя не было никого видно, она не решилась спуститься с верблюда и рассмотреть странную руку поближе. Теперь она дрожала всем телом, хотя уже давно накинула на плечи одеяло. Если станет холоднее, у нее еще оставалось покрывало с седла.

Но ее дрожь была вызвана, конечно, не холодом, даже если она и не хотела себе в этом признаться. Вид руки был сам по себе достаточно неприятен, но то, что она увидела через сто метров, потрясло ее до глубины души.

Впереди была видна верхняя часть туловища женщины, наклонившейся так, что ее спутанные косы касались земли. Ее руки были раскинуты в умоляющем жесте, а когда Сендрин присмотрелась внимательнее, она увидела под грудью женщины трупик грудного ребенка. Он только слегка был присыпан землей. Женщина, должно быть, до последнего держала его в своих руках. К этому времени земля русла реки — это, скорее всего, было именно оно — уже затвердела.