Дайте нам крылья! - Клэр Корбетт

Сойка оставила Пери и Хьюго и двинулась прочь, не сказав, куда и зачем. Пери заметила, что местные летатели вообще ничего ей не говорят — вернее, говорят только то, что касается ее прямо.

— Погодите, — окликнула ее Пери. Сойка обернулась. — Что решили Беркут и Нико насчет меня?

— Мы еще не приняли решения. Но ведь и ты тоже.

И Сойка исчезла за деревьями.

Пери посмотрела на ребенка — на своего ребенка — словно он вдруг стал ей чужим. Хьюго посмотрел на нее в ответ — глаза у него были глубокие, как небо.

— Ты все знал, — сказала Пери. — Ты все знал с самого начала, так ведь?

Хьюго одарил ее своей ослепительной улыбкой.

Как же я раньше не догадалась? Иногда мне приходило в голову, что Хьюго, по сути дела, мой сын — но тогда я думала, что сошла с ума…

Она взяла Хьюго на руки и прижала к себе. Он погладил ее по плечу крошечной прелестной ладошкой.

Уложив Хьюго спать, Пери побежала искать Беркута и нашла его на лужайке, куда они приземлялись. Он был один и собирался улетать. Пери видела только его силуэт — темный на фоне синего ночного неба.

— Беркут! — окликнула Пери ломким от злости голосом: она сама не понимала, кто она теперь. Чувствовала себя астероидом или планетой, выбитой с орбиты и ищущей себе новое место; теперь она была центром притяжения, а Хьюго вращался вокруг. Пери больше не была чьей-то луной, дополнением к чужой жизни, которому в любой момент можно найти замену.

Беркут пристально глядел на Пери, которая решительно подошла к нему и со всей силы ударила его кулаком в грудь — раз, другой, третий. Перехватил ее за запястья.

— Прекрати, — нахмурился он. — Больно же.

— А мне, думаешь, не больно?! Ты хотел меня бросить! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Беркут крепко держал ее.

— Отпусти!

Он разжал пальцы, и руки у Пери бессильно упали.

— Не собирался я тебя бросать.

— Нет, собирался!

— Нам надо было все проверить.

— И как вы думали поступить?

— Я видел, кого за тобой послали. А еще ты появилась очень вовремя — как раз перед нашим вылетом, — так что нечего тут обвинять меня в излишней бдительности. К тому же все мы — и ты в том числе — считали, что Хьюго даже не твой ребенок. Очень странная картина, согласись, — а ты хотела, чтобы мы решили, будто так и надо!

Пери рухнула на траву.

— Похоже, ты не только на меня злишься.

— Да ну?! — процедила Пери. — Какой ты у нас проницательный! Между прочим, Питеру мне не только врезать хочется. Я его убью. Убью! — Она стиснула кулаки. — За все, что он сделал… — Голос у нее сорвался. — Честное слово, убью! Вот честное слово!

Беркут положил ей руку на плечо. Пери ее стряхнула.

— Ты мне не веришь, да? Думаешь, кишка у меня тонка убить Питера — после всего, что со мной было?!

— Пообещай мне кое-что.

— Что?! — оторопела Пери.

— Если решишь еще раз стукнуть меня или наброситься, смотри, чтобы я тебя видел, ну, как сегодня. Никогда не нападай из засады.

— Почему?

— Иначе я сначала прихлопну тебя, а потом уже буду думать. А я не желаю тебе зла.

— О-о, спасибо, что снисходишь до меня, недостойной!

— Да ничего я не снисхожу, ты, мелкая безмозглая… — Беркут умолк и перевел дух. — Да, хорошо, я отношусь к тебе снисходительно. Пери, я вдвое тебя крупнее и к тому же тренировался и умею… — Он снова осекся, сел рядом с ней на траву и отвел от ее лица пряди волос. — Пери, я спас тебя во время бури. И я всегда буду перед тобой в долгу — куда больше, чем обычно бывают должны друг другу взрослые люди. Так уж вышло. Как ни странно, когда делаешь человеку что-то хорошее, то потом ты ему обязан, а не наоборот.

— Как у меня с Хьюго?

— Да. Кто-то когда-то говорил мне, что если хочешь привязать к себе человека, заставь его что-нибудь для тебя сделать — правдами или неправдами. Люди постоянно обманываются и попадают в западню — служат другим в расчете, что их за это полюбят, но на самом деле только сильнее влюбляются сами с каждым добрым поступком.

— Как-то это цинично.

— А вот и нет. Так уж устроена любовь. Тут дело не в свободе, не в равенстве, не в эгоизме, когда две независимые личности сходятся, ищут равновесие, дают и берут друг у друга поровну: такое — взаимовыгодный договор, не любовь, а бухгалтерский учет. Любовь есть служение, а иначе это не любовь. А я много думал о служении. Вся моя жизнь была такой. Чем больше от тебя требуют, тем больше ты даешь. И тем больше любишь. Ты — мать, ты меня понимаешь. Тот, кого ты любишь — это тот, кто захватил тебя целиком, кто рисковал твоей жизнью.

Пери прислушалась к шелесту травы на теплом ветру. В темном небе на востоке мелькнула летняя молния — словно белый водопад упал с далеких лиловых небесных утесов.

Так вот почему Питер и Авис никогда не думали о Хьюго, а я думала. И думаю. Я этого никогда не понимала. Им ни от чего не пришлось отказываться, они ничем не рисковали, и чем меньше они для него делали, тем меньше его любили. Я-то считала, все наоборот и они ничего для него не делают, потому что не любят его. Наверное, они и сами так думали. Может, даже задавались вопросом, что в них не так. Если бы они всего-навсего притворялись, будто любят его, изо дня в день, — мыли ему попу, купали, кормили, вставали к нему по ночам, — любовь пришла бы сама. Хочешь любви — изволь потрудиться.

Пери стиснула пальцы Беркута и поднялась.

— Пойду посплю.

На следующее утро Пери посадила Хьюго на пляж у реки и стала его рассматривать — раньше она не осмеливалась так пристально, так внимательно вглядываться в каждую его черточку. Она и раньше перебирала его пальчики, щекотала живот, целовала в нос — когда Питера и Авис не было рядом, — но так и не позволила себе подробно-подробно рассмотреть его, как всегда делают молодые родители, исследовать все-все, убедиться, что каждая его черточка идеальна, подумать, на кого из родни он похож. Пери боялась это делать — наверное, боялась слишком сильно полюбить его, или полюбить как-то не так — да и какой смысл разглядывать, как он выглядит? К ней это не имело отношения.

А теперь Пери смотрела на него новыми глазами. Она — его мама. Хьюго связал Пери с ее родом, с родителями, с бабушками и дедушками, которых она не знала. Он был живым письмом из прошлого, но прочитать его она не могла. Чуть-чуть миндалевидные глаза, пухлая верхняя губа, рот, похожий на полураспустившийся мак, нежные веки с лиловой тенью по краю, словно тонюсенькие ракушки, — чьи это черты? Высоченный лоб — это, конечно, от Питера, узы, соединяющие Пери с ним и с поколениями его предков, накрепко скованные, нерушимые.

Вчерашний гнев так и не угас. Питер все знал, а ей не говорил. Он занимался с ней любовью, когда она уже была беременна, и ничего ей не говорил. А как же Авис — она тоже в этом участвовала?! Не в этом ли разгадка ее холодности? Только с какой стати Авис стала бы с этим мириться? Питер сделал ей, Пери, ребенка и подстроил так, чтобы она носила Хьюго, считая, что он не ее сын. Питер все знал и молчал. Это он украл у нее Хьюго. Это он преступник.

Пери провела руками по ножкам Хьюго — будут длинные. Это и в нее, и в Питера. Пальцы с круглыми плоскими кончиками, словно у лягушки, и темные блестящие волосы, и чуточку квадратное лицо, и волевой подбородок — это все ее. Как же она раньше не замечала? Она не высматривала в нем сходство и не поверила бы, если бы увидела. По некоторым детям с самого рождения видно, какими они вырастут, но Хьюго был просто идеальным младенцем, воплощением детства — и все. Каким станет его лицо, когда он вырастет, пока оставалось тайной.

Пери снова взяла Хьюго на руки и уткнулась носом ему в затылок и шею. И уловила только его собственный аромат — песочного печенья — и запах речной воды и песка. Ей было нипочем не понять, нипочем не поверить, что теперь ей не просто дозволено любить Хьюго — теперь это ее обязанность, это от нее требуется. Попробуй привыкни к такому…

Какая разница между тем, чтобы любить Хьюго по своей воле — и быть обязанной его любить? Что это за чувство? Правда, Пери сомневалась, что у нее когда-нибудь был выбор. Но теперь его уж точно нет — теперь они связаны неразрывно. Какое облегчение — и не просто потому, что не надо его возвращать, а потому, что она не сможет его вернуть.

Ее родители, наверное, думали, что поступают правильно, когда отказывались от нее, а она точно знает, что они ошиблись. Она бы ни за что не поступила так с Хьюго.

Уже вечерело, когда за Пери пришла Сойка; Пери весь день провела у реки с Хьюго — играла с ним, кормила его, подремала рядом с ним, пока он спал после обеда. Помыла ему голову — пришлось собрать мыльную воду в тазик, который дала Сойка, а потом, пристроив Хьюго на бедро, отнести тазик к помойной яме, которую вырыли подальше от реки: так учила Сойка.