Изначальное желание - Дмитрий Денисов

— Как хотят, так и называют, — широко развел я руками, будто жаждал объять весь мир. — Слов много.

— Но среди них много обидных, — напомнил он.

— Нет обидных слов, — поправил я. — Есть лишь обижающиеся люди.

— Странный ты, — коротко отметил он.

— Как и ты, добавил я. — Но не это важно.

— А что? — благоговейно прошептал он, неотрывно глядя на меня.

— Просто слушай, — таинственным голосом посоветовал я. — И быть может, услышишь чудо…

Он замер, прислушался. Поднял на меня огорченный взгляд.

— Я ничего не слышу.

— Вот именно, — пояснил я, всем видом призывая сосредоточиться. — Ничего ты, Карл, не слышишь. Потому что не прислушиваешься. Ты просто соберись, отринь иные мысли. И быть может, услышишь, о чем они поют…

Былой солдат удивленно вскинул брови. Но после посерьезнел, насупился, приподнял голову. И замер. Я с трогательной улыбкой следил за ним. А из окна таверны лилась красивая песня, вплетенная в мелодичную музыку.

Мы прошлое помним, мы в прошлое верим,Мы жили когда-то и там.Мы часто спешим распахнуть эти двериКак вход к позабытым мирам.

Мы в прошлом сражались, мы в прошлом любили,Мы знали, что мы победим.Мы делали все, лишь бы нас не забыли,Вот все, что мы только хотим.

Знавали мы радость, терпели мы муки,Играли мы лихо с судьбой.Все наши желанья — то вызов злой скуке,Борьба с суетой за покой.

Покой наступает — достигли желанья,Но что-то сжимает виски,И снова стремление, снова старанье,И снова побег от тоски.

Бегут дни за днями, уходят столетья,Но память мы свято храним,Как будто поныне мгновения этиКлубятся вокруг словно дым.

Мы в дымке былого не ведали чуда,Не верили громким словам.Но так уж случилось — совсем ниоткудаТо чудо явилось и нам.

И поняли мы: наша жизнь — это чудо,Вся жизнь — драгоценнейший дар.Все то, что свершилось, что есть и что будет,Будь молод ты, или стар.

Мы прошлое помним, мы в прошлое верим,Мы были когда-то и там.И яркими днями мы жизнь свою мерим,Не ведая счета годам.

Песня закончилась, но музыка все еще лилась, словно живительный ручей. Каждый утолял в нем жажду. Каждому хватало его волшебных вод. Даже искалеченному жизнью солдату. Карл сидел с раскрытым ртом и часто хлопал глазами. Изумлению его не было предела. А еще восхищению. И надежде. Он раболепно прошептал:

— Я столько лет сижу здесь, но такую песню слышу впервые.

Я не ответил.

Он медленно повернул голову, в надежде высказать мне свои мысли…

И вздрогнул.

Рядом никого не было.

Он поискал глазами, но тщетно.

Никого!

Ни меня, ни моих следов, ни моего имени.

Лишь просто память обо мне.

Карл понуро склонил голову. И вдруг его внимание привлекла его же вещица. Перед ним темнел старый подшлемник, который до этого лежал сбоку. Верный испытанный друг. Дорогой, как воспоминания. Он помнил многие битвы, в которых участвовал его хозяин. Он помнил вкус его крови, крепость его пота, и даже соль его слез. Но такого он не помнил. О таком он и помыслить не мог, даже если б и умел мыслить. Даже никто из людей не мог о таком помыслить, хотя им дано мыслить.

Лишь я.

Но меня уже не было.

Карл недоуменно посмотрел на ветхий чепец, протянул руку, осторожно отодвинул край.

И вдруг приглушенно вскрикнул.

Чепец наполнился тяжелыми золотыми монетами.

Былой солдат не мог поверить в происходящее. Он сдавленно и невнятно охнул, сглотнул. Тяжело дыша, приподнялся на сильных руках и принялся всматриваться в ночь, словно выискивал в ней чуда. И не понимал — ночь уже есть чудо. Сегодняшняя ночь, как часть его жизни. А не рваный плащ, который призрачно растаял в ней. И не его странный обладатель, который избавился от невыносимой тяжести, и тут же облегченно канул во тьму.

Карл все смотрел и смотрел. Но ничего не происходило. Он чего-то ждал. И не понимал, что уже дождался того, чего ждал. Ведь он дождался чуда. Ночь отзывалась летним теплом и приятными дуновениями ветерка. Поодаль шелестели сады, наполняя воздух ароматами спеющих яблок, слив и груш. С далекой реки ползла прохлада, остужая горячий накал ушедшего дня. Звезды весело приплясывали вокруг луны, под звуки флейт и лютен, под стук литавр и кастаньет. А из распахнутой настежь двери сочилась веселая музыка и красноватый свет. И чей-то голос пел так чудесно:

Мы прошлое помним, мы в прошлое верим,Мы были когда-то и там.И яркими днями мы жизнь свою мерим,Не ведая счета годам.

Часть вторая

1 Рыцарские забавы

«Кто жаждет истинной победы,

Тот не боится проиграть».

Высоко в небе светит щедрое солнце. Светит, и с ужасом смотрит вниз. А под ним…

Ревут медные и бронзовые трубы. Ревут многотысячные трибуны. Люди вскакивают со своих мест, вопят, стучат кулаками по скамьям. А на ристалище посыпанная песком земля дрожит и взрывается под огромными подковами могучих коней. Они несут на себе тяжелые нагрудные пластины, призванные уберегать от случайного удара копья. А также седоков, призванных держать эти копья. Седоки тоже сверкают дорогими доспехами: либо яркими и блестящими, либо воронеными. Они несутся навстречу друг другу, будто влюбленные сердца после долгой разлуки.

Да только странная та любовь…

С ужасающим грохотом сшибаются конные поединщики. Летят брызгами щепы, летят вопли и крики зрителей, летят платки и ленточки прекрасных дам. А иногда летят и рыцари, мастерски выбиваемые из седел. И такое, порой, летит из-под глухих забрал…

Срываются в хрип длинные трубы, звонкоголосые герольды надрывно кричат, стараясь переорать горнистов. А горнисты с выпученными рачьими глазами и красными от натуги лицами силятся заткнуть герольдов.

Над головами с хлопаньем реют родовые знамена рыцарей и королевские штандарты. Повсюду снуют пажи и сквайры, разодетые в красочные одежды соответственно геральдическим цветам сюзерена. Они помогают им облачаться в доспехи: застегивают ремешки, подгоняют шлема, затягивают шнуры, подносят копья. Либо наоборот — стаскивают с коня едва живого рыцаря. Очень часто он напоминает рака, запеченного в скорлупе и собственном соку. Сквайры снимают его шлем, развязывают подшлемник, обдувают веерами изможденные лица. Или обливают из кувшинов, приводя в чувство.