Тысяча Сынов - Грэм Макнилл

В центре этой трясины Магнус увидел огромный металлический предмет — покрытый ржавчиной корпус космического корабля, поднимавшийся наподобие железной скалы или медленно тонущего океанского лайнера. Внутри уже появились очаги гниения, и в омертвевшем сердце корабля устроило себе логово какое-то чудовищное существо. Что это могло быть, Магнус не имел ни малейшего представления, но, глядя на мерцающий блеск металла, он сознавал, что оружие возмездия работы чужаков уже там.

Эта мысль наполнила его сердце ужасом, потому что в следующее мгновение послышалась болтерная стрельба и к потерпевшему крушение космическому кораблю вышел отряд воинов в доспехах Лунных Волков. Во главе отряда шел брат, Хорус Луперкаль, и Магнус начал громко кричать и махать руками. Но Хорус не замечал его, как это часто бывает в отрывочных видениях будущего, которое может и не наступить.

Хронология событий раскололась, и получился ряд выхваченных наугад пиктов: отвергнутый друг, обратившийся в злейшего врага; Тронный зал или капитанский мостик; возлюбленный сын, сраженный мечом предателя, и тусклый блеск стального клинка, готового нанести удар, который изменит Вселенную; любимый отец, сраженный сыном-мятежником.

Он увидел высокий храм — гигантское восьмиугольное здание с восемью башнями, на которых горели огни, и круглым куполом между ними. Вокруг этого обиталища лживых богов собралось множество людей, а перед бронзовыми воротами стояли Астартес в доспехах из керамита. Широкий пруд блестел, словно в нем было налито масло, на берегу о чем-то спорили два воина, а в воде дрожало отражение месяца.

Гулкий смех прогнал видение, и перед Магнусом вновь предстала гигантская фигура Хоруса Луперкаля. Но это был уже не его брат, перед ним явилось чудовище, первобытная разрушительная сила, угрожавшая огнем всем великим замыслам отца. Каждый взмах его когтистой лапы уничтожал целые миры, и пламя войны смертельной инфекцией распространялось по всей Галактике. Словно обезумевший дирижер, исполняющий симфонию краха, Хорус дотла сжигал Империум и сталкивал братьев в смертельных схватках.

Магнус всмотрелся в существо с лицом Хоруса, но не нашел в его облике ни малейших признаков благородства брата, только ненависть, злобу и тоску. Взгляды Магнуса и существа пересеклись, и он увидел, что в зрачках Хоруса полыхает желтое пламя.

— Ну как, братец? — спросил Хорус. — Тебе нравится снова смотреть на мир, как ты когда-то смотрел?

— Как всегда, Хорус, — ответил Магнус. — Я там, куда мне захотелось попасть.

— А, твое тщеславие, — сказал Хорус. — Это простейшее из искушений.

— Кто ты? — решительно спросил Магнус. — Ты не мой брат.

— Еще нет, но скоро буду, — с издевательской усмешкой ответил монстр. — Новая луна ждет, чтобы Кхенти-ирти снова превратился в Мекхенти-эр-ирти.[71]

— Опять загадки, — сказал Магнус. — Да ты просто еще один хищник из варпа, совокупность базовых импульсов и желаний, обретшая форму. И я где-то уже слышал это имя.

— Но тебе неизвестно, что оно означает.

— Я узнаю, — пообещал Магнус. — Для меня нет тайных знаний.

— Ты так считаешь?

— Да. Мой брат никогда не учинил бы подобное безумие.

— Тогда ты плохо его знаешь, потому что все это происходит уже сейчас. Планы Изначального Разрушителя уже приведены в действие, уже расставлены ловушки гордыни, тщеславия и гнева, чтобы заманить в сети сознание рыцарей, которым предстоит свергнуть короля.

— Ты лжешь.

— Разве? — рассмеялся Хорус. — Зачем бы я стал тебя обманывать, брат? Ты же Магнус, примарх Тысячи Сынов. Для тебя нет никаких тайн, нет недоступных знаний. Ты же сам так говоришь. Ты можешь постичь сущность сказанного, и я это знаю. Хорус Луперкаль всех вас предаст. В погоне за властью он зажжет огни войны во всей Галактике. Ничто не уцелеет, и от супертяжелого ядра Галактики до умирающих звезд на самых окраинах останется только ядерный котлован Хаоса.

— Где произойдет это загадочное превращение? — спросил Магнус, стараясь скрыть возрастающий ужас.

— На маленьком спутнике, — хихикнул монстр. — В системе Давин.

— Если даже все это правда, почему ты мне рассказываешь?

— Потому что это уже началось, потому что я наслаждаюсь твоими страданиями и потому что уже поздно останавливать процесс, — ответил Хорус.

— Это мы еще посмотрим, — заверил его Магнус.

Он открыл свой глаз, и чудовище с лицом Хоруса исчезло.

Вокруг с испуганными лицами столпились Ариман и воины Сехмет.

— Мой лорд! — воскликнул Ариман. — Что случилось?

Рука Магнуса метнулась к лицу, где была отмечена его жертва, принесенная много лет назад. Кожа по-прежнему была гладкой и нетронутой, безо всяких следов совершенства, которым его световое тело наслаждалось в Великом Океане.

Магнус отмахнулся от помощи воинов и поднялся на ноги. Он слышал шелест песчинок в часах Галактики и на мгновение услышал звон бронзового хронометра с треснувшим стеклом и перламутровыми стрелками.

— Нам пора идти, — заявил он, оценив окружающую обстановку по следам пролитой воды.

— Идти? — переспросил Ариман. — Но куда?

— Необходимо вернуться на Просперо. Нам предстоит много дел, а времени осталось совсем мало.

— Мой лорд, это невозможно, — возразил Ариман.

— Невозможно?! — взревел Магнус. — Это слово неприменимо ко мне, Азек. Я Магнус Красный. Для меня нет ничего невозможного.

Ариман покачал головой:

— Я не это имел в виду, мой лорд. Нас снова вызывают в амфитеатр. Скоро будет оглашен приговор.

Показались звезды, но большая их часть скрылась за сернистыми облаками. Ариман не мог избавиться от впечатления, что они стыдятся смотреть на проходивший внизу спектакль. После внезапного недуга, сразившего Магнуса, он не прекращал попыток восстановить в памяти видение, неясно маячившее в дальнем уголке его сознания.

Несмотря на все старания, видение не становилось отчетливее, и хотя Ариман прекрасно знал, что дальнейшие усилия только отодвинут его, стремление узнать больше перевешивало все разумные доводы. Неизвестно, что совершил Магнус, но это касалось его брата-близнеца, а все подробности скрывались в глубоком колодце памяти.

Радостное возбуждение тысяч собравшихся в кратере вулкана, вызванное выступлением Магнуса, быстро сменилось тягостным молчанием.