Шалопаи - Семён Александрович Данилюк

дорисовала над котлом пар, извившийся в слово «Коммунизм». Подписала. Передвинула листок на прежнее место.

– Возвращаю. Теперь, если попадет во вражеские руки, мимо коммунизма пролетим вместе.

Это был жест, отделивший их от всех прочих.

– Поскольку мы теперь соучастники, может, согласишься всё-таки поужинать со мной, – буркнул он. – Обязуюсь не приставать.

– Вот тебе раз! Сначала статистику в ресторане обсуждать собрался. Теперь того хлеще – «приставать он не будет!» Зачем тогда вообще девушку смущать?

Увидел запрыгавших чёртиков в её глазах – предвестников насмешки.

– Во ты у меня где! – Котька полоснул ребром ладони по горлу. – По утрам на работу бегу, как пацан, лишь бы тебя увидеть. Хотя… и пацаном такого не знал. А если нет, так и…

– Да согласна, согласна, – успокоила его Малиночка. – Только чтоб ухаживать как кавалер. А не как завотделом. Без всяких перестроек и ускорений.

Восхищенный Павлюченок, набравшись смелости, благодарно сжал под столом её руку. Она высвободилась. Но не сразу и как бы неохотно. От этого Котьке сделалось чудно.

– Никуда больше тебя не отпущу! – заявил он, восхищённый. – Схвачу и не выпущу.

– Попробуй, – согласилась она.

С этого дня Котькина жизнь переменилась.

Ничего, кроме Малиночки, для него больше не существовало. То есть он добросовестно, в соответствии со штатным расписанием, выполнял свои обязанности, но делал всё это словно на автопилоте, с нетерпением ожидая минуты, когда увидит её. Под любым предлогом забегал в Школьный отдел. Просто чтоб незаметно дотронуться до плеча или до руки. Вечер же превращался в непрерывный праздник. Первым, «по звонку», стал убегать с работы. Мчался по «блатным» складам и подсобкам.

Груженный пакетами, детскими игрушками, с неизменным букетом, поджидал возлюбленную возле её подъезда. Заваливал их с дочкой дефицитными шмотками. Попытки Малиночки перекрыть поток дорогих подарков Котьку обижали: – Я что, кому попало дарю? Подарок любимой – это праздник для самого себя.

Всё чаще не возвращался он домой, оставаясь ночевать у любовницы. Но этого ему было мало. Хотелось вовсе не расставаться. Не проходило дня, чтобы он не уговаривал Малиночку сойтись окончательно и начать жить как единая семья. Более здравомыслящая подруга долгое время возражала, хорошо понимая, чем это грозит их комсомольской карьере. К тому же сама одиночка, понимала, каково Котькиному ребёнку будет расти безотцовщиной. Но Котька был настойчив. А какая женщина не мечтает о личном счастье?

В конце концов, бурный натиск неистового возлюбленного смёл преграду. Малиночка согласилась выйти за него замуж.

После этого Котька Павлюченок решился на развод.

Поздно ночью по возвращении на крепком подпитии объявил жене, что любит другую, которая его, Павлюченковские, душевные искания не только способна понять, в отличие от некоторых, не будем тыкать пальцами, но и полностью разделяет. А эти некоторые, кстати, и вовсе непорядочны, поскольку в целях достичь заветной цели – завладеть его, Котькиным, вожделенным телом, не брезговали никакими запрещенными методами, в том числе шантажом. Хотя от сына он не отказывается. Но ребёнок – не вопрос. Алименты, игрушки, прочие ля-ля – это ноу проблем. Так что отговорила роща золотая, – к утру, любезная-постылая, просьба освободить палубу. На этот раз окончательно и бесповоротно. И – давайте не будем!

Выпалив все это на едином надрыве, откинулся в кресле и, как был в «тройке», засопел.

Наутро Котька проснулся от сдержанных голосов: хныкал малолетний Илюшка, что-то тихонько выговаривала ему мать. Он вышел в коридор. Там среди приготовленных двух чемоданов и нескольких набитых тряпками авосек припухшая, непричесанная Сонечка, сидя на корточках, старательно, зубами, пыталась развязать узел шапочки, что затянул себе на шее сын.

– Вы куда? – тупо спросил Павлюченок.

– К маме, конечно, – Сонечка поднялась, – ей удалось, наконец, распутать узел. – Поможешь вещи до автобуса донести? А то Илюшка хандрит спросонья, на руках тащить придется.

Будто в подтверждение ее слов, сын засеменил к отцу и уткнулся в его колени.

Котькино сердце сжалось.

– Но – как это? Надо бы обсудить, – против воли забормотал он.

– Да что еще обсуждать? – Сонечка разогнулась, измученная. – Ты всё вчера высказал. Я думала, смогу тебя привязать. А если уж так… Да чего там? Короче, пусть всё, чего хочешь, сбудется. Может, и впрямь всё дело в нас с Илюшкой. А с другой у тебя как по маслу потечёт. Будете с ней по ночам повестку бюро обсуждать! – не удержалась она.

– А вот этого не надо! – взвился Котька, изготавливаясь к привычной, с взаимными упреками сваре.

Но жена вместо очередной колкости, что приводили его в неистовство, лишь устало прикрыла глаза, подошла к сыну: – Чего уж теперь в самом деле? Пора выходить. Так проводишь или?..

– Присядем на дорожку, – заискивающе предложил Котька. Сам понял, что сморозил глупость. Чувствовал он себя неуютно. Если б она скандалила, как прежде, было бы куда легче, а сейчас душа его раздиралась пополам. Та, что вчера восторженно трубила освобождение, продолжала торжествовать. Но другая впала в уныние. Впрочем, дело оказалось решено. Пусть так, неловко, но решено. И он сегодня же, да что там? немедленно сможет не таясь перебраться к любимой.

– Квартиру я тебе оставлю, – пообещал Котька.

– Договоримся, – Сонечка подхватила на руки сына.

В дверь резко позвонили.

Супруги удивленно переглянулись. Пожав плечом, Павлюченок подошел к двери, распахнул и – отпрянул. В проёме стоял Робик Баулин.

– Ты чего это с утра пораньше? Если насчет похмелиться, так у меня иссякло, – неуверенно пошутил Котька.

Робик шаркнул глазом по прихожей.

– Забери Илюху, – обратился он к Сонечке. – У нас тут мужской разговор предстоит.

Сонечка испытующе посмотрела на мужа. Но Баулин нетерпеливо подхватил на руки ребенка, втиснул его матери и, несмотря на попытку ее упереться, выдавил из коридора.

– Ты чего себе позволяешь с моей женой? – нахмурился Павлюченок. Пытаясь сообразить, чем вызвана подобная развязность.

Баулин шагнул к нему:

– Ну, здравствуй, ворюга несусветный!

– Ты о чем это?! – возмутился Павлюченок. Сердце его тревожно вспорхнуло. Он уже всё понял и отчаянно струсил.

Конечно, те самые комбинатовские деньги. Котька помнил о долге и даже пытался записывать расходы, в надежде погасить недостачу. Но после того как в жизнь его вошла Малиночка, плотину смыло. Голова кружилась, и он будто с горы полетел. Вместо погашения долга принялся черпать деньги из сейфа вовсе без счёта, бездумно.

И когда неделю назад Баулин вскользь сообщил ему о предстоящей сверке, Котька не то чтоб не услышал, но как-то упустил из виду. Собирался перехватить у безотказного Поплагуева. Но с утра не застал, а к вечеру опять стало не до того. Всё казалось – времени полно.

– Я тебя предупреждал, что будет ревизия? – Баулин потряс актом согласования. – Предупреждал? Так не взыщи!.. Вскрыли твой сейф! По документам – крупная недостача!

– Оп-ля-ля! – выдохнули за дверью. – Сонечка подслушивала.

– Сколько всего «привлечёнки» раздербанил?

– Почти всё. Где-то под три, – уныло признал Павлюченок.

Из соседней комнаты донеслось перханье.

– Один или?..

– Нет! – выкрикнул Котька. – Она ни при чем! Она не знает.