В преддверии бури - Ирэн Рудкевич

— Остальное тоже царапины?

Ухмылка стала шире.

— Большая часть.

Разговор снова не клеился. Влад, прекратив ухмыляться, снова отвернулся, я, чтоб хоть как-то отвлечься от холода, принялась создавать невысокие, изящные фонтанчики, выстреливающие вверх из завихрений бурлящей воды.

Не знаю, на что надеялась хитрая номадка, отправляя меня сюда, но план её трещал по всем швам. Влад явно не был рад моему появлению, а меня так и вовсе переполняло возмущение. Мало того, что я оказалась в столь глупой ситуации, так ещё и к сенотам теперь по темноте тащиться придётся. А вдобавок это нелепое и обидное падение — что, если так и не смогу на ногу опираться?

— Пора, — прервал мои размышления Влад.

Я с осторожностью вытащила ногу из воды, удивлённо подняла брови — отёк почти полностью исчез. Оборотень придвинулся, со всех сторон оглядел коленку.

— И вправду заживёт, — удовлетворённый осмотром, констатировал он. — Просто ушиб.

— Вроде держит, — я сделала неуверенную попытку нагрузить ногу. — До сенотов дойду. Прости, что потревожила. Я и вправду не знала, что ты…

— Останься, — вдруг попросил он.

И наклонился ко мне, почти вплотную приблизив лицо.

— Я не хотел пугать тебя, — прошептал он. — Там, на утёсе…

— Я не испугалась, — быстро сказала я, сама удивляясь, как нелепо и неправдоподобно это звучит. — Просто…

Он хмыкнул, даже не пытаясь сделать вид, что поверил, но толстая, непробиваемая стена льда в глазах неожиданно покрылась трещинами. Мне даже показалось, что я слышу грохот, с которым сталкиваются, рассыпаясь осколками, льдины всегда окружавшей его брони.

— А чего ты ожидал? — вдруг взорвалась я. — Раньше надо было рассказать, хоть привыкнуть бы успела. А то сплошь тайны да отговорки, а потом взял и вывалил на меня всё разом.

— Надо было, — с досадой согласился он, коснувшись моего лба своим, и меня вдруг окатило волной жара от слишком близкого оказавшегося тела. — Не решился. Думал, сбежишь, как те…

— А с того уступа, значит, не сбежала бы? — обиженно буркнула я, чувствуя, как меня неостановимо несёт желанием высказать ему сразу всё, что накипело. — Как в полную имперцев таверну лезть — так решимости через край. А как на вопросы прямо, без увёрток, ответить — так нет, вот придём, вот там и расскажу, тьфу, каргово проклятье, свалился на мою голову. Спросила бы, откуда такой взялся, так сама уже знаю… Не все упрёки были справедливы, но Влад, к моему удивлению, только тихо смеялся, неожиданно искренне и открыто, и терпеливо слушал мой монолог.

— T'aane, — изменившимся голосом произнёс он.

— И хватит уже называть меня этим словом, я даже не знаю, что оно значит, — по инерции продолжила возмущаться я и вдруг поняла, что запас обвинений иссяк. — Что?

Сердце заколотилось, пытаясь вырваться из враз ставшей тесной грудной клетки.

Горячая ладонь коснулась щеки, пальцы — человеческие, покрытые кожей, а не чешуёй, скользнули сквозь волосы.

— Хватит разговоров, — тихо и очень настойчиво сказал он, приблизившись вплотную. — Они у нас с тобой постоянно какие-то не такие выходят.

И Небесные Сестры, до этого мига с любопытством подглядывавшие за нами, вдруг стыдливо отвернулись, спрятавшись за облаками, чтоб ни единым лучом не помешать тому, что происходило дальше на берегу скрытого от чужих глаз озера под шумным водопадом.

Водоворот белого огня, ревущий и гудящий, плюющийся обжигающими сгустками.

— Te ksai! Ksai dono!

Искажённое лицо маа’пины, ужас в выцветших старческих глазах.

— Тут отвечать.

Корявый палец тычется мне в грудь.

— Тысяча лет опыта… Глупая юность… Уходи…

Огненные волны накатывают, будто морской прилив, и бессильно откатываются обратно, в воронку пламени.

Неслышный вопрос, скорее даже ощущение, имеющее смысл, который можно выразить словами.

«Ещё?»

И такой же странный ответ, сдобренный для надёжности образом высокой каменной стены.

«Это всё».

Водоворот замедляется, пламя оседает, превращаясь в жирную, вязкую сажу. Хлопья пепла ещё вьются над ней, удерживаемые горячим воздухом, но и этот полёт не вечен. Вообще ничто в мире не вечно, кроме, разве что, самого мира — да и то спорно.

Константин оказался прав, повторное слияние далось гораздо легче предыдущего. Ни рези в глазах, ни раскалывающей виски боли. Резное кресло, достаточно большое, чтоб можно было развалиться в нём с комфортом, приятное тепло от потрескивающего в очаге огня. Наслаждение, да и только, разве что ушибленная коленка противно ноет.

Но всему есть предел. Как бы не хотелось лежать так бесконечно долго, но меня ждал владыка — сидел напротив, снова в облике человека, и терпеливо молчал.

— Это многое объясняет, — наконец, задумчиво изрёк дракон. — И в то же время запутывает окончательно.

— Маа’пина не ослабла умом, верно, владыка?

Константин покачал головой:

— Многие короткоживущие могут позавидовать его остроте.

— Кем может оказаться этот «тысяча лет опыта»? Маа’пина сказала, что он человек. Но люди столько не живут, даже маги.

— Полагаю, именно он нанёс удар по Гартен-онарэ. И ещё полагаю, что он извне. Потому как ты права — люди столько прожить не в силах. Но больше мне, к сожалению, нечего сказать, — развёл руками Константин.

— Понимаю, владыка.

Я почувствовала детскую, совершенно глупую обиду — будто меня обманули. Отчего-то я была абсолютно уверена, что дракон, проживший длинную жизнь в несколько тысячелетий и, быть может, такой же древний, как сам Шагрон, должен, прямо-таки обязан знать, кто такой этот загадочный противник, с лёгкой руки старой предсказательницы так и обозванный мной «тысячей лет опыта».

— Но, думаю, я знаю, кто может ответить на этот вопрос, — задумчиво продолжил он.

— Владыка? — вскинулась я.

— Беловолосый маг. Что-то мне подсказывает, что они связаны между собой. Но если «Тысяча лет опыта» явственно желает твоей смерти, то беловолосый, полагаю, искал тебя с противоположной целью — предупредить об опасности.

— О маге маа’пина ничего не сказала, — заметила я.

Константин усмехнулся и на миг стал до того похож на собственного сына, что я испугалась.

— Возможно, его и не было в её