Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’) - Тони Бэрроу

Пару-тройку раз, когда ребята продемонстрировали короткие проблески своего таланта к спонтанной комедии, они вызвали бурные аплодисменты от поддерживающей их толпы, которая, очевидно, надеялась на лучшее.

Вопрос: Одна недавняя статья в журнале ‘Тайм’ резко осудила поп-музыку и сослалась на ‘Путешественницу-однодневку’, как на песню о проститутке, а на ‘Норвежский лес’, как на песню о лесбиянке. Каким было ваше намерение, когда вы сочиняли их?

Ответ: Мы просто пытались сочинить песни о проститутках и лесбиянках.

Вопрос: Что стало вдохновением для ‘Элинор Ригби’?

Ответ: Два гомика.

Не было сказано почти ничего нового. Не стало замечательным открытием узнать, что любимые современными американские группы Джона и Пола включают в себя ‘Бич бойз’, ‘Бёрдз’, ‘Ловин’ спунфул’, ‘Мирэклс’ и ‘Мамы и папы’. Также я не был удивлён, когда вновь возникла тема ‘Иисус’.

Вопрос: Джон, Вы не проясните и не повторите нам ответ, который Вы дали в Чикаго?

Ответ: Я не смогу повторить его, потому что я не знаю, что я сказал.

Кинорежиссёр Дик Лестер, должно быть, чувствовал, что Джон его подвёл, не воспользовавшись этой золотой возможностью прорекламировать своё грядущее появление в антивоенном фильме ‘Как я выиграл войну’. Один репортёр дал Джону превосходную отправную точку, чтобы поговорить о своём дебюте в качестве настоящего актёра экрана и о послании фильма, когда спросил, как битл решился принять участие в постановке Лестера. Джон не воспользовался этим шансом, ответив одной тусклой фразой: “Он попросил меня, а я просто согласился”. Джон должен был лететь через неделю в Германию, чтобы начать сниматься в своей причудливой роли рядового Грипвида на одной танковой базе НАТО в Берген-Хоне возле Ганновера.

Джон также упустил идеальную возможность отрекламировать свою книгу ‘В своём собственном правеписании’:

Вопрос: Джон, в каком состоянии Вы сочиняли свою ‘В своём собственном правописании’? Эти нелепые, странные слова - как Вы их связали в целое?

Ответ: Я не знаю.

Эта конференция в ‘Кэпитол’ показала, что между 1965 и 1966 годами битлы большей частью потеряли желание упорно работать на угоду толпы средств массовой информации. Они явно дали понять, что больше совершенно не чувствуют себя великолепной четвёркой. Они были слишком усталыми, подавленными и сытыми по горло, чтобы бороться со своей апатией. С учётом многочисленных угроз убийства менее, чем за два месяца до этого в Токио, нападений и издевательств нанятых головорезов президентского дворца в Маниле и преследования самым настоящим страхом, что клановцы могут убить Джона в Мемфисе – я полагаю, было неудивительно, что битлам не хватало их обычных живости и блеска во время последнего в этом турне общения с прессой. Возможно, в таких условиях требование прекращения этой рискованной работы – гастролей по миру – являлось естественной реакцией. Конечно, выступление на публике потеряло свою привлекательность, потому что битлы знали, что их не будет слышно за постоянным криком фанатов. Неверные ноты были неслышны. Фальшивые вокалы не замечались. Джон говорил мне: “Мы могли бы точно так же прислать картонные фигуры великолепной четвёрки и плёнку с заранее записанным говном. Фанаты всё равно пришли бы”.

На предпоследнем концерте турне на стадионе ‘Доджер’ в Лос-Анжелесе 28 августа 45 тысяч фанатов, в сущности, вышли из-под контроля из-за плохо сконструированных ограждений от толпы и не отвечающей требованиям полиции. Полагаю, что в этой поздней фазе турне фанатская система сообщения уже сообщила все детали выступления ребят, дав всем заранее предупредительный сигнал о песнях, которые заканчивали программу. Ещё до того, как ребята начали ‘Длинную высокую Салли’ Литтла Ричарда, сотни фанатов заполонили поле и окружили наш автомобиль, предназначенный для бегства. К тому моменту, когда битлы покинули сцену, и мы были готовы рвануть, ещё многие сотни – если не тысячи – расположились на нашем пути. Наш водитель заорал: “Держитесь крепко, народ!” Затем он рывком включил заднюю передачу, и мы ускорились с головокружительной скоростью по полю задом. Охваченные паникой фанаты бросились врассыпную с нашего пути. Я был поражён, что мы никого не сбили. Этот трюк не смог расчистить нам путь для побега, и водитель сдался. На высокой скорости он направился к скамейке запасных на дальнем краю поля, а мы поспешно понеслись тайно, вне поля зрения шумных орд фанатов. На протяжении двух часов мы были заключены в командной раздевалке ради нашей собственной безопасности, пока не появилось подкрепление полицейских, чтобы начать удалять истерично буйную толпу. Машина для бегства была серьёзно повреждена и выведена из строя. Две девушки сбежали даже с ключом зажигания, в качестве сувенира! Вся четвёрка ребят была на грани отчаяния, и мы начали обсудили возможность, что наша компания может остаться спрятанной на стадионе на ночь. Последовавшую вслед за этим тишину нарушил Ринго, тоненьким голоском сказавший: “Пожалуйста, можно мне сейчас пойти домой к моей мамочке, пожалуйста, можно?” Были предприняты две неудачные попытки вытащить нас, используя в качестве приманки лимузины, и третья попытка также провалилась. Мы были помещены в машину скорой помощи, которая умудрилась прорваться через груду сломанной ограды, после чего она больше не смогла ездить. В конце концов, дополнительные отряды полиции из департамента шерифа вывели нас под эскортом в безопасность бронированного автомобиля. Тихо про себя мы повторяли искреннюю мольбу Ринго. Мы хотим сейчас попасть домой. Можно, пожалуйста?

В первой неделе сентября, когда Джон уехал работать над своим сольным кинопроектом, остальные трое взяли небольшую передышку. Джордж увёз Патти в Индию, где он брал уроки игры на ситаре у своего идола Рави Шанкара в Бомбее. Ринго и Морин отправились в Испанию. Не считая выходных в Париже, Пол провёл значительную часть сентября, заселяясь в свой новый дом на Кавендиш-авеню в Сент-Джон’c-Вуде. Примерно в это время я внезапно стал принимать тревожное количество телефонных звонков из новостных отделов с Флит-стрит, вопрошавших о местоположении Пола и состоянии его здоровья. Некоторые репортёры вуалировали свои вопросы: “Вы говорили сегодня с Полом? Как он поживает? С ним всё в порядке?” Другие были более прямолинейными: “Мы слышали, молва гласит, что Пол мёртв. Вы можете подтвердить или опровергнуть это?” Для меня не было необычным иметь дело с фиктивными отчётами, что один из битлов серьёзно болен, сильно пострадал в дорожном происшествии или даже погиб какой-нибудь ужасной смертью. По меньшей мере, один такой приходил в мой офис каждую неделю. Иногда источником слуха являлась какая-нибудь изобретательная фанатка, страстно желающая узнать, где сегодня находится её любимый битл, и уверенная, что отделы новостей с Флит-стрит смогут проследить его для неё. Я никогда не проверял эти истории с ребятами, потому что, если быть откровенным, у них – и у меня – были дела поважнее. Внезапный поток звонков о Поле – дюжина или около того за один единственный день – обеспокоил меня. Я подумал, что на всякий случай мне лучше позвонить Полу в Сент-Джон’с-Вуд. Он только что дал мне свой новый номер в доме на Кавендиш-авеню, и он был у меня под рукой. Я не уверен, кто поднял его трубку – этот голос я не узнал – вероятно, кто-то, кто там работал. Но, насколько я знал, это мог быть доктор или медик. Как часто бывает, я боялся худшего. Затем на линии появился Пол, в полном здравии, и я почувствовал себя очень глупо. Я оборвал себя на мысли сказать нечто вроде: “О, так, значит, ты жив!” Вместо этого, я на протяжении добрых десяти минут мямлил о чём-то и ни о чём, просто бормоча напропалую в надежде, что я придумаю что-нибудь, о чём можно было бы спросить его, или подходящий способ завершить звонок, не ставя себя в неловкое положение. В итоге, я взял паузу, чтобы набрать дыхания, и возникла тишина. Затем Пол спросил прямо: “Тони, за каким лядом ты мне позвонил?” Я продолжил что-то мямлить и не сказал абсолютно ничего! Я придумал какой-то банальный вопрос и притворился, что его задал репортёр одного подросткового журнала. Казалось, Пол совсем не был убеждён, что это была настоящая причина моего звонка, но я оставил всё, как есть. Я так никогда и не узнал, почему возник этот необычно сильный шквал звонков с Флит-стрит, или почему мёртвым считали Пола, а не кого-то из остальных. Я перезвонил всем и сказал, что я только что сам говорил с Маккой, который был совершенно живым и невредимым. Как и следовало ожидать, никто не удосужился напечатать эту историю из-за её неэффектной концовки.