Генерал-фельдмаршал светлейший князь Михаил Семенович Воронцов. Рыцарь Российской империи - Оксана Юрьевна Захарова

С. Воронцов 24 апреля покинул Тифлис, 1 мая он был в Грозном, а 6-го числа в станице Червленой, где находилась главная квартира главнокомандующего и куда направлялись все прибывшие из Петербурга гвардейские офицеры.

Среди флигель-адъютантов, приехавших из Петербурга, были: граф К.К. Бенкендорф (племянник Александра Христофоровича); граф А.С. Строганов; князь Ф.И. Паскевич (сын фельдмаршала); князь А.И. Барятинский (впоследствии фельдмаршал); флигель-адъютант И.Г. Сколков (впоследствии адмирал и генерал-адъютант); полковник Н.И. Вольф.

На главную квартиру в Червленой прибыли с М. С. Воронцовым адъютанты, состоявшие при нем в Одессе: князь А.И. Гагарин (впоследствии Кутаисский генерал-губернатор); граф Ганатерси (впоследствии генерал); полковник Алекс. Голицын. Спустя некоторое время из Петербурга в штаб прибыли вновь избранные Воронцовым в адъютанты: князь С.И. Васильчиков; князь Р.А. Андроников; Р. Давыдов; А. Маслов; Лисаневич; А.Н. Лонгинов и прикомандирован поручик австрийской службы А.А. Едминский.

В штаб были зачислены также лица, состоявшие при командире корпуса генерале Нейдгарте: Глебов; князь Козловский; князь Дондуков-Корсаков; князь Трубецкой; полковник Дружинин; А.Н. Веревкин; барон Миквиц и другие.

Сначала отношения «старых кавказцев» с вновь прибывшими были натянутыми, но вскоре все наладилось. Военная обстановка заставила многих усмирить свои амбиции и забыть мелкие обиды. В то же время, несмотря на отправку на Кавказ новых войсковых частей с целью укрепления русского военного присутствия, «старые кавказцы» справедливо отмечали, что для успешного ведения боевых операций в крае требуются специально подготовленные войска, имеющие опыт сражений в местных условиях, закаленные морально и физически. Главнокомандующему и его подчиненным требовалось время для приобретения военного опыта.

Но, получив приказ, М. С. Воронцов был обязан его исполнять.

Несмотря на взятие аула Дарго, согласно воспоминаниям участников экспедиции, отряд «неминуемо весь бы погиб в Ичкерийских дебрях, если бы не главнокомандующий, Краонский исторический герой, князь М. С. Воронцов, сам неоднократно подвергавшийся опасности»[683].

Так, во время одного из сражений, получив известие от начальника главного штаба генерала Бурко, что «позиция неприступна, войска не идут; приходится самим погибать», М. С. Воронцов лично повел в бой егерей Кабардинского полка, и в результате этой атаки укрепление было захвачено. К счастью, М. С. Воронцову удалось вывести отряд из «Ичкерийских трущоб», после чего первой его заботой было беспокойство о раненых (помимо медицинской помощи, Воронцов раздал каждому по 15 рублей собственных денег).

За взятие аула Дарго М. С. Воронцов был удостоен княжеского титула. По этому поводу он шутил, что ранее был самым старым графом, а теперь он самый молодой князь. Участвуя в походах, Воронцов поражал своих современников необычайной выносливостью, храбростью, удивительным хладнокровием.

Во время одного из сражений, когда неприятель забрасывал русский лагерь ядрами, М.П. Щербинин, будучи директором походной канцелярии князя, вошел в палатку М. С. Воронцова для доклада. М.П. Щербинин, видя вкатившееся ядро, прервал донесение. «Эх, любезный друг, – заметил граф, – видно, что ты не был под Бородином! Ни минуты не проходило там без подобных явлений»[684].

Пройдя через Бородино и Краон, Воронцов научился не сгибаться под пулями.

Во время Даргинского похода главнокомандующий во всех приказах «постоянно восхваляет войска за исполнение ими священной Высочайшей воли»[685]. Таким образом, М. С. Воронцов не только поддерживал боевой дух своих подчиненных, но и подчеркивал, что поход был исполнением плана, составленного в Петербурге без его участия.

1 сентября 1845 г. Воронцов выехал в Севастополь, где состоялась его встреча с Императором. Во время беседы с Николаем Павловичем М. С. Воронцов, вероятно, постарался еще раз подтвердить свои полномочия и реальную независимость от министерских властей.

Планы военных операций должны составляться в главном штабе действующих войск на Кавказе, с учетом реальной политической обстановки в регионе. При этом многое зависело от личности начальника штаба. После отъезда генерала В.И. Гурко М. С. Воронцову доставили из Петербурга список кандидатов на должность начальника его главного штаба.

Ознакомившись с этим документом, Воронцов заявил, что лично ему никто из предлагаемых кандидатов не известен, и попросил назначить на эту должность генерал-квартирмейстера действующей армии П.Е. Коцебу, отличившегося на посту начальника штаба Кавказского корпуса. Как свидетельствует В. Толстой, с прибытием П.Е. Коцебу в Тифлис «всеобщая распущенность заменилась строгим порядком»[686].

На Кавказской линии М. С. Воронцов предоставил управление всецело местному начальнику, генерал-лейтенанту Черноморского Казачьего войска Завадовскому.

Воронцов отдавал распоряжения Завадовскому только в экстренных случаях (преимущественно это касалось дел в районе Терека).

Военное управление самым тесным образом связано с гражданским.

В описываемый нами период действия полиции и представителей местных органов управления вызывали недовольство в различных слоях населения. По отзывам современников, «злоупотребления, лихоимства и грабежи по внутреннему управлению страны превосходили всякое вероятие»[687].

У одного дивизионного начальника в Закавказском крае в услужении находилось более 60 человек нижних военных чинов. В то же время многие солдаты, вместо службы в полках, под предлогом изучения ремесел шли в услужение к иностранным содержателям магазинов.

Подобная ситуация не только не привлекала на русскую сторону новых сторонников, но и отталкивала прежних соратников. Так, полковник Гродненского гусарского полка бек Мехтулинский, будучи одним из «преданнейших Русскому правительству туземцев, покинул свое хорошее имение, получаемое им содержание и по местности высокое положение и бежал к Шамилю»[688].

Некоторые отряды, прибывавшие из России, стали истинным бедствием для Кавказа – побеги к горцам были постоянными, и Шамиль составил из этих дезертиров целую команду личных телохранителей. Но самыми отвратительными деяниями предателей была тайная передача неприятелю наших боевых припасов. В Дарго князь лично убедился, что найденные там гранаты и патроны взяты из русских запасов.

Для возвращения дезертиров М. С. Воронцов добился разрешения освобождать их от суда и наказания в случае их добровольного возврата и определять их на службу в отдаленные от границ части. Эта мера возымела положительный результат: на пограничные посты стали являться множество дезертиров.

Против незаконной торговли порохом были возбуждены многочисленные следственные дела. Это не на шутку напугало начальников, обязанных хранить боевые припасы. Позорный торг был вскоре прекращен.

Дороги внутри края подвергались непрерывным нападениям: брали в плен и убивали людей; грабили путников и т. д.

Подготовкой к окончательному покорению Кавказа было распоряжение наместника М. С. Воронцова о вырубке лесов в зимние месяцы и прокладке просек по всем направлениям, занимаемым враждебными племенами. «При Людовике XIV во Франции, – говорил князь Воронцов, – маршал Виллар, после семи лет серьезной и не всегда удачной войны, из религиозных споров в горах Севенских, приказал пролагать дороги по всем направлениям, внутри гор. Последствием того было, что жители этих гор, отказавшиеся, при начале революции, повиноваться кровавому и безрассудному правлению в Париже, отражавшие