Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений - Марк Блиев

За полтора десятка лет грузинская нацистская идеология пережила глубокую эволюцию. Фашизм Гамсахурдия, слишком обнаженный и примитивный, Эдуард Шеварднадзе назвал «провинциальным». Однако первый президент Грузии олицетворял собой начальный этап формирования грузинского фашизма, когда он базировался на «теневой экономике» и в качестве образа врага имел «Кремль, КГБ», а немного позднее – «коммунистическую идеологию». Эдуард Шеварднадзе осудил Звиада Гамсахурдия и объявил вне закона сторонников «звиадизма». На самом деле тогда сменилась лишь обертка господствовавшей в Грузии идеологии. Сама она вступала в полосу своей «зрелости» – из «провинциального фашизма» Гамсахурдия нацизм переходил в новую фазу развития, обретая при этом новые установки. Акценты были перенесены на идеи независимости, создания государственности и демократического общества. С точки зрения экономических перемен и их соотношения с обновлявшейся идеологией принципиальным новшеством стоило считать переход от «теневой экономики» к криминальной. Запросы криминальной экономики требовали от сменявшихся идеологических установок гораздо большей «логической» лживости, наглости, жестокого экспансионизма. Грузии стало недостаточно конфликта с Осетией – для отвлечения масс населения от экономики, которой предстояло перейти в криминальное состояние, Шеварднадзе интенсифицирует осетино-грузинский конфликт и открывает военные действия в Абхазии. Идеологии грузинского фашизма предстояло вступить в свою третью фазу – в расцвет нацизма, за которым, скорее всего, начнется постепенное угасание грузинского идеологического феномена. Но об этом мы еще скажем, сейчас же перейдем к хронике событий.

«Спящие великаны» проснулись...

Обозначив своих «врагов», грузинские националисты нуждались в том, чтобы обострить обстановку в Грузинской республике и приступить к разрушению в ней политического режима. Этого требовали не только агрессивные идеологические установки, но в еще большей степени законы теневой экономики. В сущности, для Грузии, ставшей на путь переходной экономики, разрушительные усилия националистов, направленные на слом старого режима, были вполне кстати. Главная задача, стоявшая перед ними, это отторжение Грузии от России, которое привело бы к свободе хозяйственно-экономической деятельности, и при этом Москва перестала бы быть камнем преткновения для тех, кто уже обладал крупными капиталами, нажитыми благодаря подпольной экономике. Было очевидно, что бурные политические события, происходившие в Грузии в 1989 году, своим острием будут направлены против России, игравшей роль главного «образа врага». Сложность ситуации, однако, заключалась в том, что никто толком не знал, как досадить «русскому медведю» так, чтобы он, по меньшей мере, обратил внимание на южную республику. По логике вещей грузинские «спящие великаны», «проснувшись», должны были идти походом на Москву. Поскольку это им было не под силу, они решили военно-политические события начать с Южной Осетии. Формальным основанием для того, чтобы обрушиться на автономную область, явилось «Постановление» Юго-Осетинского Совета народных депутатов о включении в Конституцию Грузинской ССР пункта: «В Юго-Осетинской автономной области государственным языком является осетинский язык». Такое постановление в автономной области было принято в ответ на Закон «О грузинском языке», согласно которому грузинскому языку был придан особый статус, предусматривавший языковую ассимиляцию граждан Грузии негрузинской национальности. Реакция на постановление Юго-Осетинского Совета об осетинском языке была бурной. У грузинских националистов неизменным всегда оставался один-единственный принцип – «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». «Главный комитет национального спасения» выступил с «обращением к грузинскому народу», призвав население республики добиться у руководства Грузии решения трех задач: 1. По всей территории Грузии провести массовые митинги, демонстрации и предупредительные забастовки с требованием ликвидации незаконно созданной Юго-Осетинской автономной области; 2. Грузинское правительство должно принять срочные меры против провокаторов, чтобы в Цхинвали не повторилась подобная Сухуми трагедия; 3. В г. Цхинвали провести многотысячный митинг, который бы выставил все вышеизложенные требования и пресек «нарушение» «прав грузин, дискриминацию грузинского языка на этой древнейшей грузинской земле». Согласно «Обращению»... в одночасье осетины были объявлены «пришельцами из-за гор», и они «должны оставить эту землю», которая отныне была объявлена «древнейшей» грузинской землей. На этом этапе из грузинского лексикона окончательно исчезло название «Южная Осетия»; в Грузии широкое распространение получили топонимы «Самачабло», «Шида Картли». «Главный комитет национального спасения» в обращение включил два лозунга: «Самачабло – это Грузия», «Да здравствует независимая Грузия». Не был забыт и Кремль. В связи с предложением Юго-Осетинской области о повышении статуса осетинского языка Кремль был обвинен в «очередной провокации, цель которой – новое кровопролитие и геноцид грузин». Избрав Южную Осетию направлением «главного удара по Кремлю», грузинские националисты тут же создали новую газету, назвав ее «Самачабло». В Южной Осетии отдавали себе отчет в том, что над политическим статусом автономной области нависла серьезная опасность. Это было тем реальнее, что защищать Южную Осетию никто не собирался – не только Кремль, но даже Северная Осетия держалась в стороне от нависшей над жителями автономии серьезной угрозы. В этих условиях в Южной Осетии рассудили – ликвидация автономной области может быть прерогативой Союзной Республики Грузии, сложнее – если ликвидируется автономная республика, обычно имеющая свою собственную конституцию. Учитывая это, 10 ноября 1989 года Чрезвычайная сессия Совета народных депутатов Юго-Осетинской автономной области приняла решение преобразовать Юго-Осетинскую автономную область в Автономную Советскую Социалистическую Республику, одновременно обратившись в Верховный Совет Грузинской ССР и Верховный Совет СССР с просьбой рассмотреть вопрос в соответствии с Конституцией СССР. В Грузии не ожидали такого политического хода. Он был неожиданным и для Москвы, и для Владикавказа. Провозглашение Южной Осетии республикой было на руку грузинским националистическим организациям. Несмотря на это, Совет народных депутатов Южной Осетии проявил политическую дальновидность – его решение вовремя обнажило идеологическую суть борьбы, которую неонацизм объявил малой и никем не защищенной автономии. Но самое главное – решение о провозглашении Южной Осетии республикой подняло осетинский народ на защиту своей родины. Стоит подчеркнуть – грузинское общество, наряду с нацистским движением, все еще сохраняло здоровые силы. Их объединяло «Грузинское национальное движение». Зная обстановку в Грузии «изнутри», это общественное движение распространило в Цхинвали листовку, призывавшую осетин и грузин к сохранению дружбы между двумя народами. Листовка составлялась в условиях, когда в Грузии развернулось мощное антиосетинское движение, бросившее клич – идти в Цхинвали для упразднения Юго-Осетинской республики. 23 ноября 1989 года в грузинской печати (газета «Сакартвело») было распространено объявление о митинге в Цхинвали. В нем сообщалось, что в этот день в центре Цхинвали «по инициативе коренных грузин состоится санкционированный митинг» с повесткой дня: «1. Национальные проблемы Грузии на современном этапе; 2. Референдум; 3. Вопросы нормализации межнациональных отношений; 4. Защита национальных интересов коренных жителей Грузии на исторической земле Самачабло». Понятно, что подобные проблемы не решаются на митинге, но задача ведь заключалась не в обсуждении и решении серьезных проблем, а в том, чтобы обострить обстановку и «замутить воду», в которой нуждались толстосумы – грузинские олигархи. В Грузии и в Южной Осетии осознавали, что митинг может взорвать ситуацию, и без того накалившуюся в Грузинской республике. Накалилась обстановка и в Южной Осетии, где на уровне официальных властей было принято решение о недопущении проведения в Цхинвали грузинского экстремистского митинга. Но остановить грузинское шествие на Цхинвал было невозможно. На многочисленных автобусах 23 ноября к пригороду Цхинвали подъехало 30 тысяч грузин, готовых к шествию на митинг. Но здесь, на въезде в город, их встретил отряд осетин из 200 человек. Они не были вооружены, но, проявляя выдержку, терпеливо объясняли, что в Цхинвали нет такой площади, где бы разместились 30 тысяч митингующих, их появление в городе может вызвать беспорядки, за которыми явно последуют тяжелые события. Переговоры шли два дня. Было видно, что желавшие митинговать не очень хотят рисковать, и во второй день удалось убедить их в бессмысленности и опасности входа в город такой массы людей. Но для лидеров общественных организаций – общества «Святого Ильи», «Хельсинкского союза», «Независимой Грузии» важно было спровоцировать хотя бы какие-то события,.. и с этой целью часть вооруженных грузин, «растворившихся» в грузинских селах Южной Осетии (Тамарашени, Ачабети, Курта и Кехви), стала обстреливать транспорт, проезжавший в сторону Джавского района. В результате 21 человек получил ранения. Кроме того, было захвачено 85 человек в качестве заложников. Производились грузинскими вооруженными боевиками и другие противоправные действия в Южной Осетии. Однако более 30 тысяч грузин, приехавших митинговать, на второй день были вынуждены вернуться ни с чем в Тбилиси. Комментируя «поход на Южную Осетию», лидер «Национально-демократической партии Грузии» Г. Чантурия писал, что в Грузии многие партии были против такой акции. Отказалась участвовать в этом и партия Чантурия. Оценка последнего, наблюдавшего за походом на Цхинвали, была жесткой: «Случилось очень неприятное, по-моему, грузины такого позора не видели», – писал Гия Чантурия. «Все, что случилось, стыдно! Более двадцати тысяч грузин, – продолжал тот же лидер партии, – вернулись обратно. Это слухи, что у входа в город стояли женщины и дети. Там стояли 20–30-летние осетинские парни около 200 человек». Г. Чантурия считал, что надо было ехать в Цхинвали не для митинга, а с войной. В Грузии, собственно, не было политической партии или же общественной силы, если не считать ничего не решавших простых людей, которая бы так или иначе не расшатывала обстановку. В этой разрушительной энергетике, в сущности, и состояла внутренняя социальная и национальная логика грузинского общества, ведшая Грузию по пути формирования неонацизма. Идеология неофашизма, появившегося и растущего на авансцене политической жизни Грузии, на фоне традиционного и привычного национал-шовинизма никого не пугала, поскольку различия между этими двумя политическими системами не очень бросались в глаза. Работники Тбилисской прядильной фабрики имели свое отделение в националистическом движении «Народный фронт Грузии». От имени своей фабрики 1 декабря 1989 года они обращались к председателю Президиума Верховного Совета Грузии Г. Гумбаридзе, Председателю «Народного фронта» Н. Натадзе и редактору литературной газеты с «Обращением», в котором призывали к ликвидации всех национальных общественных движений, кроме грузинских, и к изгнанию с территории Грузинской республики лидеров этих движений. Главной мотивацией для подобной акции служило «оскорбление государственного языка Республики». Абсурдность подобного вымысла была очевидна, но суть в том, что грузинское общество переживало новый идеологический бум, перспективы которого были достаточно прозрачны.