Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений - Марк Блиев

В советское время в положении Южной Осетии мало что изменилось. Как и прежде, она оставалась колонией Грузии. Чтобы подтвердить эту мысль, достаточно указать на то, что в 1926 году из республиканского бюджета на душу населения внутренней Грузии приходилось 9,3 рубля, на Абхазию – 5,6 рубля, Аджарию – 7,3, а на Южную Осетию тратилось 4,2 рубля. Казалось, грузинское правительство, обязанное залечить тяжелые раны, нанесенные Грузией осетинам, должно было предусмотреть хотя бы справедливое бюджетное финансирование. Бюджет Грузии с каждым годом возрастал, но пропорция распределения его по административным образованиям оставалась такой же неравноправной, как и вначале. В 1928 году, по данным, приведенным У. Тедеевой, для Юго-Осетии на душу населения отпускалось 9 рублей 20 копеек, а для Грузии – метрополии (без Тифлиса) 15 рублей. Концепция государственности, по которой Грузия делилась на метрополию и сателлитов-колонии, была неизменной и устойчивой. Особенно это сказывалось в налоговой политике, где также основная тяжесть налогового бремени ложилась на сателлитов и более щадящие налоги вводились для грузинских районов. По мере усиления в СССР тоталитарного режима и возвышения Сталина до роли «вождя всех народов» в Грузии наращивались националистические силы. Сталин становился для грузинского общества символом особого превосходства, благодаря которому происходил дальнейший расцвет грузинской фанаберии. Идеология особой исключительности, господствовавшая среди партийно-советской элиты, способствовала сохранению в грузинском обществе реакционных политических процессов, оживлявших прежде всего национал-шовинизм. Менялся у политической элиты Грузии взгляд и на саму Россию, которой теперь управляли два грузина – Сталин и Берия.

Национал-шовинистической политикой являлось финансирование экономики Южной Осетии по остаточному принципу. Несмотря на наличие богатых залежей цветных металлов, строительных материалов в Южной Осетии, автономная область держалась на традиционных сельскохозяйственных формах экономического развития. В этих условиях не приходилось ставить вопросов повышения материального благосостояния народа, строительства предприятий, жилых домов, школ и культурно-просветительных учреждений. Цхинвали, столица автономной области, производила впечатление полузабытого районного центра. Имея поблизости превосходные источники питьевой воды, которая по трубам поступала в Гори, жители Цхинвали постоянно испытывали недостаток в водоснабжении. Колониальное положение Южной Осетии особенно сказывалось в области школьного образования. В грузинской исторической литературе немало страниц посвящено тому, как Османская империя, господствовавшая в Западной Грузии, занималась отуречиванием грузин. Словно подражая турецким завоевателям, накануне 1944 учебного года, когда Советская страна все еще продолжала вести тяжелую войну с фашизмом, власти Грузии перевели школьное образование на русский и грузинский языки, запретив при этом преподавание на осетинском языке. Таким образом, осетинских учеников заставляли учиться по школьным учебникам, составленным на двух разных языках и изданным на ничего общего не имеющих алфавитах. Школьное образование осетинских детей было особенно затруднено, когда в 1949 году на грузинский и русский языки были переведены также начальные классы югоосетинских школ. Это при том, что в Северной Осетии, где проживало около 12 тысяч грузин, власти республики открыли грузинскую школу и не забывали ее опекать. Грузинизация школьного образования в Южной Осетии являлась отражением новых процессов, связанных с явным оживлением фундаментальных оснований грузинского социума. Стоит заметить – в конце Великой Отечественной войны и, в особенности, в первые послевоенные годы, когда Сталин был в ореоле славы, когда, казалось, все забыли о Небесном и молились только «вождю всех времен», именно в это время сработали те самые основания, на которые мы уже указывали. В грузинском руководстве видели, что из-за школьных реформ, проводившихся с явным националистическим взглядом на югоосетинскую автономию, наметилась миграция осетинского населения Южной Осетии в Северную Осетию. Это не остановило грузинское руководство в его дальнейших шовинистических планах. Напротив, в 1951 году первый секретарь Юго-Осетинского обкома партии А.Г. Имнадзе по поручению ЦК КП Грузии дал указание о переводе делопроизводства на территории Южной Осетии на грузинский язык. Дело здесь дошло до изъятия в Юго-Осетинском педагогическом институте всей литературы, изданной на осетинском языке. Введение делопроизводства на грузинском языке сопровождалось сменой кадров – во всех сферах государственной службы, в особенности в правоохранительных органах – вместо осетинских работников подбирались кадры грузинской национальности. Подобная политика особенно быстро набирала темпы при первом секретаре ЦК КП Грузии А. Мгеладзе, не скрывавшем своего негативного отношения к Юго-Осетинской автономии. Малейшее недовольство, которое высказывалось по поводу национальной дискриминации, проводившейся руководством Грузии, немедленно пресекалось правоохранительными органами – сажали в тюрьму без суда и следствия. Ситуация несколько изменилась после XX съезда КПСС, после того, как был развенчан культ личности и стал меркнуть главный «Образ», вдохновлявший грузинских национал-шовинистов на геноцид малых народов. Обстановка на уровне первого эшелона власти несколько изменилась лишь после того, как в 1956 году Президиум ЦК КПСС принял специальное постановление «Об ошибках и недостатках в работе ЦК КП Грузии». Это был единственный случай, когда открыто заговорили о грузинском национализме, хотя он никогда не сходил в истории Грузии с политической сцены. Постановление Президиума ЦК КПСС, нами упомянутое, имело несомненное значение, однако было видно, что оно носит временный характер. Грузинский национал-шовинизм, имеющий глубокие исторические корни, нельзя было изжить партийными постановлениями, какими бы они ни были принципиальными. Национальные болезни лечатся, очевидно, иными способами. Нет, по-видимому, готовых рецептов от этой чумы, одно лишь ясно – дело самой нации, чем ей болеть, главное, чтобы жертвами ее не становились другие народы. Стоит отметить, что несмотря на грузинский национализм, фанаберию и ксенофобию, получившие в советское время в Грузии свой дальнейший подъем, Москва не снижала уровень своего покровительства этой кавказской империи. В послевоенные годы, вплоть до середины 80-х годов, Грузия представляла собой одну из самых процветающих республик в СССР. Грузинские фанаберисты не сравнивали свою столицу с Москвой – столицей великой державы, они называли Тбилиси вторым Парижем. Грузинская ССР по темпам экономического (за счет союзного бюджета!) и политического роста опережала все другие республики СССР. Она же первой пришла к финалу – теневой экономике, коррупции, расцвету взяточничества и другим порокам современного общества. Грузия явилась пионером и среди уходивших из СССР республик.

От национал-шовинизма к провинциальному фашизму. Идеология

Любая идеология – «большая» или «малая» – приходит в общество по запросу прежде всего политической элиты, более чутко, чем другие социальные слои реагирующей на вызовы истории, на законы развития страны и народа. Поиски «хороших» или «плохих» идеологий – занятие малопродуктивное. Они бывают такими, каким является само общество, которое выбирает идеологию и ее исповедует. В переходный период развития общества, как правило, социум переживает болезненное состояние. Господствующая идеология этого общества становится агрессивной и обзаводится таким важным «компонентом», как «образ врага»; коммунистическая идеология не удержалась бы столь длительное время, если бы она не «питалась» идеей борьбы с международным империализмом. Если идеология «овладевает массами» – это показатель того, что общество встало на путь экономического и культурного обновления. Но именно на этом этапе часть носителей идеологии проявляет особую агрессию и доводит себя до помутнения сознания. Мир обошел телекадр, на котором одноногий инвалид сделал стойку на руках и, выражая одной вытянутой ногой все переполнявшие его чувства, исступленно кричал: «Звиад, Звиад...» Идеология Звиада Гамсахурдия на самом деле являлась идеологией «теневой экономики». Она овладела абсолютным большинством грузинского общества. Именно для этого вида экономики, пока запретного, но более эффективного, важно было отмежеваться прежде всего от Москвы, бравшей на себя строгий контроль над союзной периферией. «Идеология Гамсахурдия», ставшая известной как нацистская, отражала интересы партийно-советской элиты Грузии, тесно связанной с теневой экономикой. Сам Звиад Гамсахурдия, как советский диссидент и сын популярного в Грузии писателя, создавшего исторические романы в традициях грузинской героико-романтической литературы, был знаковой фигурой, избранной в качестве «вождя» той же грузинской партийно-советской номенклатурой. Звиаду Гамсахурдия не понадобилось для идеологических установок сколько-нибудь сложных философских или же социологических теорий – как когда-то потребовалось Марксу штудировать классическую философию, политическую экономию и утопический социализм. Сама по себе теневая экономика являлась слишком временным явлением, столь же временным был и сам Гамсахурдия.