Судьба дракона - Эд Гринвуд

Леди Талазорн развела руками.

— Раз уж мы тут в безопасности, может, вы возьмете по Дваеру и вместе поищете остальные два?

Эмбра и Черные Земли переглянулись и кивнули. Они разошлись по разные стороны комнаты, и Эмбра подозвала Тшамарру к себе, чтобы она не оказалась между двумя Дваерами.

Воздух между Камнями начал вибрировать и гудеть почти сразу же, и эта вибрация каким-то образом сделала шепот Эмбры четко слышным для всех в комнате.

— Чувствуешь, отец? Сила берется так и впитывается вот так… попытайся… а это просто, видишь? А теперь дай мне посмотреть и подпитывай меня силой, когда я попрошу… да, да, да, вот оно… вот! Сейчас!

Гудение переросло в свист, затем в пронзительный вопль, от которого Тшамарра скривилась и зажала уши, и вдруг Эмбра вскричала:

— Еще!

Мгновением позже Черные Земли крикнул:

— Вот оно! Вон там! Я видел…

Звуки утихли, и Эмбра кивнула.

— Да, определенно, еще один Дваер. Вблизи реки, но под землей, возможно в подземелье. Вокруг еще какая-то магия, что-то затевается…

Черные Земли ничего не сказал, и Тшамарра, глянув на него, увидела, что он согнулся пополам и весь дрожит. Много лет назад Тшамарра видела такое — когда человеку в живот вонзили меч и тут же вырвали обратно. Он стоял, покачиваясь, ощущая ползущую по телу смерть, а потом упал.

— Эмбра, — тихо сказала она, положив ей руку на плечо.

Леди Серебряное Древо проследила за взглядом подруги и увидела, как ее отец медленно выпрямляется, а затем в каком-то удивлении смотрит на Камень в своей руке. Она обменялась взглядами с Тшамаррой, затем пошла к отцу. Леди Талазорн последовала за ней.

— Отец, — твердо спросила Эмбра, беря Эзендора за подбородок и глядя ему прямо в глаза, — как ты себя чувствуешь?

Он криво усмехнулся в ответ — как обычно в последние дни.

— После поражения, стоившего мне армии, друзей, богатства и баронства, оставившего мне взамен ненависть тысяч, судьбу изгоя, старость — женщины уже не соревнуются друг с другом за право побывать в моей постели, — тяготы регентства, личные стычки пару раз с Великой Змеей и разрушение разума после всего этого, я думаю, остальное переживу.

Эмбра хмуро посмотрела на него.

— Я не все знала — насчет разрушения разума ты должен мне рассказать побольше.

Черные Земли посмотрел на нее, на Тшамарру, и на мгновение его глаза словно бы вспыхнули зеленым.

— Однажды в сражении я использовал Дваер, чтобы спастись от взрыва, убившего Джаварра Радужного Дракона. Я призвал Камень, чтобы тот унес меня оттуда как можно скорее. И тут я попал в ловушку связи с ним, когда надо мной прошел магический взрыв и, как бы это сказать, покалечил. Иногда я могу вспомнить, кем я был, — но сейчас это как в тумане. Моя память, даже мои мысли — то приходят, то уходят, несмотря на исцеление Дваером.

Он посмотрел на Эмбру, пронзив ее холодным взглядом, словно мечом, затем снова опустил глаза.

— Что было, то было, — спокойно добавил он. — Я уже не тот, что прежде. Я… я износился. Я чувствую себя старым и впервые вижу свою слабость, неудачливость и забывчивость.

Он поднял руку, посмотрел на нее, затем взял в нее укрощенный Дваер.

— Все больше и больше, — сказал он, держа в ладони Камень, — он начинает мне казаться игрушкой для молодых, а сон все больше и больше манит меня. — Он вздохнул, отвел взгляд, потом снова посмотрел на Эмбру с Тшамаррой. — Но я знаю свой долг, — сказал он чародейкам. — Король не должен оставаться без охраны.

В глазах Эмбры возникло какое-то непривычно ласковое выражение. Она подняла руку и нежно коснулась щеки отца.

— Спасибо, — прошептала она. — У меня есть настоящий отец, самый лучший в Аглирте.

Она обняла Эзендора и поцеловала его. Тот в свою очередь так бережно обнял дочь, словно она была хрустальной, и они постояли, обнявшись и чуть покачиваясь. Тшамарра услышала тихий, прерывистый звук, неслышно скользнула поближе — и замерла.

Эзендор Черные Земли плакал. Когда он снова смог заговорить, он прошептал:

— Драгоценное мое дитя, живи и сделай Аглирту счастливой. — Он покрепче обнял дочь и тихо добавил, уже тверже: — Девочка, как же я горжусь тобой!

Эмбра расплакалась. Тшамарра Талазорн несколько мгновений смотрела на них, затем, сверкнув глазами, улыбнулась и тихо вышла, затворив за собой дверь.

Клетка из сверкающих линий силы медленно вращалась в пещере перед ними, как фигура с мечом для рыцарских копейных упражнений вращается на шесте. Магический свет мерцал и искрился, и Ингрил Амбелтер улыбнулся.

— Смотри, — воскликнул он, — это Меч Заклятий!

— На сей раз он наконец закончен? — спросил стоявший у него за спиной человек, прижимая к закованной в железо груди пылающий Дваер.

Чародей обернулся к барону.

— Он закончен, — ровно ответил он, — раз я сказал, что он закончен. Но сейчас я проверил его на одном знакомом мне человеке и задул его разум. Как свечу. Вот потому я точно знаю, что он действует.

Амбелтер беспокойно зашагал по пещере, обходя неподвижных Тающих, и снова повернулся к Фелиндару.

— Теперь, — злорадно сказал он, — мы можем начать. Постепенно и незаметно я подчиню Золотого Грифона своей воле.

— Нашей, — холодно поправил его барон Фелиндар. — Или ты уже забыл обо мне, друг мой Амбелтер?

Гнев на мгновение промелькнул на лице архимага, хотя барону и этого было достаточно, поскольку он ожидал такой реакции, но маг все же справился с собой и ответил ровно и спокойно:

— Конечно нет, Фелиндар. Я просто хотел сказать, что из нас двоих я лучше его знаю и искуснее в магии, так что мне легче подчинить его, чем тебе, и потому именно я буду им управлять.

Меч Заклятий чуть приблизился, и Амбелтер предупредил:

— Если Черные Земли узнает о том, что мы делаем, мы окажемся куда в большей опасности, чем если просто утратим контроль над главным человеком в Аглирте.

— Конечно, — спокойно ответил барон, вежливо наклоняя голову и при этом осторожно поднимая Дваер.

«Придется уничтожить Амбелтера даже раньше, чем я собирался, — молча сказал он себе, отвернувшись. — Иначе я погибну от его руки, а следующей его жертвой станет Аглирта».

Маерла Радужный Дракон закричала, но никто не слышал ее.

Она снова закричала, бросаясь в ярости на стенки своей тюрьмы — своего собственного черепа. Гадастер злобно усмехался, демонстрируя, что слышит ее, и вновь заставлял ее тело убивать собственную родню.

Огонь метнулся назад от опаленных медных знамен, висевших под потолком, когда вселившийся в ее тело и с ледяной жесткостью контролирующий ее Гадастер Мулкин магически окутал ее тело подобием ее любимого черного облегающего платья и перенес юную чародейку в середину плетения заклинаний ее дяди Долмура, в подземную камеру в Арлонде, где она прежде была только один раз.