Критская Телица - Эрик Хелм

— Урони меч!

Ревд не шелохнулся.

— Я сказал: урони меч!

Раздался отчетливый, звонкий лязг.

— Повернись лицом к решетке.

Молодой критянин помедлил и нехотя повиновался.

— Подыми обе руки, положи на прутья.

Тщательно и точно прицелившись, Эпей метнул клинок.

Литая бронзовая рукоять стукнула Ревда в затылок. Не издав ни единого звука, стражник обмяк и повалился. Второй кинжал мелькнул в воздухе, новый тупой удар пришелся по лбу поверженного.

Эпей не исключал притворства, а рисковать попусту, приближаясь к то ли оглушенному, то ли поджидающему выгодной минуты неприятелю отнюдь не желал.

— Н-да, — произнес умелец некоторое время спустя, огорченно крякнул и выпрямился.

Пощадить Ревда не удалось.

Оба попадания проломили воину череп.

— Ариадну-то диадемка спасла, — пробормотал Эпей, припомнив давнее приключение в Священной Роще — А у тебя, друг ситный, диадемки не оказалось. Да и швырял я сильнее, чем тогда, чтоб наверняка... Перестарался...

Так мастер Эпей совершил первое в жизни убийство. К тому же, двойное. Нельзя, впрочем, было сказать, чтобы эллина мучила совесть.

Быстро исследовав решетку, грек убедился в правоте своего предположения: она закрывалась огромным встроенным замком.

— Навесной-то при желании да старании всегда сковырнуть можно, — разговаривал мастер сам с собою, доставая из наручей уже знакомый читателю набор отмычек. — А вот с эдаким, прошу прощения за похвальбу, только я и управлюсь...

Эпею было жутко. Он болтал и работал, работал и болтал, пытаясь отвлечься от мыслей, где находится, и что может поджидать дальше.

Ругался по-критски и по-гречески, напевал, дружелюбно беседовал с неподатливым замком.

Через полчаса толстенный стальной язык со скрежетом вышел из паза.

Что было мочи, мастер навалился на решетку. Та не подалась ни на пядь.

— Ах да, — спохватился Эпей, — разумеется!

Рефий дергал бронзовый заслон. Открывайся преграда внутрь, начальник стражи надавил бы, подобно самому эллину. К тому же, высадить тараном решетку, распахивающуюся наружу, несравненно труднее, подумал умелец.

Потянул, уперся, откинулся. Вновь потянул — уже изо всех сил.

Тяжело колыхаясь от собственной тяжести, противно поскрипывая и взвизгивая, позеленелая бронзовая решетка подалась, и медленно, будто с неохотой, начала отворяться.

* * *

Ни разу в продолжение двадцати семи изобиловавших опасностями и приключениями лет не глядел Расенна в глаза гибели верной и неизбежной; ни разу не чувствовал полной беспомощности перед неотвратимой угрозой.

Гирр почти не уступал ему ни силой, ни весом, ни боевым опытом. А два меча давали критянину совершенное преимущество перед безоружным противником.

Стальной, изогнутый клинок Эфры, непохожий ни на какой другой, а потому хорошо знакомый стражникам, пришлось бросить задолго до выхода, чтобы не насторожить караульных. Собственный же бронзовый меч этруск отвесно вонзил в землю на вершине, поставил заметную вешку, стараясь облегчить Эпею поиски спрятанного меж валунами дельтовидного крыла.

Драться против Гирра голыми руками было немыслимо.

— ... Вот и не взыщи, — процедил критянин. — Привет Харону, пиратская морда!

Мечи свистнули в недвижном ночном воздухе.

Расенна сделал единственно возможное.

Он отпрянул, дабы упасть, покатиться кувырком, снова проворно вскочить — уже в нескольких локтях от промахнувшегося противника, рвануться к корме, выпрыгнуть за борт, в соленую воду бухты, из которой совсем недавно взобрался на миопарону.

Так этруск рассчитывал.

Но получилось иначе.

Прикорнувший сидя ливиец Карэ окончательно обмяк в беспробудном хмельном сне и, за долю мгновения до предательской атаки, свалился с широкой скамьи на палубные доски.

Он лишь невразумительно охнул, когда этруск споткнулся о нежданно подвернувшееся тело и шлепнулся навзничь.

Непроизвольно, по укоренившейся привычке, Расенна сжался в комок, подобрав колени к самой груди, крепко уперев локти рядом с боками, чуть растопыривая полусогнутые пальцы.

Клинки Гирра ударили в пустоту, а между ним и этруском возникла преграда, мешавшая быстро и решительно приблизиться: бесчувственный Карэ.

Очертя голову нападать на лежащего человека, способного нанести сокрушительный удар обеими ногами, критянин в любом случае не собирался. А коварному, кошачьему приближению препятствовал некстати свалившийся ливиец. Надлежало заходить сбоку, но Расенна, разумеется, успел бы развернуться в нужную сторону, продолжая грозить сомкнутыми пятками.

Гирр замешкался.

Мозг этруска работал с отчетливостью и быстротой, возможными только в крайних, смертельно опасных положениях, когда трусливый цепенеет, словно кролик перед удавом, а отважный чувствует прилив неведомых дотоле сил и хладнокровной дерзости.

Выкрикни Расенна старое как мир и незамысловатое, словно ишачий вопль, «бей его!», Гирр, конечно же, и не помыслил бы обернуться. Слишком опытен был и хитер. Но, повторяю, этруск и всегда-то отличался находчивостью, а уж в эту страшную для себя минуту — и подавно...

— Нет! — заорал Расенна. — Брать живым!

И критянин глянул назад.

Сделав отчаянное усилие, архипират вновь кувыркнулся, вскочил уже локтях в семи-восьми от соглядатая и намеревался стрелой броситься за борт, когда нечаянный взгляд подсказал Расенне, что делать и как поступать.

Этруск увидал объемистую порожнюю амфору.

Через полсекунды тяжелый глиняный сосуд очутился в руках Расенны. Гирр оскалился, вновь изготовил клинки, но капитан, вместо того, чтобы отступать, медленно и мягко двинулся навстречу, держа амфору вознесенной.

Необычный снаряд полетел в грудь противника.

Гирр защитился одновременным движением лезвий. Разлетевшаяся вдребезги амфора усыпала палубу крупными и мелкими осколками, заставила критянина отшатнуться.

А этруск извлек из-под скамьи новую посудину, столь же большую и увесистую.

— Дурак, — презрительно процедил соглядатай.

Здесь он ошибся. Недооценивать командирскую смекалку отнюдь не следовало.

Расенна сделал два упругих шага, снова метнул амфору.

Критянин опять подставил оба меча, но в этот раз могучие руки этруска послали массивный сосуд вовсе не в грудь и не в голову неприятеля.

Амфора метко и сокрушительно врезалась в Гирровы колени. Даже у закаленных атлетов коленные чашечки не способны безнаказанно выдержать внезапный и резкий удар, направляемый в сторону, противоположную естественному сгибу, наносимый большим, твердым и тяжелым, словно камень, предметом.

Посыпались новые осколки.