Критская Телица - Эрик Хелм

Береника прерывисто дышала и улыбалась, не размыкая век.

Вежливый этруск терпеливо и бесшумно выждал несколько минут. «Не хотелось отравлять малышке такую радость, — пояснил он Эпею несколько позже. — Сам живи, и другим дозволяй...»

Но когда повелительница скользнула вперед и, сжав подругу в объятиях, начала новый, ничуть не менее решительный натиск, архипират сделал три быстрых шага.

Оторвавшись от наложницы, Арсиноя приподняла голову и обернулась.

— Пискнете — погибнете, — раздался тихий, невыразимо зловещий голос.

Близ широкого, повидавшего несчетные и невообразимые виды ложа стоял ощетинившийся двумя клинками Расенна.

Спустя несколько мгновений объявился Эпей, от случайного взгляда подальше тянувший в опочивальню треугольное крыло. Мастер предусмотрительно закрыл дверь и немедленно взял за лезвие узкий бронзовый кинжал.

Береника, на счастье свое, онемела от ужаса, узрев человека, недавно выкравшего ее из родных Митилен.

Арсиноя же обладала достаточной выдержкой и сообразительностью, чтобы подчиниться этруску беспрекословно.

— Что тебе нужно? — спросила царица чуть слышным шепотом.

— Повторяю: пискнете — погибнете... Эпей, что нам нужно?

— Священный царский перстень с печатью, — негромко ответил мастер.

— Его здесь нет, — машинально солгала повелительница.

— Чушь, — отозвался Эпей. — А ежели правда — не взыщите, останется лишь отправить вас обеих в Аид.

— Изменник! — прошипела царица.

— Просто мне ужас как надоели творимые под здешним кровом пакости, — спокойно молвил эллин. — Я уношу ноги с острова. И намерен проложить себе дорогу любой ценой. Спрашиваю второй и последний раз: где перстень? Расенна, дружище, приготовься немедленно срубить эту прелестную голову, если колечка не окажется в наличии.

— Ларец на малахитовом столике, — с ненавистью прошипела Арсиноя.

— Расенна, пожалуйста, не опускай меча.

Эпей откинул палисандровую крышку, вынул кольцо и тщательно исследовал близ ровного, бездымного пламени, пылавшего в золотом светильнике.

— Он самый. Понимаешь, милый мой разбойничек, обладатель этого славного перстенька, — человек, получивший его из царских рук, — наделяется временными полномочиями, не уступающими царским. А в ближайшие полтора часа мне эти полномочия ох как понадобятся...

— Ни разу в жизни, — медленно и серьезно произнес Эпей, приближаясь к Арсиное, — даже в минуты настоящей, лютой опасности, я не убил ни единого человека.

Расенна мысленно хмыкнул, подумав, что без Эпеева ловкого и своевременного вмешательства Эфра, пожалуй, пребывала бы в добром здравии, а сам бы он уже общался с далекими и близкими предками.

Но этруск рассудил за благо промолчать.

— И все же торжественно клянусь громовержущим Зевсом и волоокой Герой, что заколю, как овец, при малейшей попытке... хм! — пискнуть. Расенна, заткни девчонке рот и накрепко свяжи.

Береника испытывала столь необоримый страх перед архипиратом, что беспрекословно и совершенно безвольно дала спеленать себя по рукам и ногам.

Оценивший подобную уступчивость этруск плотно замотал ее покрывалами и скрутил щадящим образом, дабы не нарушать обращения крови. Поудобнее устроил на ложе.

— Утром придут и развяжут, — промолвил он успокаивающе. — Не волнуйся.

Взглянул на Эпея:

— А с этим цветочком страсти как поступать прикажешь, забулдыга мой драгоценный?

— О! — весело откликнулся Эпей, — здесь мы сталкиваемся со случаем совершенно уморительным... Повторяю, бывшая моя госпожа: к словам Расенны прибавить нечего. Пискнешь — погибнешь. Следуй за нами.

* * *

— Куда мы движемся? — шепотом осведомился этруск пятнадцать минут спустя.

— Сейчас увидишь, — ответил Эпей.

Мастеру было весело. Его беззлобная натура противилась ненужной жестокости, и перед выходом из опочивальни он с ножом у горла заставил Арсиною посетить туалетную комнату.

— Пригодится, — заверил он царицу, стоя рядом с кинжалом наизготовку. — Просто поверь: пригодится. Я же знаю твою выдающуюся опрятность, а ежели обмочишься, дожидаясь подмоги, страдать начнешь неописуемо. Предлагаю от чистого сердца: присаживайся на креслице и облегчай нутро...

Они шагали втроем — Эпей, Расенна и Арсиноя.

Мастер бесшумно двигался впереди, царица ступала по пятам, а этруск обнимал ее за талию, держа у самого горла государыни отточенное лезвие шумерского меча.

— Первый поворот направо, — отсчитывал Эпей, — второй налево, снова первый направо; а вот и лесенка... Прибыли, дамы и господа. Порт назначения. Прошу временно стать на якорь.

Сколь ни внушительно прозвучали угрозы обоих заговорщиков, а царица все же пискнула от испуга, увидав, куда ее привели.

Этруск немедленно шевельнул мечом и Арсиноя смолкла.

Эпей уже опустился на колени перед наглухо запертой дверью. Из кожаных наручей мастер извлек тонкие железные пластинки, отрезок закаленной в огне и воде проволоки, пару маленьких щупов.

— Минутку терпения, Расенна...

Поколдовав над замочной скважиной несколько минут, показавшихся этруску веками, Эпей обернулся, подмигнул, встал и, потянув дверь на себя, широким жестом пригласил спутников пройти внутрь.

— Это еще что за..? — поразился Расенна, увидав огромную комнату и то, что высилось посередине.

— Деревянная телица, — сообщил Эпей, предусмотрительно притворяя дверь. — Сооруженная вот этой парой рук на потеху государыне. Последняя капля, переполнившая чашу моего терпения...

Он сощурился и прибавил:

— Но следует признать, капля весьма внушительная!

* * *

— ... Послушай, — почти жалобным тоном спросил сбитый с толку этруск, — почему нельзя было скрутить ее вместе с девкой и оставить в спальне?

— Во-первых, — ответил Эпей, — царица, так сказать, исчезла. Ее не обнаружат поутру и кинутся разыскивать. Я позабочусь о том, чтобы направить в эту милую залу нужных людей. А уж когда государыню застигнут в деревянной телке, сооружать которую — величайшее святотатство и кощунство..! Поверь, династия сменится незамедлительно!

— Вот почему ты убежден, что Арсиноя не станет звать на помощь! — воскликнул Расенна.

— Скорее откусит себе язык. Будет весьма терпеливо дожидаться Рефия, а молодчик, насколько разумею, вытворяет многоразличные непотребства с провинившейся придворной дамой и не освободится вплоть до утра. Времени довольно... А, кстати, много ли толку орать? Коровушка изнутри войлоком выстлана, даже рядом стоя, немного услышишь... А дверь надежна, и расстояния до нее, сам видишь, локтей тридцать. Ни единого звука наружу не донесется, будьте благонадежны, о придворные дамы и вельможи!