Под черным флагом. Истории знаменитых пиратов Вест-Индии, Атлантики и Малабарского берега - Дон Карлос Сейц

Мысль о том, что мною решили пожертвовать ради спасения команды, сильно меня удручила, и я решил, что ни при каких условиях не соглашусь на переход в команду пиратов. Я заявил капитану, что всегда был верен его интересам и беспрекословно выполнял все его приказы, что всегда стремился исполнять свои обязанности точно и безупречно, но теперь я решил, что ни за что не стану пиратом, какими бы карами мне это ни грозило. На этом наш разговор закончился, и лодка вернулась без меня.

Увидев что в шлюпке меня нет, Филлипс пришел в ярость. Он снова отправил ее к нам, велев привезти меня живого или мертвого. Мой капитан опять отвел меня в сторонку и сообщил о приказе пирата, добавив, что будет лучше, если я перейду к ним, ибо в случае моего отказа или сопротивления меня ждет неминуемая гибель, а со мной, вероятно, погибнет и вся наша команда. Он убеждал меня подчиниться требованию Филлипса, поскольку это, несомненно, спасет наш экипаж, а мне, быть может, представится когда-нибудь случай сбежать от пиратов; если же я не найду способа сбежать, то Филлипс, возможно, сам разрешит мне уйти, ибо он дал слово, что если я соглашусь верой и правдой прослужить у него два месяца, то он вернет мне свободу.

Только тот, кто сам когда-нибудь оказывался в подобной ситуации, может понять, как тяжело мне было. Если я буду и далее упорно отказываться от вступления в команду пиратов, меня и моих товарищей ждет неминуемая смерть, если же я соглашусь уйти с ними, то меня убьют за отказ подписать статьи пиратского договора, а я был решительно настроен не подписывать их, хотя и понимал, что буду подвергнут жестоким пыткам. Словом, моя судьба была самой незавидной – куда ни кинь, меня всюду ждала гибель.

Тем не менее после тщательного обдумывания я решил перейти к пиратам, чтобы они не обрушили свой гнев на моих товарищей. И я сел в шлюпку и прибыл на борт пиратского судна, сделав вид, что согласен служить у них, а капитан повторил свое обещание через два месяца отпустить меня на свободу. Я пообещал верой и правдой служить ему в течение этого времени.

Я был несколько разочарован, что они не стали насильно, как я ожидал, заставлять меня сделать одну вещь, которой я боялся больше всего, – подписать с ними договор. Они пустили в ход убеждение, а не принуждение, полагая, вероятно, что юношу легче уговорить, чем заставить присоединиться к разделу добычи, полученной неправедным путем.

Когда я впервые поднялся на борт пиратского судна, его команда насчитывала всего десять человек, включая капитана, и все они показались мне сильными, смелыми и выносливыми парнями, каких я еще не встречал. Поскольку в ту пору я был единственным матросом, не подписавшим их статьи, капитан назначил меня рулевым, где я и прослужил большую часть времени, проведенного с ними».

Это случилось в августе 1723 года. В течение двух последующих месяцев удача не сопутствовала пиратам. Когда истек второй месяц, Филмор напомнил Филлипсу о его обещании отпустить его на свободу, на что последний, «усмехнувшись, ответил, что с тех пор, как я присоединился к ним, добычи стало совсем мало; что отпустить меня сейчас он не может, но если я пробуду с ними еще три месяца, то он дает слово чести подарить мне свободу. Я вынужден был смириться с его требованием и поверить его честному слову, хотя, как в конце концов выяснилось, он надо мной просто издевался».

Дела пиратов шли все хуже и хуже. Придя в октябре 1723 года в Вест-Индию, они около трех месяцев бороздили море, не встретив ни единого судна, и совсем отощали с голоду. В день на десять человек выдавался лишь фунт мяса. Наконец им попалось французское судно береговой охраны с Мартиники, имевшее на борту двенадцать орудий и тридцать пять человек команды. Шансов захватить его было крайне мало, но Филлипс решил рискнуть. Вспомнив поговорку, что «голод и каменные стены разрушит», они подняли черный флаг и догнали французов, которые так сильно испугались, что сдались без единого выстрела. Четверо из них вступили в команду пиратов, которые забрали с их корабля всю провизию и отпустили.

Пиратское судно нуждалось в очистке, и Филлипс отправился на Тобаго, надеясь встретить там шестерых или восьмерых своих бывших товарищей и трех негров, которых оставили на этом острове после распада команды Энстиса. Они без труда добрались до Тобаго, но никого, кроме одного негра, там не оказалось. Тот рассказал им, что пиратов захватили военные моряки, отвезли на Антигуа и повесили. Филлипс забрал к себе этого негра, которого звали Педро, очистил свое судно и собирался уже было уйти в море, как в гавань вошел военный корабль. Не теряя времени, Филлипс поднял паруса, покинул бухту и отправился в наветренную сторону. Четырех французов оставили на берегу, предоставив их своей судьбе.

Филмор решился снова напомнить Филлипсу о его обещании. Я «вежливо попросил его отправить меня на берег… чтобы я мог вернуться к матери, которая ничего не слышала обо мне с тех пор, как мой прежний капитан вернулся из своего первого плавания на рыболовные промыслы.

– Отпустить тебя на свободу? Пошел ты к черту! Ты получишь ее, когда меня повесят и никак не раньше, – ответил Филлипс, пылая от гнева, [и его ответ был] больше похож на дьявольский рык чудовища из преисподней, чем на слова существа, наделенного разумом и душой и способного испытывать человеческие чувства».

Филмор понял: надеяться на то, что капитан отпустит его, нечего, и стал ждать, когда их захватит более сильное судно или у них появится много новых пленников, с которыми можно будет составить план спасения, еще до того, как Филлипса поймают.

Покинув Тобаго, пираты захватили шняву, и Томас Ферн, плотник, вместе с Уильямом Филлипсом и двумя другими членами команды, Вудом и Тейлором, перешли на приз. Эта компания решила сбежать вместе с захваченным судном, но Джон Филлипс, увидев это, погнался за ними и начал стрелять. Вуд был убит, а Уильям Филлипс ранен в ногу, да так сильно, что ее пришлось ампутировать. Эту операцию проделал плотник Ферн, который вместе с Тейлором сдался Филлипсу. Он взял пилу и отрезал Уильяму ногу «столь же быстро, как если бы ему пришлось разрубить сухую доску надвое». Раскалив на огне топор, он прижег рану, но, несмотря на столь варварскую