Черный фотограф - Светлана Успенская

Бандиты, скучая, явно чего-то ждали. Чтобы убить время, они расхаживали по комнате, присаживались на стол и даже играли на кровати в карты. Леня жалел, что не поставил вовремя «жучок», тогда он хотя бы знал, к чему готовиться и чего бандиты ждут, а сейчас приходилось прозябать в тревожной неизвестности и мучиться самыми невероятными догадками.

Уже поздней ночью, когда город стал постепенно затихать, темнеть и замерзать от ночного усиливавшегося мороза, а наблюдатель грелся у своей миниатюрной печки, изредка бросая взгляд на светящееся в ночи окно, послышался звук подъезжающей машины. Леня настроил объектив. Из «девятки» вышли двое, они вели под руки девушку. Руки у нее были связаны за спиной, а на глазах чернела повязка — бандиты опасались, что она узнает, где их логово.

На всякий случай Леня сделал несколько снимков. Девушку он снял со спины (впрочем, из-за повязки ее лицо все равно невозможно было рассмотреть), а сопровождавших ее типов — в профиль, когда они на секунду оглянулись, нет ли кого на улице в столь поздний час. Вся троица вошла в подъезд.

«Наконец-то начинается что-то интересное!» — обрадовался наблюдатель и, с нетерпением ожидая, когда мужчины и девушка поднимутся, настраивал свой объектив.

Когда жертва и ее сопровождающие вошли в квартиру, с девушки сняли повязку. Это была почти девочка, с ужасом взирающая на людей, которые затащили ее в этот притон. На ее лице с распахнутыми озерами глаз выражался испуг, и сердце у сыщика сжалось от жалости: что они с ней собираются делать? Неужели и она умрет от пыток безымянных истязателей? Может, пока не поздно, побежать и позвонить в милицию? Но, если бы они собирались ее убить, вряд ли бы стали надевать повязку на глаза — мертвый ничего не расскажет. Тогда что, киднеппинг? Но, если он сейчас сообщит в милицию, работа его накроется, как говорится, медным тазом…

Пока Леня пребывал в тягостных раздумьях — звонить или не звонить, в квартире, которая была перед ним как на ладони, начали стремительно разворачиваться события. Бандит с темным лицом, похожий на кавказца, что-то, оскалясь, сказал девушке, но она лишь молчала и испуганно жалась к стене. Потом другой, тот, что оставался ждать в квартире, внешне посолидней, чем остальные («Главарь», — сразу определил его роль в шайке наблюдатель), достал радиотелефон, вытянул антенну и стал разговаривать. Очевидно, результаты переговоров его не удовлетворили, и он, пожав плечами, с ехидной ухмылкой что-то приказал своим молодчикам.

Те стали приближаться к своей жертве. Девушка прижалась к стене и, обороняясь, выставила руки. Ее схватили, скрутили и бросили на кровать. То, что потом увидел Леня, наполнило его душу горечью и гневом. Уже было поздно бежать звонить в милицию. Трое огромных бандитов по очереди насиловали беззащитную, беспомощную жертву. Она, судя по раскрытому рту, кричала, пыталась вырваться, била своими маленькими кулачками по лицам насильников, которые морщились от ее слабых ударов, как от укусов назойливого комара.

Один за другим сменяли друг друга бандиты, с гнусной усмешкой замирая над ее телом. Пока один творил свое грязное дело, два других держали руки и ноги девушки. В это время их главарь опять набрал номер и, услышав ответ абонента, с мерзкой улыбочкой поднес телефон поближе к кровати, давая послушать стоны и крики жертвы. После этого он бросил в трубку пару слов и спрятал телефон.

Его ребята уже выполнили приказ. Они с довольными рожами отряхивались, застегивались, посмеивались, что-то говорили, обращаясь к своему начальнику. Ошеломленный Леня не переставал снимать происходящее, переполненный гневом и ужасом. В его глазах стояла картина — распятое на узкой кровати тщедушное тело, и он мог только лишь сжимать кулаки от собственного бессилия и шепотом клясться: «Они у меня получат свое…»

Между тем главарь подошел к девушке, дернул ее за плечо и что-то приказал своим халдеям. Те быстро подскочили, подхватили несчастную под руки и, не дав ей даже охнуть, поволокли из квартиры.

«Поехали убивать», — сообразил сыщик и кубарем скатился с голубятни, не забыв захватить с собой свое «оружие».

Машина, капризно почихав и закашлявшись, все-таки зарычала, и сыщик уже стоял, как будто ожидая выстрела стартового пистолета, в любую секунду готовый тронуться и преследовать бандитов. Он не собирался вступать в единоборство с четырьмя вооруженными до зубов головорезами из самой могущественной в Москве бандитской группировки (их карманы выразительно оттопыривались — наверняка они не были обделены оружием). Он собирался бороться с ними своим собственным оружием и надеялся, что в конце концов оно окажется более действенным.

Автомобиль бандитов вырулил со двора и, не заметив стоявшего в засаде сыщика, вырвался на простор ночного города. Из своего укрытия Леня видел, что девушка сидит сзади, посреди двух гориллообразных парней, и еще, кажется, жива. Если ее не убили сразу, то, может, они сжалятся и оставят ее в покое, хотя ожидать благородства от этих головорезов было бы странно.

Бандиты, проехав несколько километров, свернули в боковой проезд и, покружив еще немного на спящих праведным сном улицах, остановились. Девушка вылетела из машины на обочину, и легковушка быстро скрылась в морозной мгле.

Сыщик сразу же подкатил к телу, темнеющему на светлом фоне свежевыпавшего снега. Девушка не шевелилась, под ней медленно расплывалось черное пятно.

«Неужели ее убили?» — с ужасом подумал Леня и, борясь между желанием уехать и не связываться с трупом и надеждой на то, что девушка еще жива, подошел к ней. Она еще дышала, но, то ли от удара во время падения, то ли еще от чего, была без сознания.

Схватив горсть снега, Леня стал растирать ей лицо, потом похлопал по щекам. Глаза медленно приоткрылись. Помогая ее подняться, Леня расспрашивал:

— Что с вами, как вы себя чувствуете?

— Домой… — слабым голосом прошептала девушка.

Леня усадил ее на сиденье и хлопотал рядом:

— Может, вам плохо и вас отвезти в больницу?

Но девушка твердила как будто в забытьи:

— Домой, домой…

В полубреду она назвала ему адрес, и Леня стал кружить по улицам в поисках нужного дома.

Только к утру он привез девушку домой. Дверь открыл седой отец, одетый не для четырех часов утра, а так, как будто он собирался на службу.

— Олюшка! — вскрикнул он и бросился к дочери. Передав ослабевшее тело на руки охнувшей матери, он накинулся на Леню и схватил его за грудки.

— Подлец, ты ответишь за нее! — кричал он, пытаясь избить спасителя. — Сволочь, подонок!

— Да вы что, с ума сошли! Я ее на улице нашел, в снегу, — отбивался спаситель, уже жалевший, что отважился встретиться с обезумевшими от горя родителями.

Отец немного пришел в себя, перестал размахивать руками, втолкнул его в комнату и сказал:

— Сиди, я сейчас у нее спрошу, кто ты. Только часам к семи утра Леню выпустили, предварительно извинившись.

— Как она? — спросил он, уходя.

Мать только безнадежно покачала головой и смахнула выступившие слезы.

«Почему и за что?» — эта мысль не давала покоя. Соколовский просматривал фотографии, где за черным перекрестием рам творилось жуткое грязное дело. После того как он, сняв изнасилование, стал чуточку ближе к своей цели, ему все это показалось настолько ужасным, как будто и он сам был соучастником преступления. Часть вины этих подонков ложилась и на него лично, хотя Леня и не осознавал, почему ему кажется, что он в этом тоже виноват.

Чтобы прояснить ситуацию, узнать причину происходящего, через несколько дней он отважился прийти к спасенной им девушке, для того чтобы поговорить с ней и попытаться выяснить, в чем тут дело. Дверь ему долго не открывали, пока не поняли, кто он. Потом, открыв, долго благодарили, как будто Леня пришел за благодарностью, и так же долго отказывали ему во встрече с Олей, мотивируя тем, что она еще нездорова. Наконец ему удалось все-таки убедить родителей девушки, что ему совершенно необходимо с ней встретиться, что он, кажется, видел, как ее выбросили из машины и хочет в этом убедиться, поговорив лично с девушкой.

Она лежала на диване свернувшись калачиком, в позе зародыша в материнской утробе, как бы желая отгородиться от враждебного ей внешнего мира. Леня ласково тронул ее за плечо: