Бегство (Ветка Палестины - 3) - Григорий Свирский

Различия эти представились Софочке несущественными, а вот на одном задержалась. В синодальном - народ. В оригинале -толпа. "Елки-моталки, как сказал бы папаня!"

- Не может такого быть, Саша, не дураки ж переводили? - воскликнула она. Саша достал из ящика стола толстую книгу в черной обложке. Показал название: "Библия, книги священного писания". Перепечатано с Синодального издания". Открыл Евангелие "От Матфея", дал пробежать то место, где написано: вышел к толпе Понтий Пилат, а первосвященники и старейшины "возбудили народ". И говорят Пилату все: "да будет распят..." И рядышком: "Еще сильнее кричали: "да будет распят". Кто эти "все", кричавшие еще сильнее?

- ... Из текста явствует: толпившиеся перед Пилатом. В греческом тексте, самом древнем, который только мог достать, так и сказано - толпа. А в русском переводе? Пилат "умыл руки перед народом". И далее уже только так: "И отвечая, весь народ сказал: кровь его на нас и детях наших". Так кто кричал: "распни его!"? Толпа или "весь народ"? - Саша, побарабанив нервно по столу, предположил, что переводили для Синода, видно, бывшие народники, которые всегда толпу почитали народом, и ошибка эта, гипертрофированная Лениным, вышла России боком... Теперь ты все знаешь, Софа, - Саша улыбнулся. - Какие последние слова Иисуса перед смертью? "Господи, прости их, они не ведают, что творят". А кто, по той же версии, кричал: "Кровь его на нас и детях наших!", "Распни его!" Толпа, быдло. К кому же припали и ухом и сердцем поколения, которые резали евреев? К Мессии или к быдлу?.. И Мессия ли он, в таком случае: слово Мессии царит...

Вот так, Софочка, все ты поняла. Кстати, знаешь что сказал мне Петро Шимук: "Если б не знал всей истории еврейского народа, израильское гостеприимство толкало бы меня к быдлу..."

Саша улыбнулся застенчиво, пожал плечами: - А есть в переводе и просто скандальные ошибки: ивритское слово "алма" - молодая женщина было переведено, как "девственница", и отсюда, считают, выросла целая доктрина о непорочном зачатии...

На другой день Софа снова приоткрыла дверь канцелярии, осторожно заглянула, чтоб не мешать. Саши не было. Сказали, улетел за детьми. Вернется через неделю. И тут только поняла, дети детьми, она их, своих "невеличек" не оставит, но мчалась она каждый день, ни свет ни заря, к Саше. Разве ей в Израиле хотелось когда-либо столько петь, хохотать без причины - просто от того, что живешь на свете.

Софа, человек действия, неопределенности не терпела. Она отмечала в календаре каждый прошедший день и, когда пришло время, вызвалась ехать в аэропорт, встречать, хотя все отговаривали, боясь, как бы не родила по дороге?.. В огромном пустом автобусе, -только шофер-марокканец, да она,Софочка задумалась о своих ясных и, в то же время, совершенно запутанных отношениях с близкими ей мужчинами. Дов - вне сравнения: в нем есть и правда, и доброта, хоть он и жмотистый израильтянин. Она испытывает к нему такое же чувство благодарности, как некогда к учителю физкультуры, который вытащил ее из воды на Енисее и откачал, вернул к жизни. Конечно, она прекрасно относится к Дову, даже по-своему любит его. Она представила себе черные, широко расставленные, как у быка, глаза Дова, которому сообщает, что уходит... "Ну, не сволочь я?" Все в ней воспротивилось самобичеванию: "Так что ж, выходит, из-за того, что меня спасли, я должна отказаться от Сашеньки?! Зачем тогда спасали?! На вечном спасибо жизнь не проживешь, семьи не построишь. Дов ведь прямо сказал: жениться он не может. И никогда не обещал, вот! Мои будущие дети мне не простят безотцовщины. Мать у них вроде приблудного щеночка Жушки - интересное кино!

Вопреки правилам, автобус для детей из Чернобыля разрешили подать прямо к самолету. Саша был изможден, казался почерневшим. Она кинулась к нему, к детям.

- Ты теперь у нас постоянно? - спросил он как бы вскользь, когда увидел ее.

- Если ты не передумал, - ответила она и испугалась своей решимости. Вечером позвонила Дову. Детишки из Белоруссии прилетели, она останется в Кфар Хабаде на ночь. "Не беспокойся..."

- Сашка прилетел? Как выглядит?

- Страшен, как смертный грех...

Закончила разговор, к трубке протянул руку рав Бенцион, которого Саша почему-то назвал "футболистом". Лапище у рава Бенциона, как у отца. И даже волос на пальцах такой же светлый. Софочка поежилась: отцовской руки побаивалась...

Рав Бенцион прикатил с проверкой, посколько его сшива тоже дала деньги на детей Чернобыля, он оставался здесь на ночь, сообщил жене, чтоб не тревожилась. Потом стал своих детей подзывать. Самой старшей, Фае, сказал, чтоб не пила молоко, а взяла кефир, сыну что-то объяснял про компьютер. Так со всеми поговорил. Обещал, что не опоздает, и они все вместе пойдут в бассейн.

Когда рав Бенцион ушел, Софочка приблизилась к Саше почти вплотную и спросила севшим от волнения голосом, едва слышно:

- А ты тоже будешь таким отцом?

Саша "от счастья ополоумел", - видела Софа - А, может,. Растерялся?" Когда дети легли спать, задержался в столовой, где она меняла на столах скатерки, послушал, как она пела тихо-тихо. "А у перепелочки ножка болит".

Софочка оборвала себя на полуслове. Вытолкала Сашу из столовой: кто их знает, хабатников бородатых, как они смотрят на ночные песнопения молодых женщин. Да и рав Бенцион тут. Начальство. Навредишь Сашеньке. Под хупой они не были. Неизвестно, будут ли, поскольку она, чтоб им всем провалиться, шикса. Пускай шикса, но ведь не приблудная Жушка... Софа снова подумала об отце и знакомых. Интересно, как они отнесутся, узнав обо всем? Отец скажет: "Такая же авантюристка, как мамочка". И, наверное, всплакнет. Зайка, подружка единственная, кинется обнимать. Ободрит: "Смелость города берет". Софа внезапно почувствовала, что завидует Зайке: ей по закону хупа. Вынь да положь! К тому ж они с Сашенькой ближе по духу, они лучше подходят друг к другу... "Ну, нет, - оборвала она себя. - Чего это меня понесло?!"

На другое утро, по дороге в Кфар Хабат, она бросила машину на тихой боковой улочке и вышла на центральную улицу Иерусалима - "Кинг Джордж". Помедлив, отправилась в Главный Раввинат Израиля. Вход - мрамор, как во дворцах. Посетители говорят вполголоса. Точно в страхе. Сама трусила очень, потому к здоровущему, похожему на борца секретарю в черной шляпе подошла решительным шагом. Коротко объяснила, что она еврейка только по отцу, но хочет, чтоб ее ребенок обязательно родился евреем, а не гоем.

Секретарь взглянул на нее как-то искоса, в недоумении выпятив подбородок в редкой бороденке, и разразился целой речью, из которой она поняла, что это дело долгое и сразу не делается.

Софа не поняла и трети сказанного, но знала: если в израильском мисраде чиновник завелся надолго, - дела не будет.

- Мне ждать некогда, - перебила она говорливого секретаря. - Мне рожать через неделю.

Секретарь исчез в дверях, которые были за его спиной, наконец, выглянул, махнул рукой, беседа, мол, окончена, идите.

Софа пошла, да только не к выходу на улицу... Раввины, сидящие за столами и у стен, взглянули на нее с таким удивлением, словно она прибежала в Главный Раввинат показывать фокусы.

Софочка повторила, кто она и чего хочет. Старик в кипе с золотой окантовкой, похоже, главный, все гладил и гладил молча бороду. Борода длинная, как у Черномора. От Черномора, известно, ничего хорошего ждать не приходится. У Софочки стали ныть ноги. Наконец, раввин помоложе, располагавшийся у дверей, спросил, чем объяснить ее желание: - Вы хотите выйти замуж за еврея?

-Да!- воскликнула Софочка с энтузиазмом, и тотчас появился борец-секретарь, который один раз уже показал ей на дверь.

... Они меня вы-ыгнали, - рыдая, сообщили она обеспокоенному Саше, к которому кинулась.

Саша лишь улыбнулся:

- И должны были выгнать, - ответил он спокойно. - В нашем еврейском законе сказано, иноверец может стать евреем лишь восприняв иудаизм. Ни по какой другой причине.

- Я не иноверец, я безверец! Сашенька, а тебе, по этому закону, на мне можно жениться?

- Нельзя. - Взглянув на ее лицо, добавил торопливо: - Но, как говорят сейчас в Москве, если очень хочется, то можно.

- Без хупы?

- С хупой, не волнуйся. Только вначале вместе поучимся.

- И тебе за парту?

- Мой раввин в ешиве сказал, что я, по Галахе, не должен был слушать твое соблазнительное пение...

- Бож-же мой, какое счастье, что ты еще не все знаешь! - И с непосредственностью и страстью, которую он так любил в ней: -Чтоб они сгорели, нудники проклятые!

Утром, к завтраку, Софочка вышла не в халатике, а в стареньком платье с цветочками, в котором впервые появилась у Дова. Сообщила недоумевающему Дову, что "Фордик" в полной сохранности, на месте, а горючего залила полный бак.

- ...А сама... так уж случилось, решила уйти на волю. - И опустив глаза: - Ты же меня не берешь замуж.

- К Сашке уходишь? - мрачно спросил Дов. И чтоб не сорвалось грубого слова, воскликнул: - Хорошенькая воля, не приведи господь! Он же кипастый!

Она задышала взволнованно, груди заколыхались вверх-вниз, и Дов не сдержался: ткнул ее в плечо легонько.