Андрейка - Григорий Свирский

Свирский Григорий

Андрейка

Григорий Свирский

АНДРЕЙКА

(на Луну без скафандра)

киноповесть

1. НА ЛУНЕ ЖИЗНИ НЕТ. ТОЛЬКО ПОЛИЦИЯ

Когда в Торонтский международный аэропорт опускаются один за другим пять-шесть самолетов "Джамбо", прилетевшему кажется, что он попал в Китай, где миллиард жителей, а не в Канаду. Толпа несет, тискает, вертит...

Мальчик лет 14-- 15 крутит головой во все стороны, завороженный маскарадной пестротой нескончаемого потока пассажиров. Мужчины в белых кальсонах и клетчатых юбках, женщины в солдатской униформе и почти голые. Его больно толкнул индус в красной чалме, уронив на бегу: "Сорри!" Он налетел на кого-то, услышал: "Сорри!" Толкучка была для него привычной, вокзальной, лишь сопровождалось все это необычной музыкальной гаммой, то на басах, то в верхах: "Сорри! Сорри! Сорри! Сорри!.."

Его обтекает со всех сторон шумная семья итальянцев в курточках, казалось, из одних сверкающих "молний". Как только итальянцы посыпались из дверей багажного отделения, зал ожидания восторженно взвыл. Поцелуи по-южному шумны.

-- Андрей! -- Откуда-то прозвучал неуверенный голос: -- Андре-эй!

Андрейка оглянулся с любопытством. Мои? Где застряли?

Толпа выносит Андрейку из багажной.

Его отец и мачеха Людмила (отец звал ее Люси) уже здесь. Андрейка с трудом пробился к ним. Посмотрел вопросительно на отца -- лицо у отца мятое, как его новый твидовый костюм. И -- жалкое, мокрое. Что-то стряслось? Отец переступал с ноги на ногу, чего-то он очень боялся, вроде они и в самом деле по ошибке прилетели не туда, куда хотели. У Люси от жары поплыли ее наклеенные ресницы, но выпуклые птичьи глаза все равно торжествовали.

Она дернула отца за руку раз-другой. Отец произнес: -- Сын, ты всегда хотел быть независимым... -- И вдруг скис. Добавил только: -- Такие пироги, сын. -- Он явно чего-то страшился...

Нагруженная чемоданами толпа выплыла из аэропорта в город. Кончился вдруг Китай. Еще минута, и они остались одни. Люси уж так сильно дернула отца за руку, что тот пошатнулся. Затем выступил вперед и не сказал -прохрипел сдавленным, чужим голосом:

-- Сын! Я сделал для тебя все, что мог, доставил в свободную страну. -Он показал сыну на один из чемоданов, стоявших на полу, затем протянул ему сто долларов и листочек, на котором выведено: "ХАЯС, эмигрантское агентство", номер телефона... -- Доставил тебя в свободную страну, -повторил он тверже. -- Теперь... живи сам... Независимо...

И они, сперва Люси, затем отец, ходко двинулись к белым раздвигающимся дверям. Андрейка машинальным движением схватил свои вещи и потащился за ними.

-- Такси! -- крикнула Люси. И к отцу: -- Какая жарища! И это в апреле! Что же будет летом?! А ты говорил, что Канада -- северная страна...

Такси подползали к дверям аэровокзала одно за другим, изгибаясь вдали змеей. Шофер в синей чалме погрузил огромные чемоданы в багажник.

Отец оборачивается к сыну и неуверенно подает ему руку на прощанье. Андрейка потянулся к отцу всем телом, не то поцеловать хотел, не то зареветь, тот, отступив на шаг, произнес как мог сухо:

-- Андрей, не будем сентиментальны. Мы -- мужчины.

И они уехали в черном лимузине с надписью на стекле "Аэропорт"... Тут только Андрей осознал: произошло необратимое.

В глазах -- ужас; и вдруг сомнение: в самом ли деле его бросили? Вспомнилось заплаканное лицо бабушки в аэропорту "Шереметьево". Она шепчет и раз, и другой:

-- Если что, сразу просись назад.

Он, смеющийся, машет бабушке рукой...

Увы, он в Торонто.

Андрейка проводил испуганным взглядом лимузин и, подхватив свои пожитки, кинулся назад, в здание аэропорта. Поднялся на лифте этажом выше, туда, откуда люди улетают прочь... Зал был устрашающе велик. Он давил на Андрейку своими неземными размерами и пустотой. Андрейка почувствовал, вот-вот разревется, как малыш, брошенный неведомо где. Холодит, аж мурашки по телу.

Тихо сочился чужой и скорбный, с барабанным боем и электрогитарами, мотив; подергивалась в такт ему нога человека в незнакомой форме с револьвером на боку. Андрейка инстинктивно рванулся в сторону от него, к свету противоположной стены. Она была вся из стекла, эта стена. Но и тут тихо жаловался откуда-то из-под потолка хрипатый скорбный голос под электрогитару и барабан, на своем негритянском английском: "Четыреста лет рабства... четыреста лет рабства"... Андрей разобрал только эти слова. Радости они не прибавили. Он припал носом к холодному стеклу. Там стояли гигантские, сверкающие от дождя "Боинги". И мчались какие-то странные броневички красного цвета с названиями авиакомпаний. И все ритмично мигали-подмигивали -- словно в такт барабану: "Четыреста лет рабства... четыреста лет рабства... "

Вот подъехал к ближнему "Боингу" желтый фургон. Его кузов начал подыматься, как лифт. И разгружаться, без людей, в черную дыру "Боинга". Груз в металлических ящиках поворачивался и двигался на длинной платформе сам по себе. Андрейка отлип от стекла только тогда, когда разглядел, что под ящиками крутились железные валики. В разных направлениях. Вся платформа из валиков.

"В ящике, но улечу!" -- сказал Андрейка самому себе решительно.

У ближнего самолета мотор был в самом хвосте.

А над мотором, на руле поворота, подпись "Canada" и кленовый листок!

-- Трехмоторный. Ди-10. -- шепчет Андрейка. -- Океан перемахнет?

У кабины летчика надпись "Express of Amsterdam"... -- "Конечно, перемахнет!" Но на этот самолет он опоздал, решительно. Красный броневичок оказался толкачем, который начал вытягивать амстердамский самолет из "норы". Отволок его в сторону и отцепился, по-прежнему тревожа Андрейку своим желтым миганием: "Четыреста лет... слышал? Четыреста... "

Из-под потолка провозгласили механически-безразличным голосом, что посадка на самолет в Рим задерживается на тридцать минут.

"Рим?! -- мелькнуло у Андрейки. -- Конечно, в Рим! Там Мишка из 2-й школы, там все!"

Андрейка, пробегая, читает надписи. "Lisbon". Ни к чему ему португальцы.

"London" -- нет!

"Delhi" -- тем более!..

Из-под потолка снова оповестили, что началась посадка на рейс No... в Рим.

Андрейка смешивается с многодетной итальянской семьей. К римлянам! К римлянам!.. Проскакивает первый контроль, кидает свой чемодан на просвечивание. Чемодан выплывает с другой стороны будочки. Андрейка успел схватить свои вещи, пока кто-то из охраны двигался к нему. И помчался со всех ног. Разглядел у окна римский самолет. От головы до хвоста разноцветный по диагонали. Красно-белый.

У дверей отрывают длинные билеты. У каждого пассажира отдельно. Андрейка рванулся вперед, показывая пальцами на взрослых, которые спешат следом...

Из жаркого коридорчика, ведущего прямо к Риму, Андрейку вывели, держа за руку. Отпустив, сказали деловито: "Сорри"...

... Снова пугающе огромный и холодный зал ожидания.

За его стеклянной стеной все те же плоские, казалось, приплюснутые машины, похожие на луноходы; снимки луноходов в газете Андрейка когда-то с восторгом показывал бабушке. И эти точь-в-точь...

Рабочий в желтом шлеме и высоких ботинках прыгает возле машины. Тоже почти как на Луне.

Там, на Земле, Андрейка действительно сказал отцу в сердцах: "Без вас проживу... " Но в Москве "без вас проживу" означало сбежать к бабушке. В Риме -- к Боре, с которым вместе летел до Вены.

А здесь?!

Неподалеку, на стене, целая колония телефонов-автоматов. Кто-то, с трубкой в руке, смеялся. Звонит, видно, близким людям...

Андрейке стало так страшно, что он остановился и присел в ближайшем кресле. Ноги не держали.

-- Луна, -- сказал он самому себе. -- Луна это, вот что это!

Далекий потолок все еще хрипел под негритянский тамтам. Хрипели что-то совсем другое, но Андрейке слышится прежнее: "Четыреста лет... слышал?.. четыреста лет... слышал?.."

-- Ты потерялся, парень? -- спросили его миролюбиво.

Андрейка и головы не поднял, сердце его стучало в такт барабанам, которые отбивали ему свое...

Наконец, он поднял глаза. "Ой, бабушка!" Гигант с огромной пряжкой и револьвером на боку.

-- Нет! Нет!! -- вскричал Андрейка. -- Я сам по себе. Мне туда надо. -Он показал в сторону таблички "Rome".

-- Вы летите один? Не будете ли вы так любезны показать билет?.. Только билет!

Андрейка вдруг почувствовал, что не понимает ничего, ни слова. А ведь учился в английской школе, считал, что английский ему -- на один зубок.

-- Билет, пожалуйста... -- Гигант повернул обрывок посадочного талона и сказал удивленно:

-- Так вы же прилетели!

-- Я прилетел не туда! -- Андрейка изо всех сил старался не разреветься. Я прилетел не туда! Мне нужно к своим...

Гигант долго молчит, глядя на растерянного скуластого крепыша в новом твидовом костюме и размочаленных кедах. Щеки, губы паренька припухлые, детские. Рыжие веснушки на длинном носище горят, как пожар. А глаза, озабоченные, в тревоге, углубленные в свои, похоже, не детские думы.

Гигант спрашивает, положив руки на свой широкий ремень: