Том 20. Дни печали мисс Халагген. Никаких орхидей для мисс Блендиш. Вдогонку за смертью - Джеймс Чейз

Секунда, и я был на ногах. Но вторым ударом он, словно молотом, выбил из моей руки не только револьвер, но и всякую возможность к дальнейшему сопротивлению. Я упал на колени, а затем завалился на бок, приготовившись к худшему.

С перекошенным от злобы и ненависти лицом, он схватил меня за отвороты пиджака, легко оторвал от земли и несколько раз встряхнул, приподняв, как ребенка, на уровень груди. В его глазах я прочитал свой окончательный смертный приговор.

— Думал, со мной молено так легко справиться? Сейчас мы проверим крепость твоего позвоночника… — Он перехватил меня одной рукой за пояс, продолжая второй удерживать за пиджак.

Я знал этот мерзкий прием! Если сейчас он резко опустит меня вниз, одновременно подставив колено, я буду обречен на пожизненную коляску. Провести остаток жизни со сломанным позвоночником — хуже смерти. Нет уж, лучше смерть! Я почувствовал, как напряглись его мышцы… Я так просто не сдамся! Левой рукой я вцепился ему в щеку. Так как руки его были заняты, он резко мотнул головой, чтобы стряхнуть руку. Это мне и было нужно! Большой палец левой руки очутился за его щекой, а так как движение головы он не остановил, то через мгновение я увидел роскошный оскал его зубов. Кровь, хлестанувшая из раны, залила нас обоих.

Обезумев от боли, он отпустил мою левую руку. Пользуясь моментом, я растопыренными пальцами нанес ему удар в глаза. Мой противник как подкошенный рухнул на землю, накрыв меня своим гигантским телом…

Глава 10

— Каждый раз, когда мы встречаемся, — говорил лейтенант Мэрфи, стряхивая пепел сигареты на пол, — в деле обязательно появляется хотя бы один новый труп.

Я полулежал на диване в доме на Самсет-бульваре.

— Но вы в любом случае не можете обвинить меня в этом убийстве. И к тому же, находя труп, я каждый раз вам звоню…

— Что верно, то верно. Но мне от этого не легче. Вы становитесь слишком однообразным — всегда одно и то же скучное сообщение, — с сарказмом заметил Мэрфи. — Вы никогда не знаете, кто убийца, а зачастую не знаете даже имени жертвы. Держу пари, что и сейчас вы понятия не имеете, кто убил Лизу Гордон. Замечу, кстати, что все окружение вашего покойного друга кажется мне в высшей степени подозрительным…

— Так что ж, no-вашему Джордж Калливуд был боссом мафии? — Я с трудом сдерживал раздражение. Как-никак, а Мэрфи все же был офицером полиции и представителем власти.

— Вряд ли. Но у нас все же есть некоторые основания полагать, что он занимался контрабандой наркотиков или чем-то еще в этом роде.

Я с удивлением уставился на него, хотя где-то в глубине души и допускал такую возможность. Сделав изумленное лицо, я спросил:

— И на чем основывается ваше так называемое предположение?

Сделав вид, что он не замечает моего язвительного тона, Мэрфи серьезно ответил:

— После смерти вашего друга, пользуясь тем, что миссис Калливуд не было дома, мы произвели на их вилле тщательный обыск. Результаты были просто поразительными! Кроме нескольких килограммов героина, мы нашли и другие сильнодействующие наркотики.

— Но зачем ему надо было заниматься этим грязным бизнесом, если он и так был чертовски богат?

— Что касается Джорджа, то это вопрос спорный. Но вот его жена, Глория Калливуд, действительно очень богата…

— А вдруг все эти наркотики были предназначены для личных нужд, и Джордж не занимался распространением этой гадости?

Мэрфи призадумался.

— Даже если и так, это тоже противоречит закону. Хотя мы могли бы посмотреть на это сквозь пальцы. В конечном итоге, семья Калливуд — очень состоятельные и уважаемые люди в нашем городе. Закон, как вы знаете, в таком случае становится более снисходителен к таким гражданам. Герой войны, деловой человек предается невинным забавам со своими друзьями, пусть даже эти друзья и не его круга. С этим можно было бы мириться. Но данные нашей картотеки свидетельствуют об обратном. То есть контрабанда и распространение наркотиков велись в больших объемах.

Слова Мэрфи ошеломили меня. Я чувствовал себя преданным. Джордж?! Мой друг, с которым мы вместе воевали, занимался распространением наркотиков! Зачем же, в таком случае, он позвал меня на помощь? Чтобы я помог ему распространять эту беду? Бред какой-то! И все же здесь что-то было не так. Я не мог поверить в то, что Джордж к этому причастен.

— Знаете, лейтенант, во время войны он был ранен осколком бомбы в одно деликатной место. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю, — лейтенант повернулся к своим людям, работавшим возле трупа. — Ну что, ребята, нашли что-нибудь?

Сержант отрицательно покачал головой, но после некоторого колебания все же сказал, что Лизу Гордон убили отравленной пулей. Причем выстрел был произведен с дальнего расстояния. Так что даже если бы пуля и не попала в затылок, летальный исход был бы неизбежен.

Я все же решился взглянуть на труп. Кожа Лизы почернела. Понятное дело — снова кураре! Положение тела было таким же, как и тела Джорджа: сжатые кулаки, остекленевшие глаза, в которых застыла предсмертная мука. Я сознательно не сказал лейтенанту о смерти Вилли Шутника. Впрочем, Вилли Шутник был женщиной! Пусть сами ищут, отрабатывают свой хлеб.

— И как же вы оказались в этом доме, Бакстер?

— Пришел навестить свою знакомую. А что, разве нельзя? — нагло спросил я.

— Неужели? Насколько мне известно, покойная была дама специфической профессии и славилась своими скандальными связями с женщинами. Мужчин она органически на дух не переносила. Да еще к тому же она баловалась наркотиками. Самое печальное во всем этом то, что в молодости она подавала очень большие надежды как актриса.

Я посмотрел на труп Лизы, представил, как она ужинала с режиссерами, пытаясь устроить свою карьеру, как мечтала сниматься в кино, будучи молоденькой смазливой девушкой. А нашла она ту же страшную смерть, что и Джордж, Мелисса Нельсон, Вилли Шутник. Везде — проклятый кураре! Ну что за город!..

Я чувствовал себя одиноким и глубоко несчастным. Под насмешливым и недоверчивым взглядом лейтенанта я ощущал себя очень неуютно. Возникло осознание своего полного ничтожества в сравнении с такими, как Глория Калливуд и другими богатыми, уверенно преуспевающими людьми этого проклятого города. У меня не было красивой и респектабельной внешности, чтобы надеяться на то, что я сделаю блестящую карьеру киноактера, и уж тем более у меня не было таланта сценариста или режиссера. Я был круглый ноль, и это почему-то настойчиво раздражало меня.

— О’кей, — я вздохнул и поднялся. — Можно домой?

— Вы все еще проживаете у безутешной прекрасной вдовы Калливуд?

Я ничего не ответил, буквально раздуваясь от злобы. У меня отчаянно болел низ живота, ныло колено… Но больше всего меня бесило то, что я не видел никакой логики в этой цепи бессмысленных убийств. Лейтенант утешающе похлопал меня по плечу и сказал, что как-нибудь свободным вечерком навестит меня на вилле Глории Калливуд. То есть тем самым он дал понять, что я могу сматываться.

Еще не добравшись до виллы Глории, я заметил, что за мной следят.

Клер открыла мне сразу, едва я нажал кнопку звонка. Увидев, что я неважно себя чувствую, она тут же уложила меня в постель. Я поинтересовался самочувствием Глории.

— Она спит. Я дала ей снотворное, так что спать она будет еще долго.

Клер спросила, где я был все это время, но я ответил уклончиво. Мне не хотелось даже мысленно переживать еще раз то, что на меня обрушилось в эти последние несколько часов.

— Мара и кухарка здесь?

— Здесь. Вам что-нибудь приготовить?

— Нет, — я поднялся с постели. — Извините, Клер, мне нужно позвонить.

Подойдя к телефону, я заметил, что справочник по-прежнему открыт на букве «к», а фамилия Тони Кастелло подчеркнута красным. Найдя номер телефона гаража на улице Всех Святых, я позвонил туда и попросил Сэма Берроу. Мне ответили, что его нет, поинтересовавшись, кто я такой. С раздражением я бросил трубку.

— Так ты соскучился по мне? — раздался за спиной знакомый голос.

Повернувшись, я увидел черную, ухмыляющуюся физиономию Сэма. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, заложив руки в карманы.

— Парни, вы только посмотрите, кто здесь! — позвал он кого-то. — Вот так сюрприз! Ведь вы так хотели увидеть проказника и шалунишку Бакстера! Герман, поздоровайся со своим лучшим другом!

За спиной Сэма выросли внушительные фигуры Германа Гранта и Красавчика Китаезы. На Германа было страшно смотреть: под оставшимся здоровым глазом красовался огромный синяк, а выдавленный правый закрывала окровавленная повязка. Была перевязана и разорванная щека. Оба держали в руках револьверы, а оставшийся глаз Германа пылал ненавистью. Я сделал знак Клер, чтобы она ушла, но Сэм серьезным тоном сказал: