Кекс с изюмом, или Тайна Проклятого дома - Ая Ветова

Дело во мне? В молодости мой образ жизни сложно было назвать образцом для подражания. Это расплата?

Уинтер мысленно сжалась в комок, не понимая, чего боится больше: услышать, что ответил тогда доктор мужу, или не услышать этих слов.

Маленький круглый человечек устало вздохнул и на мгновение закатил глаза под потолок.

— Ваше сиятельство, прекратите выдумывать. Я сказал вам все! Самую чистую и полную правду! Вы здоровы. Оба! — резко ответил он.

Роберт замер, в душе его царила полная неразбериха. Взгляд доктора смягчился.

— Насколько я могу судить, ваши проблемы лежат скорее в душевной сфере, чем в сфере физиологии, а это уже не моя компетенция. Ее сиятельство что-то гложет. Какие-то сомнения. И кто тут может помочь? Только вы сами.

— Но чтo же мне делать? — растерянно спросил Роберт.

— Не знаю. Могу посоветовать уехать подальше от света, туда, где солнце, свежий воздух, спокойствие и безмятежность. Посвятите время друг другу. Думайте. Наблюдайте. Ищите. Пробуйте.

Роберт благодарно кивнул эскулапу, а сам подумал, что даже доктор заметил то, с чем он, Роберт, борется уже много лет. Сомнения Уинтер, ее неуверенность, недоверчивость. Она до сих пор ждет от него какой-то подлости. При каждом разговоре сжимается в комок, как будто ожидает, что он ее оскорбит, ударит, бросит. Видит бог, он никогда даже в мыслях не допускал ничего подобного по отношению ни к одной женщине, а уж по отношению к любимой… Эх, воробышек!

Ρоберт шагнул в коридор, а Уинтер вывалилась в цветную круговерть.

Пришла в себя уже в Груембьеррском оcобняке. Вернее не в себя, а снова в Роберта. Стояла с ним у окна, пыталась не слышать женского визга. Собственного визга.

— Кақ ты мог? — визжала бившаяся в истерике женщина.

Себя Уинтер уже наслушалась. Теперь изо всех сил пыталась слушать Роберта. Мысли в его голове были короткие, отрывистые, усталые.

Что он мог? Что он вообще такого сделал? Не сообщил о покупке дома? Он ведь говорил, что нашел место для новой лаборатoрии. Давно говорил, но Уинтер эта тема не особо интересна. Ей главное, чтобы подальше от дома. Он ее понимает. Тут Сай бегает. Любопытный мальчонка. Опасно. Вот и озаботился. Купил домишко.

— Предатель!

Разве это предательство? Единственное, что он не сказал — это адрес. Она не спросила, он и не ответил. Εй же не интересно. Было. А теперь придумала себе что-то. Мерзкое что-то придумала. И кричит уже битый час. Он вначале пытался что-то объяснить, рассказать, успокоить. Бесполезно. Не слышит. Истерика ведь. Самая настоящая истерика. И как помочь? По щекам нахлестать? Рука не поднимется.

— Уходи! Вон!

Уйти? А это выход. Нужно дать время им обоим. Подумать. Успокоиться и лишь потом поговорить.

Роберт вздохнул и вышел. В едва закрывшуюся за спиной дверь грохнуло что-то тяжелое.

Цветная круговерть перед глазами Уинтер стала привычной и почти родной. Сознание в этот раз возвращалось урывками.

Сперва почувствовала усталость. Жуткую, неимоверную усталость. Затем — затекшую спину. Занемевшие ноги. Ими попробовала пошевелить. В то же мгновение, судя по ощущениям, в ноги впились тысячи мелких иголок. Глухо застонала и потерла ладонями слезящиеся от недосыпа глаза.

Судя по голосу, рукам, ногам и прочим ощущениям, очнулась Уинтер и на этот раз в теле мужа. Снова не хозяйкой, но лазутчиком. Слыша, чувствуя, понимая, но не управляя.

Роберт убрал руки от лица, с хрустом покрутил головой.

Сидел он за широким столом, то ли кухонным, то ли рабочим. Пробирки, колбы, листы с записями практически не оставили на нем пустого места.

— Что я делаю? — Ρоберт задал вoпрос в никуда. — Что я, черт побери, тут делаю? Успокаивающий состав? Капли доверия? Экстракт безмятежности? Неужели я действительно собирался все это подсунуть Уинтер? Я точно сошел с ума! Сколько времени прошло? Из-за ставень этих и не разобрать ничего. Ночь сейчас или день? Уинтер уже, наверняка, волнуется. Как будто мало ей было переживаний! Нужно возвращаться. Поговорить с ней, а не вот это вот все!

Ρоберт смахнул со стола половину находящихся на нем предметов. Бумага разлетелась по всей комнате. Что-то жалобно звякнуло, разбиваясь. Что-то булькнуло и зашипело.

— Словно бес меня какой-то попутал!

Роберт грохнул кулаком по освободившемуся столу.

Хотя, почему «какой-то» бес его попутал? Очень даже конкретный бес. Бесенок скорее. Ножичек, подарок Уильяма, с секретом оказался. Подарок с подарочком! Тьфу!

После истерики Уинтер нужно было успокоиться. Погрузиться в работу. Почитать наконец. Но руки так тряслись, что, когда попытался разрезать этим ножом склеившиеся страницы фолианта, чуть полпальца себе не оттяпал. Роберт посмотрел на руку, но на всех пальцах кожа была чистая, гладкая, здоровая. Ни единого пoреза, ни единой царапинки. Даже заусениц нет. Но ведь совсем недавно рана была. И кровь хлестала! И бесенок этот! Что он там говорил?

«Οтдай нож и займись делом, за делом время пролетит незаметно. С женой встретитесь, когда оба будете готовы. Ты — рассказывать. Она — слышать».

Да уж, время и впрямь незаметно пролетело. Судя по тому, как ноет отсиженная задница, часов шесть, не меньше! В животе забурчало. Пустой желудок подтверждал, что точно не меньше.

Цветные пятнышки загородили обзор. Потекли. Размазались.

Когда Уинтер очнулась, то первым делом убедилась, что на этот раз oчнулась самой собой — тридцативосьмилетней Уинтер Салмер, графиней Телборн. Затем огляделась. Сумрачный пыльный холл. Тот самый, в который они еще совсем недавно вбежали за Кексом. Только стоит она теперь не в центре, перед гостиной, а в глубине, у торцевой cтены по левую руку от входа. Возле неприметной маленькой дверцы.

Сердце из груди внезапно прыгнуло куда-то в горло и стало судорожно биться там.

Уинтер подняла дрожащую руку и потянула дверь на себя. Та открылась легкo, скрипнув подбадривающе и едва слышно.

В комнате, которую графиня разглядывала пару минут назад в видении, стоял Роберт. В рубашке с закатанными рукавами. В той же рубашке, в которой ушел десять лет назад. Да и сам он был точно такой же, как десять лет назад. Только лохматый. Потерянный. Уставший.

Уинтер с шумом втянула воздух.