Герои – моя слабость - Филлипс Сьюзен Элизабет

Тео ударил внедорожник сзади. Не слишком сильно – он не оттеснил старый драндулет на обочину, а только подтолкнул, заявляя, что настроен решительно. Должно быть, Энни тоже решила действовать напролом, потому что даже не подумала остановиться. Пикап Джейси давно просился на свалку, пара лишних вмятин на его проржавелом корпусе значения не имела, другое дело – новенький «рейнджровер», но Тео это не заботило. Он снова задел бампером развалюху. Потом наподдал еще раз и еще. Наконец на единственном уцелевшем заднем фонаре внедорожника вспыхнул стоп-сигнал.

Машина съехала на обочину, дверца распахнулась, и Энни выскочила на дорогу. Выпрыгнув из автомобиля, Тео услышал ее крик:

– Я не желаю говорить об этом!

– Отлично! – крикнул он в ответ. – Говорить буду я. Я люблю тебя, и, черт меня побери, не стыжусь этого. Может, ты волочешь за собой не такой огромный воз груза, как я, но не делай вид, будто у тебя его вовсе нет. После всех жалких неудачников, с которыми ты рассталась…

– Их всего двое!

– И у меня всего две истории, так что мы с тобой на равных!

– Ничего подобного! – Их разделяло пятнадцать футов, и Энни продолжала кричать: – Мои двое были всего лишь эгоистичными придурками! А твои женщины – законченными психопатками, одержимыми жаждой убийства!

– Кенли не думала об убийстве.

– Не важно. Она была близка к этому. Вдобавок, расставшись со своими парнями, я просто пересматривала «Теорию большого взрыва»[33], набирая лишние пять фунтов веса! Это не то же самое, что каяться и казнить себя до конца своих дней.

– Но это уже в прошлом! – Как и Энни, Тео громко кричал, не двигаясь с места. В голове его царила полная сумятица, горло саднило, болела каждая косточка, каждая жила. Энни, воинственная, с растрепанными кудрями и сверкающими глазами, стояла перед ним, похожая на разгневанную богиню.

Тео решительно зашагал к ней.

– Я хочу провести жизнь с тобой, Энни. Хочу задушить тебя в объятиях и целовать до изнеможения. Хочу, чтобы ты родила мне детей. Прости, что мне понадобилось столько времени, чтобы это понять, просто я не привык, что любовь может быть счастьем, а не наказанием. – Он вытянул вперед руку, словно отметая все возражения. – Ты сказала, что принадлежишь к породе романтиков. Но романтика ничто! Мои чувства к тебе не опишешь этим словом. Знаю, рано или поздно ты узнаешь о том чертовом кресле, но иначе я не мог, такой уж я есть! И отныне…

– О кресле? – Тео прикусил язык. Проклятие. Ноздри Энни гневно раздувались, в ореховых глазах горело дьявольское пламя. – Так это ты купил кресло! – воскликнула она.

Тео не оставалось ничего другого, как перейти в наступление. Он не мог обнаружить свою слабость.

– А кто еще, черт возьми, так безумно тебя любит, что купил бы этот уродливый хлам? – Энни открыла было рот, но Тео не дал ей заговорить. – Мое предложение о работе не пустой звук. Я начал новую книгу, она тебе точно понравится. Но сейчас я не хочу говорить об этом. Давай поговорим о нас, о нашей будущей жизни. Дай мне шанс доказать, что мое чувство к тебе по-настоящему сильно, и никакие тени прошлого не смогут его омрачить. Поверь мне.

Тео раздирало желание рассказать ей о Диггити. И повторить, что он хочет от нее детей, на случай если в первый раз Энни не расслышала. А потом он схватил бы ее в охапку и целовал до головокружения. Он заставил бы ее забыть обо всем в его объятиях. Тео не терпелось выплеснуть все, что его переполняло, но Энни вдруг села прямо посреди грязной дороги, как будто ноги вдруг отказались ей служить. Это тотчас прервало поток его красноречия.

Тео подошел к ней и опустился на колени. Бледный солнечный луч, пробившийся сквозь листву, щекотал ее скулы, играя в салочки. Кудрявая грива цвета темного меда, которую Тео так любил, окружала пышным блестящим ореолом ее лицо, освещенное живым чувством, и не было на свете лица прекраснее.

– Ты в порядке? – выдохнул он. Она не ответила, и это испугало Тео. Молчащей Энни ему еще не приходилось видеть. Оставалось лишь броситься в омут с головой. – Я хочу быть с тобой. И не представляю жизни ни с кем другим. Ты можешь хотя бы подумать об этом?

Энни кивнула, но как-то вяло. Казалось, она не уверена. Тео понимал, что, замолчав, может навсегда ее потерять, поэтому продолжал говорить. Он рассказал ей о Диггити и о том, как ему хочется, чтобы именно она иллюстрировала его новую книгу. Детскую книгу. Он знал наверняка, что маленьким читателям понравятся забавные рисунки Энни. Сидя в грязи посреди раскисшей дороги, он признался, что любовь представлялась ему катастрофой, поэтому он так долго не мог дать название своему чувству, хотя рядом с Энни всегда испытывал ощущение внутреннего родства, необычайную легкость и… нежность. На этом слове у него вдруг сжалось горло. Нет, он не кривил душой и не жалел о своей откровенности, просто даже писателю бывает нелегко произнести вслух слово «нежность», это слово не из мужского лексикона. Но взгляд Энни не отрывался от его лица, и Тео повторил все сказанное, а потом добавил, что в минуты близости всегда любовался ее красотой.

Энни явно заинтересовалась, и он позволил себе поддать жару. Понизив голос, он зашептал ей на ухо о своих потаенных желаниях и фантазиях, не скупясь на захватывающие подробности. Кудри Энни щекотали его губы, кожа ее пылала, и джинсы Тео стали ему тесны, но он снова чувствовал себя мужчиной. Мужчиной, оказавшимся во власти этой непостижимой женщины. Той, что играла в куклы и помогала онемевшим маленьким девочкам заговорить снова. Той, что спасла его от безнадежности. Непохожей на других, безумно притягательной женщины с абсолютно здоровой психикой.

Он погладил ее по щеке.

– Мне кажется, я любил тебя всегда, с шестнадцати лет. – Энни склонила голову набок, будто чего-то ожидая. – Я в этом убежден, – твердо добавил Тео, хотя вовсе не испытывал уверенности (разве можно, оглядываясь назад и видя себя подростком, утверждать что-то наверняка?). Но Энни выжидающе смотрела на него, и Тео готов был исполнить любое ее желание, хотя и не понимал, что от него требуется.

И вдруг невесть откуда послышался кукольный голосок:

«Да поцелуй же ее, болван».

Именно этого Тео и хотелось больше всего на свете, но он насквозь пропах дымом, а его лицо и руки покрывал густой слой жирной копоти.

«Просто сделай, что тебе говорят».

Так он и поступил. Запустил грязные пальцы в волосы Энни и впился в губы так, что перехватило дыхание. Он покрыл поцелуями ее шею, щеки, глаза, нос и уголки рта, и снова губы. Он целовал ее с каким-то исступлением, будто от этого зависела его жизнь. Будто поцелуем он творил их будущее. Все, что им предстояло пережить вместе. И тихие стоны, вырывавшиеся у Энни, казались ему небесной музыкой.

Ее руки сжали плечи Тео, не отталкивая, а притягивая ближе. И, растворяясь в ней, он обретал себя.

Когда их поцелуй наконец прервался, Тео все еще сжимал в грязных ладонях щеки Энни, ставшие такими же чумазыми. На носу у нее чернело пятнышко сажи. Губы припухли от поцелуев. А глаза сияли.

– Хочу выпустить на волю секрет, – прошептала она.

Тео почувствовал, как внутренности скрутило в тугой узел. Он медленно перевел дыхание.

– Давай.

Энни приблизила губы к его уху и прошептала свой секрет.

Это было чудесно. Просто потрясающе. Тео в жизни не слышал ничего прекрасней.

Эпилог

Слепящие лучи летнего солнца прыгали, играя, по гребешкам волн и поблескивали на мачтах двух яхт, шедших галсами навстречу ветру. В маленьком дворике, напротив старой фермы, откуда открывался великолепный вид на сверкающий вдали океан, стояли полукругом ярко-синие садовые кресла. Рядом в саду цвели розы, дельфиниумы, душистый горошек и настурции; извилистая дорожка вела от мощеного дворика через лужайку к ферме, которая была теперь вдвое больше, чем прежде. Слева, в небольшой роще, окруженный со всех сторон деревьями, притулился домик для гостей. На крохотном крылечке красовалось аляповатое кресло в форме русалки.