Жертва судебной ошибки - Сю Эжен

Бонакэ:

— И в ту ночь, когда вы во сне проговорились об эшафоте, о мести, кроме вас и герцога никого не было в комнате герцогини?

Мария:

— Да, никого больше.

Бонакэ:

— И он нашел яд в вашем комоде?

Мария:

— Он.

Бонакэ (в радостном опьянении):

— Боже! Благодарю тебя! Ты услышал меня! (Бежит к двери, стучит в форточку.) Отоприте! Отоприте!

Мария:

— Мсье Бонакэ, вы оставляете меня?

Бонакэ:

— Отворите же скорей!

Тюремщик (входит и тихо говорит доктору):

— Извините, милостивый государь, я встречал палача и шел вас предупредить, что уже четверть восьмого.

Бонакэ (с изумлением):

— Что такое говорит этот человек?

Тюремщик (тихо):

— Я говорю, что уже четверть восьмого, а назначено ровно в восемь. Надо вести бедную женщину на одевание.

Бонакэ (в ужасе):

— Боже мой! Слишком поздно! Я сойду с ума! Нет! Следователь здесь? Где смотритель? Ведите меня скорей к нему! (Марии.) Мужайтесь, надейтесь, ждите! (Уходит.)

Мария:

— Он не в силах проститься со мной. Бедный мсье Бонакэ! Я его понимаю!

Тюремщик:

— Милая барынька, не угодно ли вам идти со мной?

Мария (затрепетав):

— Ай!.. Уже!

Тюремщик:

— Нет, нет, барынька… еще нет, честное слово. Я бы сказал откровенно. Это… (Затрудняясь.) это просто маленькая формальность. Пойдемте.

Мария:

— Идем.

(Уходит с тюремщиком.)

LIV

Низкая комната в тюрьме. Мария сидит на стуле с привязанными за спину руками; палач обрезает ей волосы. Сбоку стоит священник с распятием. В глубине комнаты помощники палача, стража, жандармы.

Мария бледна, как полотно. Она кажется неподвижной и не сознает, что происходит вокруг нее. Время от времени священник протягивает ей распятие, и она машинально целует его.

Палач (необыкновенно учтиво):

— Будьте добры, сударыня, не угодно ли вам нагнуть голову немного вперед. (Говоря это, он нагибает ей голову.) Очень хорошо, сударыня, превосходно; вот так; вы очень любезны, благодарю вас. (Волосы Марии падают под ножницами. Палач в сторону.) Великолепные волосы! Красивая, белая шейка! Жаль!..

Священник:

— Мужайтесь, сестра. Думайте о Спасителе мира, который также нес свой крест. Поцелуйте его изображение, дочь моя.

(Мария машинально делает движение, чтобы поцеловать крест.)

Палач:

— Сударыня, осторожней, не двигайте головой, ради Бога. Боже мой! Боже мой! Я чуть вас не порезал! (Священнику колко.) Г-н аббат, позвольте мне окончить свое дело. У каждого своя обязанность.

Священник (закусывает губу, но не отвечает палачу):

— Сестра моя, поручите вашу душу неисчерпаемому милосердию Господа. Ваше преступление велико, но Его милосердие превыше всего. Поцелуйте его изображение.

(В эту минуту поспешно входят в комнату: доктор Бонакэ, смотритель тюрьмы и следователь, которому поручено снять показания с Марии Фово, если она имеет что открыть; если же нет, то присутствовать при казни. При виде Марии, окруженной палачом и священником, доктор Бонакэ бледнеет, чуть не падает, и раздирающее рыдание вырывается у него из груди; он закрывает лицо руками.)

Смотритель (священнику):

— Г-н аббат, потрудитесь уйти на минуту. Подсудимая желает дать показание. (Палачу.) Оставьте нас, сударь. Пусть все выйдут.

(Все уходят за исключением Бонакэ, следователя и тюремного смотрителя. Мария сидит все в той же позе; губы ее подергиваются; она совершенно безучастно относится к окружающему. Доктор быстро подходит к ней.)

Бонакэ:

— Дитя мое, ободритесь! Вы спасены! Правда сейчас узнается. Следователь выслушает вас, и приговор будет отменен.

(Мария вздрагивает, смотрит пристально на Бонакэ, старается улыбнуться и шепчет едва слышно: «Прощайте!»)

Бонакэ (в ужасе):

— Мария, дитя мое, придите в себя, ободритесь! Вы спасены. Слышите ли, спасены, спасены!

Следователь:

— Доктор, берегитесь, не обнадеживайте напрасно несчастную женщину.

(Мария смотрит блуждающим взглядом.)

Бонакэ (становясь на колени перед ней):

— Мария! Ради Бога! Вы не видите, не слышите меня! Это я, ваш друг. Я пришел спасти вас. Повторите судье то, что вы сейчас мне рассказали.

Следователь (смотрителю):

— Она в ужасном состоянии: страх смерти парализовал ее… от нее не добьются ни слова…

Смотритель:

— Боюсь, что так.

Бонакэ (рыдая):

— Мария! Мария! Слышите! Боже мой, Боже мой! Она ничего не осознает. Отвечайте же! Я вам принес спасение, жизнь.

Мария:

— Пусть свершится моя судьба… Мне суждено умереть на эшафоте…

Следователь:

— Доктор, я в отчаянии; но, вы сами видите, она потеряла рассудок. Если бы она дала точное показание, открыла что-нибудь важное, то я мог бы взять на себя ответственность и приостановить исполнение смертного приговора. Но, вы видите, несчастная морально перестала жить.

Бонакэ (с силой):

— И поэтому, милостивый государь, ее надо оживить! Надо развязать ей руки, отнести в камеру и дать подкрепляющего, надо возбудить в ней мышление! И тогда вы узнаете от нее истину, откроете виновного! Скорей, господа, скорей! (Пробует пульс у Марин.) Пульс едва слышен, нельзя терять ни минуты… Скорей, здесь должна быть аптечка… Давайте эфир… поднесем ее к окну… Воздуху! Воздуху!

Смотритель (останавливая его):

— Поверьте мне, доктор, оставим несчастную в полуобмороке: это благодеяние для нее.

Бонакэ (с изумлением):

— Как оставить?

Следователь:

— Смотритель прав. Наша обязанность очень тяжела, милостивый государь, но приговоры правосудия неотменяемы… Время уходит, и приближается час…

Бонакэ (с негодованием):

— Время уходит! Как смеют говорить о времени, когда дело идет о том, чтобы вырвать у смерти человека, помешать юридическому убийству! Эх, милостивый государь! Да хотя бы пришлось ждать целую неделю, пока несчастная придет в себя, — и то неважно! Вот не подождать — было бы преступлением и перед Богом, и перед людьми!

Следователь:

— Мне очень прискорбно спорить об этом; но на суде вопрос об умственном расстройстве был разрешен докторами отрицательно… Приговор произнесен; если бы осужденная имела что открыть мне но ничто не доказывает…

Бонакэ:

— А мое честное слово, милостивый государь!

Следователь:

— Как ни почтенно ваше слово, но оно не может снять с меня ответственности: несчастная женщина едва вас узнала и не могла ответить на ваши вопросы. Поэтому снова прошу вас, доктор, не мешайте правосудию идти своим путем, не длите бесполезно агонию несчастной.

Бонакэ (с отчаянием):

— Но ведь это убийство, милостивый государь; я знаю виновного… это герцог де Бопертюи.

Следователь (строго):

— Доктор, из уважения к вам я как будто не слышал этих безрассудных слов. Они сорвались у вас потому, что вы очень привязаны к осужденной.

Бонакэ:

— Нет, я в этом убежден, милостивый государь; дайте мне час времени, и я докажу то, что говорю.

Следователь:

— Слишком смелое утверждение, милостивый государь! Только показания осужденной, если они окажутся заслуживающими доверия, могут приостановить исполнение приговора; но убеждение непричастного к делу лица не может иметь значения. (Смотрителю.) Постановление закона должно быть исполнено.

Бонакэ (бросается на колени):

— Нет! Нет! Вы этого не сделаете! Это убийство! И вы всю жизнь будете искупать его кровавыми слезами. Она невиновна! Невиновна!

Следователь:

— О, сударь, вы безжалостны. Посмотрите на нее!

Мария (как в бреду):

— Мое дитя… я… ах, смерть! Бедный Жозеф… колдунья… эшафот!

(По знаку судьи тюремный смотритель идет к двери, отворяет ее и в комнату входят палач, священник, стража и жандармы.)

Бонакэ (покрывая Марию поцелуями):

— Они ее сейчас убьют! Несчастная жертва их правосудия! О! Благодарение Богу, что он лишил тебя рассудка в эту ужасную минуту! Но ты будешь отомщена, клянусь твоей невинной кровью, которую они сейчас прольют! (Вдруг доктор останавливается, как бы пораженный внезапной мыслью; потом подбегает к смотрителю и кричит.) Велите скорей выпустить меня! Мне надо бежать!