Жертва судебной ошибки - Сю Эжен

— Это? Это, должно быть… должно быть… Позвольте… это мышьяк.

Бонакэ:

— Нет, это уксуснокислый морфин! Я знаю наверное.

Герцог (сдавленным голосом):

— Неправда!

Генеральный секретарь:

— Эксперты решат, что это такое.

Герцог:

— Решат что? Разве это касается меня? Знаете, господа, что случилось? Аптекарь по ошибке отпустил одно вместо другого. Вот так штука!

Комиссар (внимательно рассматривая пузырек):

— Истина меня побуждает заявить следующее, милостивый государь: я, по вашему требованию, делал уже обыск в этом отеле при аресте несчастной Марии Фово и утверждаю, что взятый по вашему указанию в ее комнате пузырек, — он еще до сих пор сохраняется в регистратуре, — совершенно такой же формы, как этот, плоский и удлиненный.

Герцог (все более и более волнуясь):

— Ложь! Ложь!

Генеральный секретарь:

— Сравнить будет нетрудно, милостивый государь. Господин комиссар, потрудитесь продолжать обыск.

Бонакэ:

— Герцог, я внимательно читал отчет о деле Марии Фово. И вот сейчас я вспомнил поразительное обстоятельство. Вы несколько раз, — и в особенности в ту минуту, когда герцогиню спросили, из рук ли только одной Марии Фово принимала она питье, — вы из пузырька наливали что-то на платок и давали нюхать герцогине, вытирали ей губы. Не можете ли вы показать этот пузырек?

Княгиня (живо):

— Это венецианский флакон с эмалированной крышкой. Он принадлежал моей дочери. Я заметила его. Во время суда герцог несколько раз доставал этот флакон.

Герцог (вскакивает с места, хотя ноги у него дрожат):

— Да, да; я отлично знаю; сейчас отыщу вам его.

Бонакэ:

— Мыс г-ном комиссаром пойдем вслед за вами.

Герцог (с исказившимся лицом):

— Впрочем, нет; не помню, куда положил. Однако, куда же я дел его?

Генеральный секретарь:

— Он отыщется при дальнейшем обыске. Г-н комиссар, продолжайте.

Герцог:

— Но что же этот флакон значит? Ровно ничего! Он ничего не доказывает!

Бонакэ:

— Нет, доказывает очень многое, милостивый государь, и вот почему: вы отравили вашу жену из мести. (Герцог, княгиня и кавалер вздрагивают.) Сперва вы давали ей яд малыми дозами. Раз ночью вы были возле нее вместе с Марией Фово. У этой несчастной во время сна вырвались некоторые странные слова, и они навели вас на адскую мысль свалить подозрения на Марию Фово, потому что как ни искусны вы в отравлении, но в конце концов вас заподозрили бы.

Герцог:

— Ложь! Страшная ложь!

Бонакэ:

— Докажите, милостивый государь. Марию арестуют и, по вашему точному указанию, в ее комнате находят пузырек с ядом, который вы сами положили туда.

Герцог:

— Я положил его туда? Полноте! Это глупо!

Бонакэ:

— А я говорю: вы положили пузырек с ядом в комод Марии Фово. И вот доказательство: он совершенно походит на тот, что найден сейчас. Когда отравительницу арестовали, то для подтверждения возведенных на нее подозрений необходимо было на время приостановить отравление. Так и было: вы сразу уменьшили дозу яда, и положение герцогини хотя и не улучшилось, но и не ухудшалось. Во время суда вы нашли удобный случай покончить с вашей женой, зная, что ее почти внезапную смерть припишут страшному волнению во время показаний. Вы запаслись тонким ядом и под предлогом укрепляющего средства убили вашу жертву сразу. Слышите вы это, милостивый государь?! Да поразит меня небо, если в том флаконе, что вы отказываетесь показать, нет остатков или следов яда!

Герцог (смотря на доктора с ужасом, бормочет):

— Что такое? Каким образом вы можете знать? Кто вам сказал? Почему предполагать?

Сен-Мерри (пораженный внезапной мыслью):

— Негодяй! А помните ли вы, когда в конце заседания княгиня упала в обморок и я попросил у вас флакон, то вы мне не дали его?

Герцог:

— Не помню. Это неправда.

Сен-Мерри:

— Нет, правда. Вы еще поискали в карманах и ответили мне: «В этой суматохе я потерял флакон».

Герцог:

— Ложь! Неправда!

Сен-Мерри:

— Господин судья, минуту назад этот человек сказал, что принесет флакон. Он встал, чтобы идти за ним, не предполагая, что его не пустят одного: он мог искать его только в своей спальне, вон там. Потрудитесь идти за мной, и я уверен, мы найдем флакон.

Комиссар:

— Я пойду с вами.

(Уходят.)

Княгиня (с ужасом):

— А! По крайней мере, этому чудовищу лицемерия и жестокости отплатят за мою дочь! (Молчание. Герцог не знает, куда деться от смущения. Он каждую минуту отирает холодный пот со лба. Княгиня плачет. Бонакэ и генеральный секретарь обмениваются вполголоса замечаниями и наблюдают за герцогом. Вскоре входит Сен-Мерри и за ним комиссар с флаконом в руках. Герцог уничтожен; он падает в кресло и закрывает лицо руками.)

Княгиня:

— Тот самый флакон! Я узнаю его.

Бонакэ (рассматривая флакон):

— Здесь осталось несколько капель, но я клянусь Богом, что это синильная кислота, яд настолько сильный и тонкий, что несколько капель на губы причиняют почти моментальную смерть!

Княгиня:

— О, Боже! Теперь все ясно! Теперь я понимаю настойчивость, с какой это чудовище повторяло нам, будто наша бедная дочь взяла с него обещание, что если она умрет, то ее не будут анатомировать и перевезут ее тело в имение, в Нонанкур. Мне она ни разу за все время своей болезни не говорила об этом. Однако ее последняя воля была исполнена. Г-н де Сен-Мерри взял на себя эту печальную обязанность и только нынче вернулся из Анжу.

Бонакэ:

— Цель этой лжи очевидна: надо было помешать вскрытию, так как нет ничего легче обнаружить всасывание и повреждение в органах от недавнего употребления яда.

(Герцог ничего не отвечает; он сидит неподвижно, закрыв лицо; только минутами его охватывает судорожная дрожь.)

Комиссар (герцогу):

— Милостивый государь, на основании важных подозрений и некоторых показаний я обязан сейчас же арестовать вас. Если вам надо сделать какие-нибудь распоряжения, то потрудитесь поспешить, я вас жду.

Княгиня (поднимая руки к небу):

— О, Господь справедлив, моя несчастная дочь будет отомщена.

Герцог (порывисто встает, поднимает голову; лицо его искажается отвратительным выражением страшной злобы. Язвительная улыбка обнажает его желтые зубы. При словах княгини он разражается страшным хохотом и кричит):

— Ха! Ха! Ха! Слышите ли вы эту милейшую тещу? Ее дочь будет отомщена! Ха! Ха! Ха! Отомщена, потому что с вашей помощью все складывается против меня; потому что мне отрубят голову, как той горничной. Не правда ли, княгиня? Не правда ли, кавалер? Ну, нет-с, напротив! Слышите ли вы? Это я отомстил за себя вашей дочери, княгиня и г-н Сен-Мерри. Ведь она — ваша дочь и достойна своих родителей…

Сен-Меррп (с яростью бросается на герцога):

— Подлец!

Бонакэ (удерживая его):

— Милостивый государь! Ай, ай, ай!

Герцог (указывая на княгиню и кавалера):

— Посмотрите на этих дураков, которые посылают меня на гильотину! Ха, ха! А знают ли они, что я сделаю прежде, чем взойти на эшафот? Я покрою стыдом и позором память незаконнорожденной дочери кавалера де Сен-Мерри и княгини де Морсен. Да-с! Вот что вы выиграли! Раньше все жалели о судьбе несчастной герцогини де Бопертюи, а теперь о ней будут вспоминать с отвращением, презрением и ужасом! Да, радуйтесь, торжествуйте! Есть от чего! Ведь эта Мессалина спала бы себе мирным сном могилы, а теперь память о ней будет затоптана в грязь, которую вы же подняли, милейшая теща и дорогой побочный тестюшка, как выражалась моя жена!

Бонакэ (в сторону):

— Он ужасен!

Княгиня:

— Но это чудовище сходит с ума!

Сен-Мерри (комиссару):

— Милостивый государь, ведите же убийцу!

Герцог:

— Нет, черт возьми, позвольте-с! Мне есть что рассказать. Эти господа здесь для того, чтобы выслушать меня. Вы называете меня убийцей? Прекрасно! Да, я убийца! Я отравил вашу дочь, кавалер. За что? А за то, что она переодевалась гризеткой и по ночам пускалась в похождения.