Гений Зла Муссолини - Борис Тененбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внимание автора теперь занимает совершенно другой человек — тот, который только что приехал и сказал Кларетте, что «вреда им не причинят», а потом увез и ее, и Муссолини из дома, довез до какого-то угла, сказал уже им обоим, что «комедия окончена», и застрелил обоих.
М. Алданов — великий мастер, и ему нет нужды говорить о том, что Кларетта Петаччи страшно испугана, потому-то она и трещит без умолку, и непрерывно всех благодарит, и изо всех сил старается понравиться всем и каждому — в-полном отчаянии цепляясь за соломинку’..
И из текста видно, как глубоко отвратителен автору убийца — «полковник Валерио».
Да, что и говорить — Марк Александрович Алданов бежал от российской революции 1917–1918 годов и про расстрелы знал не понаслышке. В России в случае особо высокопоставленных людей казнь и обставлялась примерно так же — под видом фотосъемки, например.
Но, понятно, новеллу свою М. Алданов писал все-таки о Муссолини — и поток мыслей павшего диктатора тоже появляется в тексте. Он думает, в частности, о том, как ошибся — следовало сохранять нейтралитет. Не надо было лезть в большую игру великих держав, надо было оста ваться в стороне, вести торговлю, дожидаться верного исхода — ну, и так далее.
Тут, конечно, на ум сразу приходит пример генерала Франко.
Контраст действительно разительный. И Франко, и Муссолини были в своих странах диктаторами с неограниченными полномочиями, и их сходство доходило до того, что и тот и другой в качестве своих министров иностранных дел полагались на близких родственников.
Серрано Суньер в Испании вполне соответствовал графу Галеаццо Чиано в Италии.
Но Франко в 1942 году сместил Серрано Суньера с поста министра иностранных дел, заменив его генералом Хордана, слывшим англофилом. Тот уже был однажды главой испанского МИДа, был за свое англофильство уволен — но сохранен. В 1942-м это оказалось очень на руку — у Франко оказался в наличии «правильный кандидат» на роль министра.
А на Серрано Суньера была свалена ответственность за сближение с Германией, хотя в этом он был совершенно неповинен, но, как бы то ни было, его отодвинули от политической деятельности, и он занялся юридической карьерой.
И в итоге казнить его не пришлось — Серрано Суньера умер в 2003 году, на 102-м году жизни.
Что касается Франциско Франко, то он правил Испанией вплоть до 1975 года и скончался в возрасте 83 лет, так и оставаясь неоспоримым главой государства. Память по себе он оставил смешанную — в среде интеллигенции многие его ненавидели.
Тем не менее Франко оказался очень способным правителем — достаточно сказать, что после Второй мировой войны, в течение долгих 10 лет, с 1945 по 1955-й, он умудрился нейтрализовать все попытки отстранить его от власти.
Раз за разом он доказывал и англичанам, и американцам, что только он может гарантировать Испании покой и порядок. «Испанская Партия», которую мы так подробно разобрали в этой книге, была не единственной его победой.
Что до Муссолини, то обстоятельства его смерти — фарс, перешедший в трагедию, — оказали серьезное влияние на расклад политических сил в Италии в послевоенный период.
В 1948 году, в первые свободные выборы в Италии с 1922 года, большую победу одержали христианские демократы, партия, считавшаяся «светской ветвью Церкви».
Луиджи Барзини объясняет это тем, что народ испугался того, что у коммунистов может оказаться шанс на установление диктатуры, еще более жестокой, чем та, что существовала при Республике Сало.
Трудно сказать, но виселица на Пьяцца Лорето и впрямь стала казаться чем-то постыдным даже многим коммунистам. Этот поворот наметился еще в начале 60-х, при генеральном секретаре компартии Пальмиро Тольятти, хотя Луиджи Лонго был одним из его заместителей.
Что до Италии, то она после Второй мировой войны совершенно исцелилась от всяких имперских амбиций — как оказалось, куда удобнее быть просто частью Европейского союза.
К 2013 году Италия твердо стоит на вполне достойном месте среди стран Европы. Памятников Бенито Муссолини, конечно, нигде нет — но и память его особо не проклинают.
Он по своим долгам расплатился сполна.
В заключение — несколько сугубо личных замечаний.
В свое время я немало поездил по Италии. Конечно, нет никакой нужды рассказывать современному российскому читателю ни о музеях, ни о городах, ни о пейзажах этой страны — границы открыты, и при наличии желания все это можно посмотреть самолично.
Но о двух эпизодах в ходе моих итальянских путешествий все-таки хочется рассказать.
Один случился в 1991 году, когда я поездом отправился с юга на север — из Рима в Милан.
И оказалось, что на главном вокзале в Риме перронные часы НЕ идут.
Во Флоренции они шли — но показывали неправильное время.
В Милане — шли, отставая на три минуты.
В Лугано — столице Тичино, единственного кантона в Швейцарской Конфедерации, население которого составляют итальянцы, — часы шли секунда в секунду.
Если прибавить к этому, что у моего приятеля, поехавшего из Рима на юг, в Неаполе чемодан украли прямо на перроне, то трудно придумать более красноречивую иллюстрацию к тезису Луиджи Барзини о глубокой разнице между регионами Италии — чем дальше на север, тем ближе к Европе.
Второй эпизод случился много раньше, весной 1981-го.
Я попал тогда в Рим сразу из Москвы, и по сравнению с чинной и несколько пуританской столицей СССР Рим в моих глазах выглядел городом шумным, замусоренным и безалаберным. Это был первый западный город, который я увидел не в кино, и, конечно же, многое в нем поражало.
Но ничто не поразило больше, чем витрина одного из маленьких римских магазинчиков, торгующих сувенирами. В ней были выставлены изображения знаменитых итальянцев — и я вдруг увидел там бюсты Пальмиро Тольятти и Бенито Муссолини.
Это не укладывалось в голове.
Тольятти был коммунистом, в честь которого в СССР был назван целый город, а Муссолини — исчадием ада, родоначальником фашизма, как бы «младшим братом Адольфа Гитлера». И тем не менее в глазах владельца магазинчика оба они были частью прошлого — стертого временем, ушедшего в пыль и ставшего сейчас всего лишь частью мелкой, чисто сувенирной коммерции.
Все это ушло и забылось — и на полке в витрине оба бюста стояли рядом.
