Слава для Бога - Дед Скрипун

Плюнул Орон. — Где только слов таких поганых нахватался. Лазаешь по местам непотребным, цепляешь там всякое.

— На себя посмотри, курица общипанная. — Огрызнулся Филька, и вернувшись на круп коня, уселся там обиженно пыхтя. — Сам, по козлодерням промышляешь.

— А я тоже капусту люблю. — Высунул язык в сторону ворона Светозар. — Вот. — он взлетел и опустился к домовому на плечо.

Молчание наполнилось обидой, но не на долго задержалось, так как тут же порвалось смехом Богумира и Славы.

Так и ехали путники, перешучиваясь, беззлобно ссорясь, строя планы на будущее. Впереди вся жизнь.

***

— Ну вроде все готово, все предусмотрел. — Перун довольно потер искрящиеся электричеством ладони. — Завтра можно мирком, да за свадебку.

— А то, что Перв, тоже женится надумал, знаешь? — Лель протирал платочком свирель, сидя на резном табурете закинув ногу на ногу, мурлыкая себе под нос мотив веселой песенки.

— А то, как же... Бог я или не бог? Такое от меня не скроешь. — Наигранно возмутился Перун. — Сразу двум парам руки рушниками обвяжу, да обвенчаю на жизнь долгую. — Он хлопнув себя по коленям рассмеялся.

— Не уж-то и впрямь, сам венчать будешь? — Морена сидела напротив и смотрела как Лель ухаживает за музыкальным инструментом. — Вроде как неправильно это, богу в роли волхва в явь являться. Небывало еще такого.

— Правильно, неправильно, бывало, не бывало... Кто осуждать будет? Сам хочу внука венчать. То воля моя. Чего он перед моим идолом деревянным кланяться да молится будет, когда вот он я сам, живой да грозный. — Махнул рукой бог.

— И я спущусь. — Поведу дочку Перва, там больше некому. — Не смогу спокойно сверху на них смотреть. — Даждьбог улыбнулся.

— Чего это некому? — Поднял глаза Лель. — Там сам князь вызвался, девку под венец вести.

— Тогда Анисью поведу. — Упрямо надул губы Даждьбог. — Не старайся, не отговоришь.

— И не собирался. — Фыркнул бог любви. — Тем более я, и сам буду на свадьбе играть.

— А я светить буду. — Вышла из воздуха Инглия. — Теплым лучиком ласкать. Благодати много не бывает.

— Вот так свадьба будет! — Вновь рассмеялся Перун. — Боги вперемешку со смертными, хмельного напьются. — Он повернулся к Морене. — А ты с нами, али как?

— С вами. — Вздохнула черная богиня. — Как я свадьбу сына пропущу. Тяжко, конечно, мне придется, смотреть, как он из бога в человека падет, да что уж тут сделаешь. Видать судьба такая. С любовью спорить да бороться бесполезно, она все одно одолеет.

— Не переживай. — Улыбнулся Перун. — Он еще помирать не собирается. Время есть. Придумаем что-нибудь.

— Думал ты уже. — Буркнула Морена. — Такое напридумывал, что едва меня сына не лишил.

— Ошибся. — Нахмурился громовержец. — Сознаю. Но сколько уже можно винить? Да и ошибка моя к свадьбе да счастью внука привела. Так что не вина то, а благодать.

— И к потере бессмертия. — Вздохнула богиня. — Порадовалась бы, да выть хочется.

— Хватит! — Рявкнул Даждьбог. — Сколько можно? Что ты его все хоронишь? С таким настроением у себя в нави покойников встречать будешь. Мы на свадьбу собираемся, а не на похороны. Ты или улыбайся, или не смей с нами лететь. Не порти торжество видом непотребным.

— Не ори на меня! — Вскинулась богиня. — Я сыну венчание не испорчу, не глупее тебя, но и говорить меня лжу не невольте. То мое право.

— Никто твоего права не отберет. — Нахмурился Перун. — Только такой-то, смурной, идти нельзя. Там все веселиться будут. Не гоже это...

— Сказала же, что все будет хорошо. Не против я Славки. Она девка хорошая, добрая, да верная, хорошей женой будет, да только мне душу рвет потерянное бессмертие. Ничего с собой поделать не могу. — Вздохнула Морена.

— Не переживай дочка. Все наладится. Найдем выход, время есть. — Перун подошел к богине, и обнял. — Верь. Мы будем Рода молить. Он подскажет как поступить, и ему наша Славушка по сердцу пришлась.

Лель заиграл грустную мелодию, таской наполнив правь.

— Ты еще тут слезы развел!— Рявкнул на него Перун. — Еще чего-нибудь похоронное надумай. Ну-ка давай плясовую, ту, что завтра на свадьбе играть будешь. Опробуем в хоровод. Настроение поднимем. Эх, развернись душа!

Лель засмеялся, подкинул свирель, пискнувшую гаммой, кувыркнувшуюся в воздухе, поймал, и зазвенела над правью задорная песня.

Пошел в присядку вокруг черной богини Перун, а та павой встала, гордо голову подняла, да как сорвет платок с головы, как закружит. Прощай грусть-тоска. Здравствуй радость. Что будет завтра, даже им богам неведомо, так чего грустить по тому, чего не знаешь. Верить надо в лучшее, и тогда оно наступит.

Танцуют боги. Дремлет Перв. Слава с Богумиром подъезжают к дверям терема. Оставим их. Пусть отдохнут наши герои, наберутся сил. Впереди трудный день. Пусть он принесет им то, что они заслуживают.

Глава 30 Спасибо за жизнь

— Ты родимая родна мамонька, ты родимой мой родной тятенька,Отдаете вы меня младу-младешеньку во чужую дальну во сторонушку,Ко чужому неродному батюшке, ко чужой неродной мамоньке,Во чужую во семеюшку.Через горы да через высокие, через реки да через глубокие,Через леса да через темные.Как я буду жить там млада-младешенька со чужим неродным батюшкой,Со чужой неродной мамонькой?

Протяжное женское пение, в три голоса раздавалось со второго этажа воеводского терема. Первый же этаж был украшен по-праздничному, ленточки, и колокольчики свисали с потолка, красовались в каждом углу, и даже веник у порога был переплетен ими, и напоминая девичью косу, ждал своего времени, любитель чистоты, скорого своего выхода.

На накрытом белоснежной скатертью столе, прямо по центру красовались два огромных каравая душистого, ржаного хлеба, а сверху, на них маленькие плошечки с крупной солью. Вокруг, вытянув лапы сидели светлячок, домовой и ворон, и пристально, ни на что, не отвлекаясь, сглатывая слюну, смотрели на хлеб.

— Вот голосят, вот выводят... — Домовой не объяснил про кого он это сказал, но вся троица и так поняла, что он говорит о голосах со второго этажа. — Вот бабы, им бы только повыть. Плохо им — плачут, хорошо — то же плачут, даже когда повода нет, все одно слезы льют.

—