Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

и стучат по голове, в которой и без того донельзя мутно. Она с трудом приоткрывает глаза. Кажется, там за дверью Фролыч, и он нервничает. Отчего? Ну конечно, он ведь думает, что она скоро его оставит, и он будет один, как и прежде. Он же ничего еще не знает.

Сима, превозмогая слабость и сильную боль в висках, встает и поспешно идет к двери. Сказать ему, сейчас же, чтобы он знал и больше не страдал от неопределенности! Напрасно она сдерживала себя, ждала новостей от Олега. Друг будет только рад узнать, что она, наконец, сделала этот шаг.

Фролыч выходит к ней навстречу, только почему-то из кухни. Но что это с ним? Его и без того большие глаза расширились и блестят от возмущения.

– Тебе не нужно было ездить в это паршивое село, – начинает он.

– Знаю, – Сима немного пятится от его напора и покаянно кивает, отчего в голове происходит новый взрыв боли. – Все это было неправильно.

– Ты это нарочно сделала, – Фролыч, блеснув зрачками, отворачивается от нее и идет к окну. – Чтобы я волновался, чтобы места себе не находил. Думаешь только о себе.

– Совсем не так, – Сима идет следом, хотя ее шатает, и пол под ногами кажется неустойчивым. – Я не хотел вас огорчить, я…

– Все твои поступки бессмысленны и эгоистичны, – продолжает Фролыч, не слушая ее. – Олегу стало плохо. Из-за тебя! Он теперь в больнице лежит. И кто знает, выйдет ли оттуда?

– Если бы я только знала, я бы никогда его не попросила ехать со мной! – в отчаянии восклицает Сима, сдавливая ладонями голову.

– Даже если б знала, все равно бы заставила его. Тебе важны только твои фантазии, а на живых людей тебе плевать.

– Нет, это не так! – пугается она, потому что он отчасти прав. Раньше она жила фантазиями, но сейчас это не так.

– Да, плевать, – не унимается он. – И если бы я умер, тебе бы только стало легче.

– Пожалуйста, остановитесь! – она плачет от его жестоких слов, и от того, что так сильно болит голова. – Неужели вы меня совсем не любите?

– Отстань, – рычит он. – Этот твой голос – он мне надоел. Не хочу даже слышать.

– Но…

– Пей чай! – он набрасывается на нее и силой усаживает на табурет. – Пей, иначе я сам тебя напою!

Сима кричит от ужаса и просыпается.

Ее постель скомкалась, а подушка лежит на полу. В квартире тихо. По стенам бегут солнечные блики, как будто комната живая. Сима зажмуривается, чтобы прогнать остатки сна. И когда открывает глаза, в дверях стоит Фролыч.

Выражение его лица по-прежнему хмурое и неприветливое.

– Что-то случилось? – несмело спрашивает Сима и натягивает сползающее одеяло до подбородка.

– Олег умер, – без единой эмоции отвечает тот.

– Этого не может быть, вы ошиблись, – Сима бессмысленно комкает край одеяла. – Он не мог умереть. Не настолько все плохо… Правда ведь?

Она боится посмотреть в его глаза, потому что та правда, которая в них, лишит ее последней надежды.

– Ты не искупишь вину. Твое место – в тюрьме.

Сима бросается лицом на кровать. Да, она виновата. Это из-за нее Олегу стало хуже, он попал в больницу, а потом… И как жить с этим дальше?

– Сима, Сима, проснись! – кто-то мягко, но настойчиво тормошит ее за плечо.

Она открывает глаза. Теперь уже по-настоящему. Или нет? Все та же комната, только без бликов, легкий запах краски и растворителя. И Фролыч рядом. Он и трясет ее за плечо.

Она садится, тяжело дыша. Фролыч тут же ее отпускает.

– Вы меня ненавидите, да? – шепчет она. И тут же глазами сталкивается с Назарием, который с мрачным видом подпирает дверь. От его взгляда ей становится не по себе. Неужели все это сон, который никак не окончится?

Она щипает себя. Становится больно. И запахи – как настоящие. А во сне вообще ничем не пахло.

Фролыч осторожно прикасается к ее лицу, проводит пальцами по щекам, прислоняет ладонь ко лбу.

– Температуры уже нет, – бормочет он, – но ты говоришь что-то странное. Как и вчера.

– Вчера? – Сима с трудом вспоминает, что было вчера. И было ли оно вообще?

– Слава Богу, ты вернулась, – с нескрываемым облегчением произносит Фролыч. – А то я уже подумал-было…

Его голос срывается. Он резко встает. Назарий следит за ним с неприязнью в глазах.

Странно, что Фролыч на него не реагирует. Будто бы и не видит.

– А где я была? – бормочет Сима. – Да, я ездила в Новые Лучи, а потом Олег… – она до боли закусывает губу.

– Ничего, – едва слышно говорит Фролыч, отойдя к картинам. – Главное, что ты идешь на поправку. Кризис миновал.

Сима с удивлением смотрит ему в спину.

– Вы действительно этому рады? – она не может взять в толк, как связаны эти его слова с теми, которые он говорил сегодня утром. Или вчера вечером. А может, вообще никогда?

Фролыч оборачивается. Он выглядит усталым, но его глаза – добрые и внимательные.

– Ты – единственная моя радость, – он подходит к ней и при этом не теряется, не прячет взгляд. Впервые, наверное, за все это время.

– И вы не осуждаете меня за то, что Олег попал в больницу?

– Нет, что ты, – он снова проводит по ее лицу. Его рука ощутимо дрожит, а голос теперь звучит несколько неестественно. – Ты не виновата. Так должно было случиться.

Сима прикасается к руке Фролыча – она настоящая, живая и горячая. Скорее всего, это уже не сон.

– Олег тоже так считает?

– Безусловно.

– Я могу с ним поговорить? – Сима с надеждой глядит на него.

– Олег умер, – Назарий отделяется от двери.

– Ты врешь, – без тени сомнений произносит Сима.

– Сегодня сообщили, – его чеканный голос больно бьет по ушам.

– Это все ложь! – она повышает голос. – Ты так говоришь, чтобы…

– Потому что хватит, – Назарий стискивает зубы, его лицо искажает злоба. – Хватит говорить о нем так, как будто все по-старому. Не будет уже по-старому. Все закончилось.

– Но… откуда тебе известно?

– Этот его троюродный дядя… Сказал, что там, в итальянской больнице… Он не вернется.

Назарий отворачивается.

– Какая еще итальянская больница? – Сима обессиленно откидывается на подушку. – Его только вчера положили…

– Ты болела целую неделю, – мягко перебивает Фролыч. – У тебя был жар и бред. Назарий купил все лекарства и навещал нас все это время. Ты, наверное, многого не помнишь. Это и к лучшему, – он вздыхает. – А ты мог бы и промолчать, – он обращается к Назарию уже не таким ласковым тоном.

– Что скрывать правду, – холодно говорит тот. – Как и то,