Последняя охота Серой Рыси - Чарлз Робертс

— Эти люди хорошие дрессировщики, но они ничего не смыслят в пумах. А мы знаем, что между пумой и медведем идет наследственная вражда и, когда они встречаются, нужно ждать осложнений.

Говоривший был чистокровный индеец из племени сиу, окончивший курс в одном из восточных университетов. Он склонился вперед, и странный огонь загорелся в его впалых пронзительных глазах, когда Король, неохотно повинуясь приказанию бича, прилег и растянулся на своей полке. Его нервно подергивавшиеся передние лапы находились на расстоянии фута от головы медведя. Его ноздри подергивались, точно вдыхали какой-то отвратительный запах, а его хвост стал вдвое толще обыкновенного. Индеец — единственный из всех присутствовавших — понимал значение этих примет. Он положил руку своему знакомому на колени, словно бессознательно предостерегая его.

Какие позиции должны были занять другие животные, осталось навсегда неизвестным. Мускулы пумы напряглись.

— Гэ-оу! — проворчал краснокожий, в возбуждении возвращаясь к языку своих предков.

Мелькнул быстрый, как молния, взмах лапы пумы, послышался крик Ганзена.

— Вва! — взревел удивленный медведь.

Король прыгнул назад на верхушку подставки, чтобы избежать ответного удара. Но не на него обрушилась ярость. Обезумевший зверь, по-видимому, вывел заключение, что хозяин предал его. С ревом ударил он Томазо со всей силой своей ужасной передней лапой. Синьор собирался соскочить со своего сидения, но на плечо ему обрушился удар, раздробивший ему кости и сбросивший его в бесчувственном состоянии на землю.

Остальные животные, боясь наказания, бросились к своим сидениям или, вернее, к ближайшим сидениям и вступили в яростный бой за обладание ими. Медведь с бешенством бросился на тело Томазо. Зрители неистово кричали. Ганзен устремился на выручку, держа вилы обеими руками. Со всех сторон мчались служители, вооруженные вилами или железными палками.

Но прежде чем кто-либо из них успел добежать до места катастрофы, среди всеобщего смятения раздался ужасный, душу раздирающий визг, и красно-бурое тело пумы бросилось с высоты подставки и, как молния, обрушилось на спину медведя.

От толчка огромный зверь опрокинулся навзничь. Пока он яростно хватал когтями вокруг себя, стараясь сцепиться с Королем, Ганзен извлек тело по-прежнему бесчувственного Томазо, и два служителя поспешно убрали его с арены.

И зрители и четвероногие артисты были в состоянии безумия. В разных местах сцепились звери, но в течение нескольких минут взоры всех были прикованы к центру арены, где шла борьба на жизнь и смерть.

Хотя пума была в четыре раза легче весом, чем медведь, и по величине равнялась не более чем четверти туши своего гигантского противника, она все же одерживала верх в этой страшной схватке. Ганзену некогда было размышлять. Он не имел даже времени удостовериться, был ли мертв или жив его хозяин. Его обязанностью было спасти ценное имущество, помешав животным уничтожить друг друга. Ему не было дела до того, что Король так энергично содействовал избавлению Томазо. Немилосердно он колол пуму вилами и градом бешеных ударов осыпал ее голову, стараясь в своем холодном бешенстве отогнать ее. Но все напрасно… Тем временем прибежали другие сторожа с веревками и железными прутьями. Несколько минут спустя оба врага были благополучно пойманы на аркан. Потом с большими усилиями обливающихся кровью их увели в разные стороны. Ослепленные одеялами, накинутыми им на голову, они вынуждены были покориться. Их поволокли с арены и бесцеремонно втолкнули в клетки. После того как их убрали со сцены, были быстро ликвидированы и другие бои. Но козел был убит леопардом, удовлетворившим старинную, закоренелую вражду к нему, а волк жестоко потрепан одним из возбужденных львов за то, что отказался уступить ему свое сидение. Один только мопс остался целым и невредимым, так как настолько сохранил присутствие духа, что при первых признаках нарушения тишины и спокойствия спрятался под подставку и там оставался все время. Когда всех животных образумили и по одному отвели в клетки, он вылез из своего укромного уголка и уныло последовал за другими. Закорючки его хвоста, придававшие ему такой самоуверенный вид, совершенно раскрутились. В это время среди зрителей распространился слух, что Томазо не умер и что, несмотря на серьезные повреждения, он все же может поправиться. И тотчас же все успокоились, радуясь, что не напрасно потратили деньги. Большую клетку, разобранную по частям, унесли. Арену спешно приводили в порядок. И два клоуна в огромных туфлях, чуть ли не на фут длиннее их пальцев, шлепали по сцене, пытаясь стереть воспоминание о том, что случилось.

III

Цирк совершал поездку по крупным городам северо-западных штатов. На следующий день он тронулся в путь, оставив Томазо в больнице с разбитым плечом и с горечью в душе. В ближайшем городе Ганзен заменил синьора, но представления, которые он давал, шли в урезанном виде и носили весьма скромный характер. Во-первых, он не достиг еще в достаточной мере власти над зверями, чтобы осмелиться давать все номера Томазо, а во-вторых, в его труппе не хватало самых главных актеров. Гордый белый козел умер. Медведь, волк и один из львов лежали израненные. Пума, правда, выздоровела, но нрав ее заметно изменился. Ганзен ничего не мог с ней поделать. Тосковала ли она по Томазо, которого обожала, или задыхалась от мрачной злобы на удары и уколы вилами, до той поры ей неведомые, никто достоверно не мог бы сказать. Она лежала или задумчиво сидела, мрачная и злобная, в дальнем углу клетки. Ганзен заметил зеленый огонь, внезапно вспыхивавший в ее бледных расширенных глазах, и осторожно воздерживался от резких действий.

И он был прав, ибо, несомненно, пума питала злобу ко всем людям вообще и особенно ненавидела высокого шведа. В ее смутном сознании засела мысль, что Ганзен принял в день памятного боя сторону медведя против нее и Томазо, и, она жаждала мести. В то же время она чувствовала, что хозяин ее покинул. И пока она часами сидела так, погруженная в свои думы, в ней с каждым днем росло желание убежать — желание, которого никогда ранее она не испытывала. Смутно, быть может, она мечтала найти Томазо. Во всяком случае она хотела бежать как-нибудь куда-нибудь прочь от этого мира, оказавшегося таким враждебным. Когда это чувство усиливалось, она внезапно вставала с места и принималась метаться взад и вперед по клетке, подобно дикому зверю, только что попавшему в неволю.

Случай помог пуме. Поздно ночью цирк достиг маленького городка, расположенного среди холмов. Поезд запоздал на несколько часов. Ночь была темная. Всюду чувствовалась какая-то тревога и растерянность. Короткая дорога со станции в поле, где надо было раскинуть палатки, была настолько в плохом состоянии, что можно было усомниться в самом ее существовании. Она шла по краю крутого оврага. В темноте одно из колес повозки с клеткою Короля по самую ступицу погрузилось в огромную зияющую рытвину. От силы толчка часть окраины оврага обвалилась и рухнула на дно, увлекая за собой лошадей. Крышка клетки разбилась, вдребезги.