Последняя охота Серой Рыси - Чарлз Робертс

Следующим номером были качели. На арену вынесли широкую толстую доску и подставили под ее средину подпорку вышиною приблизительно в два фута. Угрюмый леопард по знаку Томазо ленивыми шагами направился к доске и, пригнув один ее конец к земле, поднялся на нее. В центре доски он осторожно балансировал несколько минут, пока она не опустилась вниз, потом пополз к другому ее концу и там прилег. Тогда быстро спустился с своего сидения козел, грациозно вспрыгнул на доску, перескочил через ее центр и взошел на поднятый конец. Но вес его не был достаточно тяжелым для того, чтобы поднять или хотя бы слегка потревожить леопарда, который играл роль верного надежного якоря, державшего опущенный конец доски. Козлу же, по-видимому, пришелся по вкусу этот высокий и видный пост, так как он с полным хладнокровием сохранял его за собой и снисходительно посматривал оттуда на других животных.

Снова раздалось щелканье бича Томазо. В одно мгновение Король спустился со своего места, помчался к доске и вскочил на середину ее. Козел, недовольный тем, что его собираются прогнать с его высокого поста, топнул ногой и с оскорбленным видом боднул пуму рогами. Но она пренебрежительным взмахом своей огромной лапы просто смела козла на пол и заняла его место на конце доски. Ворча и хватаясь лапами за планки, леопард поднялся в воздух. Пума была значительно тяжелее его. Загремели аплодисменты. Но номер, очевидно, еще не был закончен. Настал благоприятный миг для козла. Он колебался с минуту, пока не услышал слов Томазо. Тогда он снова вскочил на середину доски и, обратись мордой к Королю, пятился дюйм за дюймом по направлению к леопарду до тех пор, пока тот не стал опускаться. Грациозно танцуя и гордо подняв голову, козел медленно балансировал взад и вперед. Великий эквилибрист в совершенстве выполнил свой номер. В то время, как синьор Томазо раскланивался во все стороны, принимая аплодисменты, леопард, козел и пума гордо возвращались к своим местам.

Вслед за тем на арену выбежали четыре служителя в красных с желтым мундирах, и каждый из них нес большой обруч. Они расположились на равных расстояниях вокруг клетки, держа перед собой обручи приблизительно на высоте четырех футов от земли. По команде Томазо животные выстроились вряд — что не обошлось без сильного хлопанья бича и резких окриков — и один за другим прыгали через обручи. Прыгали все, за исключением мопса, который напрасно пытался доскочить до обруча, и медведя, который, вовсе не умея прыгать, просто обошел кругом и сделал вид, будто не замечает обручей. Затем принесли еще четыре обруча, обтянутые белой бумагой, и пума, головой вперед, открыла путь через них. Когда очередь дошла до медведя, бич щелкнул как-то особенно. На этот раз медведь не прошел мимо обручей, как раньше, а просунул свою голову сквозь первый из них и с обручем на шее прошел дальше вперед. Так он собрал все четыре обруча и, удаляясь с ними к своему месту, стоял там, безостановочно шаркая ногами и нетерпеливо ворча, пока его не освободили от неприятной ноши.

Минуту спустя служители внесли еще четыре обруча. Назначение их с виду было то же, что и первых, но их держали на отлете железными палками, с крючками на конце. К обручам поднесли спичку. Мгновенно вспыхнул желтый огонь. Языки пламени поползли по их окружности. Все животные, кроме Короля, беспокойно зашевелились на своих местах. Бич щелкнул, и все звери снова выстроились рядами и бросились к пылающим кругам, как будто бы собираясь перепрыгнуть через них, как и раньше. Не сделали этого только пума, спокойно сидевшая на месте смотревшая в огонь, и медведь, визгом выражавший свое неодобрение, хотя он и знал, что ему не придется участвовать в этом представлении. Каждое животное, приблизясь к обручу, сначала ложилось плашмя на землю, а потом торопливо, как испуганная кошка, шмыгало под ним. Один только белый козел поднялся на дыбы и небрежно перескочил через обруч. Сделав вид, что он сильно разочарован, синьор Томазо отдал животным приказание идти по местам и, сложив руки, стоял с опущенной головой, как бы размышляя, что теперь делать. Тогда Король гордо сошел со своего сидения и подошел к этим ужасным огненным воротам. С непринужденной грацией он приподнял свое гибкое тело и с легкостью проскочил через все четыре обруча подряд. Поднялась буря рукоплесканий. Дважды пума проскочила сквозь страшные круги, столь же равнодушная к извивавшемуся пламени, как к траве, колеблемой ветром. Потом она круто остановилась, повернула голову к Томазо и, словно ожидая чего-то, взглянула на него. Томазо подошел к зверю, почесал ему за ухом и уверил его, что он герой. Тогда Король вернулся на место, гордо поводя усами.

Когда пылающие обручи были унесены с арены, зрители снова уселись. Начались приготовления к самому захватывающему номеру. На арену принесли деревянную подставку с полками и сидениями, устроенными на разной высоте. Синьор Томазо, свернув хлыст и держа его тяжелую свинцом налитую ручку, словно скипетр, занял свое место на несколько приподнятом сидении в центре подставки. Ганзен — с вилами в одной руке и хлыстом, как у Томазо, в другой — встал поблизости от него. Дрожь пробежала по рядам зрителей. Начался самый опасный номер. Вот появился тигр и во всю длину растянулся у ног Томазо, служа ему подножием. Медведь и самый большой из львов расположились по обе стороны своего хозяина. Казалось, они опирались своими могучими лапами на плечи своего владыки, но на самом деле — на маленькие узкие полки, приделанные для этой цели. Следующим вышел второй лев и как бы в. знак покорности положил свою тяжелую голову на колени Томазо. Другие звери тоже медленно взбирались на подставку, смотря по сторонам и как бы пытаясь вспомнить свои места. Высокий швед резко щелкнул бичом и глухим отрывистым голосом произнес несколько властных слов, чтобы пробудить их память. Один только Король, по-видимому, ясно знал, что он должен делать — разлечься во всю длину своего красно-бурого тела на полке, прямо над головой льва и медведя. Но, поднимаясь на подставку с задней ее стороны, он прижал уши и обнаруживал странное отвращение при исполнении своей роли. Острые глаза Ганзена тотчас же подметили это, и кнут его щелкнул в воздухе над самым носом пумы. Король все еще колебался. Лев не обращал на него внимания, но медведь поднял свои налитые кровью глаза и злобно мотнул головой. Все это были пустяки, слишком маловажные для того, чтобы привлечь к себе внимание зрителей. Только один человек, серьезный и хорошо одетый, с медно-красным лицом, выдающимися скулами, впалыми щеками и прямыми волосами, черными, как вороново крыло, сидевший в самом центре прямо против арены, сказал своему знакомому: