День, когда началась Революция. Казнь Иисуса и ее последствия - Николас Томас Райт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти предположения нас не подведут. Завет тут и в самом деле является контекстом, а восстановление истинного поклонения – целью. Этот отрывок действительно посвящен тому, что Бог делает с грехом. Но, чтобы справиться с грехом, Богу нужно, во-первых, выполнить древние обетования завета, а во-вторых, решить проблему идолопоклонства, стоящую за любой формой неверности человека. Иными словами, Бог являет свою «праведность» через верность до смерти Мессии Израилева Иисуса. Если мы попытаемся понять, что в этом отрывке Бог делает с грехом, не поместив в центр всего завет и культ, мы получим плоскую и в конечном итоге искаженную картину. Нам надо следовать за ходом мысли Павла, если мы хотим понять то главное, что он тут хочет сказать, о том, как смерть Иисуса оказалась решением проблемы греха.
Все это станет еще убедительнее, если мы посмотрим, что идет сразу после единой великой аргументации 1:18–4:25. В 5:1–2 Павел утверждает, что верность Божья восстановила «доступ» к «благодати» и надежду на «славу». И как ясно показывает текст 5:6–11, все, что Павел тут сказал, коренится в непоколебимой любви единого Бога, в любви завета: «Бог показывает свою любовь к нам» в 5:8 – это дальнейшее развитие того, притом по-прежнему на языке завета, что говорилось в 3:21: что «была явлена Божия справедливость завета». Тут Павел смотрит вперед, на финальную сцену Римлянам 1–8, где в 8:31–39 говорит об оправдании, укорененном в смерти Иисуса, как о действенном проявлении Божьей любви. В этом отрывке в центре обновленного культа стоит сам Иисус, находящийся по правую сторону Бога и ходатайствующий за свой народ: иными словами, царь, который исполняет роль священника (8:34). Тут было бы неуместно говорить об этом подробнее, но это подкрепляет сказанное выше о том, что в тексте 3:21–26, который кажется всем решительным шагом вперед в аргументации Павла, мы сталкиваемся не с «договором дел» (как то себе представляют читатели, шествующие «Римской дорогой»), но с заветом и культом как теми реалиями, с помощью которых единый Бог справляется с грехом и потому может создать всемирную семью прощенных людей, поклоняющихся ему.
После этого введения нам нужно сделать глубокий вдох и погрузиться в сложные детали нашего отрывка.
Новое понимание искупления
Божья верность завету
Римлянам 3:21–26 утверждает свою тему так резко, что ее невозможно упустить из виду: это dikaiosynē theou, «праведность Божия». Павел подчеркивает это в стихах 21–22, а затем снова в 25–26:
Но теперь, помимо Закона (хотя Закон и Пророки о ней свидетельствуют), была явлена Божия справедливость завета [dikaiosynē]. Эта Божия справедливость завета [dikaiosynē] вступила в действие через верность Иисуса Мессии для блага всех верующих (3:21–22).
Он сделал это, чтобы показать свою справедливость завета [dikaiosynē], потому что (по долготерпению Божию) Он прощает прошлые грехи. Так была явлена его справедливость завета [dikaiosynē] в настоящее время – то есть что он сам прав [dikaios] и провозглашает правым [dikaioutai] каждого того, кто полагается на верность Иисуса (3:25б–26).
Обычно Павел не склонен навязчиво повторять одно и то же. Чаще мы имеем противоположную проблему: он движется так быстро, что в своей аргументации перескакивает через иные, очевидные для него, ступеньки – и нам приходится самим заполнять эти пробелы, когда мы, задыхаясь, бежим рядом с ним, стараясь не отстать. И если мы встречаем отрывки, подобные данному, то это повод насторожиться и обратить на них особое внимание. Поскольку терминология стихов 25–26 указывает на важность «праведности» самого Бога, а более широкий контекст 2:17–3:9 и главы 4 указывает на верность Бога обетованиям завета и стоящим за ними замыслам, у нас есть самые весомые основания понимать стихи 21–22 в том же смысле. В этом абзаце Павел главным образом хочет сказать, что Бог осуществил – в Иисусе и через него – то, что он обещал и что замыслил давным-давно. Как видно из главы 4, Бог обещал дать Аврааму всемирную семью и разобраться с грехом, чтобы его огромная «нечестивая» семья могла получить «оправдание». В главе 2 говорится о замысле Бога сделать Израиль светом мира, средством для решения проблемы, о которой речь идет в 1:18–2:16. И когда Павел говорит, что через евангельские события Бог раскрыл и показал свою dikaiosynē, естественнее всего думать, что он говорит: Бог выполнил свои обетования и осуществил замыслы. (Павел подводит итоги своей аргументации, используя подобные слова, в Римлянам 15:8–9.)
Павел настойчиво подчеркивает, что когда Бог явил свою справедливость завета, это был свободный акт благодати: верующие «по благодати Божией даром объявляются оправданными» (3:24а). Бог не обязан был этого делать, он никому ничего не должен. Это тоже язык завета: слова Павла о «благодати» Божьей перекликаются с другими подобными местами в Писании, где говорится о том, что Бог дает обетования из любви, а не по обязанности, и остается верен своим замыслам из чистой милости – это Павел подчеркивает, когда подводит итог всей своей аргументации в 12:1. И за этим стоит то, что Бог остается верен себе, своему характеру, своим замыслам и обещаниям.
Но в эпоху Второго Храма Божья верность завету была вещью двоякой. Это хорошо выражено в Книге Даниила 9, хотя восходит к написанным гораздо раньше текстам, таким как Второзаконие 27–32, и к этим главам Павел возвращается, когда позднее размышляет о верности Бога в Римлянам 9–11. Когда Божья верность завету сталкивается с идолопоклонством Израиля, она требует, чтобы Бог дал Израилю возможность нести все последствия этого, что означало пойти в изгнание. Но та же Божья верность означала, что впереди будет восстановление. И такое грядущее восстановление, освобождение от гнета язычников, будет новым Исходом. Первый Исход был исполнением обетования, данного Аврааму (Быт 15:13–16), а возобновление завета предполагало новый и лучший Исход, который в этот раз включал в себя прощение грехов. Именно об этом говорит Иеремия в знаменитом отрывке 31:31–34, а также Исаия 40–55, к чему мы скоро
