Засекреченная Курская битва. Неизвестные документы свидетельствуют - Валерий Замулин

Из отчёта 29-го тк:

«а) 32-я тбр. В 8.30 12.07.43 г. без артиллерийской и авиационной обработки переднего края обороны пр-ка (выделено мной. — В.З.), не имея точных данных об огневых средствах пр-ка, бригада двумя эшелонами атаковала пр-ка в направлении… вдоль ж. д., в полосе до 900 м. На этом (главном) направлении пр-к сосредоточил большое количество танков Т-'6, самоходных пушек, а также других противотанковых средств.

…Атака 32-й тбр протекала в исключительно быстром темпе. Все танки пошли в атаку, не было ни одного случая нерешительности или уклонения от боя»[282].

Точно такая же ситуация сложилась и в полосе 170-й тбр. Сразу стало ясно, что ударный клин обоих корпусов встретил хорошо организованную противотанковую оборону.

Командование армии и корпусов считало: в этот критический момент крайне важно не дать остановиться бригадам первого эшелона, усилить их, чтобы переломить ситуацию. Вместе с тем такой важный элемент боя, как маневр, был напрочь отброшен. С НП командующего 5-й гв. ТА были хорошо видны боевые порядки 29-го тк. Наблюдая, как замедляется движение бригад, П. А. Ротмистров немедленно связался с комкором и потребовал массировать танки в направлении свх. «Октябрьский». Командарм считал, что в начале атаки важнейшей задачей является как можно быстрее сбить противотанковый заслон у совхоза, прорваться к позициям артиллерии в районе выс. 241.6 и, уничтожив их, выйти к свх. «Комсомолец». Чем стремительнее будет рывок, тем быстрее ошеломлённый враг побежит. Лишь после этого должна появиться возможность ввести в бой второй эшелон — 5-й гв. Змк, которому предстояло решить поставленную перед армией задачу — выйти к Яковлево. Для прорыва тактической зоны противника командование 5-й гв. ТА ничего не жалело и ни перед чем не останавливалось. Все понимали, что два корпуса наносят лобовой удар, поэтому, как ни цинично это звучит, но изначально на их направляющих бригадах как соединениях ставился крест. Сгорев, 32-я тбр должна была проложить дорогу для дальнейшего движения экипажам 31-й тбр, а её успех предстояло закреплять двум дивизиям 33-го гв. ск, двигавшимся за ними.

Поэтому для командарма было так важно, чтобы интервал между вводом в бой второго эшелона 32-й тбр и первого 31-й тбр не превышал 30 минут, но соблюсти это не удалось. Батальоны 31-й тбр продолжали медленно вытягиваться из района кирпичного завода и перешли в бой, лишь когда 32-я тбр фактически была остановлена, а половина её машин уже подбита. С чем была связана эта заминка — не понятно, но ситуацию в бригаде в начале атаки офицеры штаба характеризовали кратко: «Темп наступления упал, бригада начала топтаться на месте».

Батальоны полковника А. А. Линева не смогли пробиться между железной дорогой и совхозом через гребень выс. 252.2 в глубь обороны дивизии Виша. Её удар пришелся по одному из наиболее укрепленных участков 2-го грп СС. Помимо того что у железнодорожной насыпи находился единственный танкопроходимый коридор, здесь был стык правого фланга 2-го грп СС с левым крылом 1-го грп СС. Учитывая это, их командование сконцентрировало здесь значительные силы ПТО, сюда же был нацелен и танковый полк дивизии.

«Мы были встречены шквальным артиллерийским огнём, — вспоминал впоследствии заместитель командира 29-го тк генерал-майор А. В. Егоров, находившийся в начале боя в 32-й тбр. — С обеих сторон авиация бомбила передний край. Восточнее свх. „Октябрьский“ из с. Сторожевое доносился неумолкаемый гул — врага атаковала 25-я тбр полковника Володина. Пелена чёрной пыли закрывала все вокруг… Я видел, как, поправив шлем, опустился в башню Линев. Вмиг ожило поле, которое недавно казалось безжизненным. Ломая на своем пути кустарник, подминая посевы, танки устремились вперед, ведя огонь на ходу. Постепенно в бой втянулись все батальоны. Командиры понимали, что каждая остановка, малейшее замедление движения или нерешительность будут использованы противником.

Над головой снова появилась фашистская авиация, усилился заградительный артиллерийский огонь, немецкие снаряды рвались впереди наших танков, вздымая землю. Я хотел нажать кнопку микрофона, но повременил. В эфире было слышно, как действовали экипажи. „Ориентир три, цель — пушка, снаряд осколочный. Заряжай… давай, давай!“ „Наводчик — по пехоте, молодец, Ваня, так их! Водитель, больше газу…“ — летели команды комбатов. Запрашивали данные о продвижении. Докладывали ротные командиры.

— Иванов! Сократить дистанцию! Вакуленко, увеличить скорость! Всем! Всем! Всем! Больше огня! — раздавался в наушниках голос Линева.

…Стойкость наших танкистов, их стремительность, волю к победе не удалось сломить врагу отчаянными контратаками… Я видел, как экипаж нашего подбитого танка продолжал бой врукопашную… Советские воины, когда отказывало оружие повреждённой машины, выпрыгивали из горящего ганка и бросались на немцев»[283].

В разговоре с автором ветераны вспоминали, что часть подбитых советских танков у выс. 252.2 (в основном это были «тридцатьчетверки»), хотя и оказалась обездвиженной, но могла вести огонь из орудий. Танкисты использовали эту возможность до последнего, пока боевые машины не начинали гореть. В пылу боя, особенно если у танкистов не было ещё боевого опыта, они надеялись на маскировку дымом и пылью, поэтому не всегда правильно рассчитывали возможности обездвиженной машины. Из-за этого многие сгорали в танках после попадания очередного снаряда. Подтверждение этому удалось найти в документах 29-го тк. Так, начальник политотдела 32-й тбр подполковник Трусков доносил:

«В боях 12.07.43 г. проявили героизм экипажи 1-й и 2-й рот 2-го танкового батальона. Несмотря на поджог их танков, экипажи горящих танков шли вперед, вместе с танками горел и экипаж. Ни одна машина не вернулась назад, не покинула боевого поста, все стремления были направлены на выполнение боевого приказа»[284].

Экипаж «тридцатьчетверки» командира 2/2-го тб лейтенанта Царева прорвался в глубь обороны противника вместе с группой танков 1-го тб майора Иванова и в окружении погиб.

Раненые, контуженые танкисты, спасшиеся из горящих машин, приходя в себя, искали танки с погибшими экипажами, а иногда даже проводили на поле боя ремонт и вновь садились за рычаги. В качестве примера можно привести случай с радистом 32-й тбр Савелием Баасом. Его «тридцатьчетвёрка» двигалась в первой линии батальона, была подбита, а он контужен. Отлежавшись в посадке, Савелий нашел танк и вновь участвовал в атаке. Судьба хранила этого человека и в дальнейшем, пройдя всю войну, он остался жив.

Приведу еще одну выдержку из донесения подполковника Трускова:

«Экипаж мл. лейтенанта Герасткина уничтожил противотанковую пушку и до 40 человек пехоты противника. Снарядом Герасткин был убит, механик Мухамадиев ранен, танк подожжён. Мухамадиев потушил танк и одной рукой вывел его с поля боя. Капитан Добрынин со своим экипажем подбил два танка и, даже будучи раненым, продолжал вести огонь»[285].

За проявленное мужество командир роты средних танков 2-го тб мл. лейтенант Герасткин был представлен к ордену Отечественной войны 1-й степени.

Хорошо организованный огонь противника, которым он встретил гвардейцев, объясняется не только качественно подготовленной обороной, но и тем, что после рассвета подразделения 1-го и 2-го грп СС были предупреждены о наличии перед их фронтом русских танков. В книге бывшего начальника штаба дивизии В. Леманна приводятся воспоминания участников Прохоровского сражения с немецкой стороны, в которых отмечается, что утром над позициями советских войск у станции кружили немецкие самолёты-разведчики и сбрасывали вниз шашки с фиолетовыми красящими веществами — подобными дыму. Этими отметками лётчики показывали наземным войскам районы сосредоточения советских танков. Командир роты 1-го тп СС фон Риббентроп также вспоминал, что сразу после появления на горизонте русских танков, двигавшихся от Прохоровки вдоль железной дороги, боевое охранение 2-го грп СС начало подавать сигналы — «танки» выстрелами из ракетниц в их сторону. Получив сообщение о начавшейся атаке русских, он двинул свою роту в составе семи Т-4 через противотанковый ров на высоту 252.2. Только выйдя на гребень, они сразу же вступили в бой с «тридцатьчетвёрками» 2/32-й тбр. После войны комбат А. Е. Вакуленко вспоминал:

«Только преодолели ржаное поле и двинулись к совхозу, вдруг увидели, как роща у высоты словно вспыхнула огромным костром. Впереди, сзади и прямо у танков стали рваться снаряды. Фашисты сосредоточили шквальный огонь по нашим танкам. Расстелив на поле перебитую гусеницу, замерла одна, вспыхнула другая „тридцатьчетверка“. По рации даю, команду: „Всем, всем, всем! Дымовые шашки на броню!“ Боевой порядок батальона укрылся в дымовой завесе, и это многих спасло от вражеских пушек»[286].