Засекреченная Курская битва. Неизвестные документы свидетельствуют - Валерий Замулин

В отчёте 180-й тбр по обобщению опыта использования танковых орудий отмечается, что на практике «…за день жаркого боя приходилось расходовать не более 4-х боекомплектов…»[296] В среднем, для боя такого масштаба, как разгорелся под Прохоровкой 12 июля, необходимо было иметь на Т-34 как минимум 3 б/к, то есть 231 снаряд, а не 108–109, как было. В беседах с автором участники сражения рассказывали, что во второй половине дня интенсивность артогня с нашей стороны заметно упала, и не только по причине высоких потерь бронетехники. Просто нечем было стрелять. Доходило до того, что экипажи уцелевших танков ходили по полю и собирали снаряды.

Надо признать, что не было налажено взаимодействие танкистов и с пехотой. Ситуация усугублялась отсутствием должного управления войсками в 9-й гв. вдд непосредственно на поле боя. Ночью одновременно с танкистами выходила на исходные рубежи 42-я гв. сд, а перед рассветом в этом районе вели бой 9-я гв. вдц и 95-я гв. сд. В результате командиры батальонов этих дивизий до начала атаки не смогли провести рекогносцировку, четко определить линию фронта, а следовательно, твердо уяснить задачи дня. В результате с первых минут боя под плотным огнем противника подразделения смешались, связь была утрачена, начались неразбериха и сумятица, ударная мощь стрелковых частей ослабла. Комдивы начали менять планы ввода в бой полков, а командиры полков, вместо того чтобы мобилизовать все силы на поддержку танковых бригад и решать поставленные задачи, были вынуждены собирать заблудившиеся батальоны. Из боевого донесения начальника штаба 9-й гв. вдд майора Горячева на 18.00 12 июля:

«2. 23-й гв. вдсп… 2-й сб вышел во второй эшелон, так как был остановлен командиром полка из-за того, что запутался в боевых порядках соседа справа»[297].

После вступления второго эшелона 32-й тбр, а затем и 31-й тбр количество танков на направлении главного удара двух корпусов увеличилось почти в два раза, вражеские артиллеристы и танкисты просто физически не успевали вести бой с подходящими боевыми машинами. Это помогло группе наших боевых машин прорваться на гребень высоты 252.2 и в район совхоза. В единоборство с танками на своих позициях вступила пехота противника.

Хочу обратить внимание читателя на одну существенную деталь. Во многих советских документах отмечается, что сильной стороной германской армии было то, что её части и подразделения, находящиеся в обороне или даже двигающиеся в походных колоннах, быстро разворачивались в боевые порядки и упорно держались даже перед численно превосходищим неприятелем. Немецкая пехота очень редко отступала с занятого рубежа, это происходило лишь в том случае, если заканчивались боеприпасы или был получен приказ на отход. Причем когда бой шёл на окопной линии или в глубине обороны, немцы редко отступали, не считаясь с потерями, держались очень стойко.

Автору не раз приходилось беседовать на эту тему с бывшими военнослужащими вермахта. По их мнению, этому способствовали три основных фактора. Во-первых, как только новобранец приходил в армию, младшие командиры ему разъясняли: если начать отход непосредственно перед атакующим врагом, гарантировано, что потери будут значительно больше, чем если отражать его атаку с места. Лишь слаженный отпор остановит врага.

Во-вторых, срабатывала всем известная национальная черта характера немца — пунктуальность и уважение к власти (в данном случае к словам командира).

В-третьих, пехотинец (гренадер) имел всесторонне продуманную экипировку, оснащение и вооружение, в том числе противотанковыми средствами. Это позволяло ему эффективно бороться с противником, даже превосходящим по численности, и давало надежду на выживание в сложных боевых: условиях.

«Обычно для борьбы с нашими контратакующими танками, — докладывали офицеры штаба инженерных войск Воронежского фронта, — в каждой пехотной роте у противники-были организованы команды истребителей танков, где каждый солдат имел противотанковые мины, из них одна магнитная, и ВВ (взрывчатое вещество. — В.З.). При вынуждены остановках немцы немедленно окапывались — отрывали ячейки для стрелков, пулемётные площадки, артиллерийские миномётные окопы. Подорвавшиеся на минных полях и подбитые артиллерией танки использовались противником как ОТ (огневые точки. — В.З.). Часто под танками отрывались ячейки, а сам танк служил как перекрытие ОТ»[298].

Всё сказанное выше в полной мере относится не только к частям вермахта, но и к полевым войскам СС, поэтому после того как бригады Б. С. Бахарова и И. Ф. Кириченко ворвались на высоту и в район совхоза, подразделения гренадерского полка Х. Красса не дрогнули и нанесли им значительный урон.

С первого часа бой за свх. «Октябрьский» и выс. 252.2 напоминал морской прибой. Четыре танковые бригады, три батареи сап, два стрелковых полка и один батальон мотострелковой бригады волнами накатывались на этот район, но, встретив ожесточенное сопротивление врага, вновь отходили. Так продолжалось почти пять часов, пока гвардейцы не выбили эсэсовцев из этого района, понеся при этом колоссальные потери. Из воспоминаний участника боя унтерштурмфюрера Гюрса, командира мотострелкового взвода 2-го грп:

«Русские начали атаку утром. Они были вокруг нас, над нами, среди нас. Завязался рукопашный бой, мы выпрыгивали из наших одиночных окопов, поджигали магниевыми кумулятивными гранатами танки противника, взбирались на наши бронетранспортеры и стреляли в любой танк или солдата, которого мы заметили. Это был ад! В 11.00 инициатива боя снова была в наших руках. Наши танки нам здорово помогали. Только одна моя рота уничтожила 15 русских танков».

К этому моменту на гребне высоты уже находились и танки «Лейбштандарт», в том числе и 7-я рота. Именно это танковое подразделение противника, как вспоминал его командир фон Риббентроп, стало первым из 1-го тп СС, с которым вступили в единоборство танкисты армии П. А. Ротмистрова. В начале боя в «четверку» командира роты, находившуюся у совхоза, угодил снаряд, и танк загорелся, фон Риббентроп вынужден был сменить машину. Здесь же были подбиты ещё три танка его роты. Но основные силы танкового полка по-прежнему находились за противотанковым рвом и участвовали в отражении атак огнем с места.

С точки зрения здравого смысла трудно понять, зачем столь продолжительное время значительные силы бронетехники бросались на мощный противотанковый опорный пункт, если уже после первого часа боя было ясно — надо менять тактику. Тяжёлой артиллерией ни армия, ни корпус в достаточном количестве не располагали, в этой ситуации следовало приостановить наступление, вызвать авиацию и попытаться найти путь в обход этой высоты. Почему командующий 5-й гв. ТА и Стоявший рядом начальник Генерального штаба не прислушались к своей профессиональной интуиции, понять трудно.

Резкая потеря темпа движения корпусов уже после 30–40.Минут атаки, последовавшая затем неразбериха, потеря управления и в конечном итоге полная ее приостановка были следствием не только сильного сопротивления противника, но и того необдуманного приказа с четко сформулированной задачей, который получили танкисты вечером 11 июля. Это потом, после войны, в мемуарах генералов, а затем и исследованиях историков появилась версия, что армия П. А. Ротмистрова участвовала в контрударе по ослабленным флангам группировки врага. А перед боем комбриги и комбаты читали боевые приказы, в которых чёрным по белому было написано:

«С 21.00 11.07.43 г. все части должны быть готовы к движению в исходный район для ввода в прорыв»[299].

Как известно, при вводе в прорыв подвижных соединений впередистоящие войска должны уничтожить организованное сопротивление противника на запланированном для ввода участке. Если артиллерия и пехота не полностью справились с этой задачей, то, по крайней мере, они должны уничтожить противотанковые средства врага на переднем крае. Лишь после этого есть смысл выдвигать бронетехнику. На такое развитие боя ориентировали штабы корпусов 5-й гв. ТА командный состав, на это же настраивались комбриги и комбаты, экипажи боевых машин. Однако реальность, с которой столкнулись танкисты П. А. Ротмистрова, была далека от этих ориентировок. Поэтому, когда боевые машины вышли на дистанцию прямого выстрела орудий и встретили хорошо организованную и чётко управляемую ПТО врага, экипажи были просто ошеломлены. Ведь под ураганным огнём было необходимо не только вести бой, но прежде всего психологически перестраиваться от рывка в глубь обороны противника к позиционной борьбе со средствами ПТО.

Особенно сложно пришлось командирам рот, батальонов и бригад.

Кстати, последние тоже действовали в боевых порядках наступающих соединений, как и весь личный состав. Они находились в тех же условиях, что и экипажи линейных машин — под шквальным огнём артиллерии и бомбёжкой. В то же время от них требовалось не только самим перестроиться, но и в считаные минуты принять правильное решение, сформулировать его в лаконичный приказ и отдать подчиненным. От их реакции и профессионализма напрямую зависел исход боя и соответственно жизни сотен людей.