Обречённые. Том 1 - Павел Буркин

Отчего так? Не оттого ли, что в мире больше не осталось неосмеянных идей? И всё-таки согласиться с подкупольским мудрецом он не мог. Ведь это что же получается? Цивилизация, плотью от плоти которой он себя считал, способна рождать лишь посредственностей?

— Это как посмотреть, Отшельник. По-моему, когда много людей чем-то занимаются, у них шансы больше, чем у одиночки, пусть и гения…

— И в чём это выражается?

— Ну, по-моему, это у нас машины, дороги, города, космические корабли и прочее. А у вас ничего. У нас цивилизация…

— Цивилизация? — вкрадчиво спросил Отшельник. — Значит, цивилизация — это когда на выходные, от нечего делать, едут пострелять? Поохотиться на детей, чтобы потом чучела набить и над камином повесить? Более того: если есть другой, не похожий на вас мир, то его обязательно следует уничтожить. Весь, целиком. Не разбираясь, кто прав, кто виноват, кто старик, а кто ребёнок. Даже не задаваясь вопросом: разве они нам мешают? Они и вас, считай, пустили в расход. Просто потому, что вы на них не похожи. И это, по-твоему, цивилизация? Тогда уж лучше варварство — но без лицемерия.

Мэтхен обиженно замолчал — возразить было нечего. Отшельник спорил прямо, открыто, будто бил кузнечным молотом. Ему было чуждо лицемерие — и, соответственно, политкорректность. Он называл чёрное — чёрным, белое — белым, и никак иначе. Наверное, поэтому и получалось разложить всё по полочкам — и представить общеизвестное в новом, неожиданном свете. «Был бы ты, Отшельник, человеком, и родился бы Там — новым Эйнштейном бы стал, а то и кем покруче!» — с удивившей его самого грустью подумал Мэтхен. Хотя, скорее всего, угодил бы либо сюда, либо в сумасшедший дом.

— Погоди-ка, — сказал со своего места Ярцефф. Он умудрялся слышать разговор на ходу, звучный, привыкший перекрикивать канонаду голос легко достигал всех. — Свободный Мир почему остался единственным хозяином на планете? Не потому ли, что всегда оказывался сильнее и богаче противников, и действовал решительнее? А не потому, что всегда был прав!

— То есть сила всегда права? — переформулировал мысль Отшельник. — Боюсь, теперь эта формула Свободный Мир подвела. Планета Хань.

— По-моему, они над нами не одержали ни одной победы на Луне. Хоть и мы над ними — тоже, — с сожалением произнёс Ярцефф.

— А больше одной и не потребуется. Вот смотри: есть КСО. Туда собраны отборные, такие, как ты, вояки.

— Генетически модифицированные, — вставил Мэтхен.

— Что? — удивлённо переспросил Отшельник.

— В смысле, это как мутация, только не самопроизвольная, а сделанная специально.

— Выходит, наш бравый капитан — тоже мутант, да ещё потомок русских? Да, мир тесен. Итак, есть Корпус, есть специальные войска, ну, то есть боевые гравилёты, межпланетные космические корабли, радио- и прочая разведка, и так далее. В них вложены все средства. На подготовку остальных вы просто плюнули, решив, что КСО всегда выручит, а если нет — то разные сверхмощные бомбы. К тому же, остальным не хотелось идти в армию: в корпорациях можно заработать больше, а идеи, как я уже говорил, не осталось. Они и генетически были к тому не приспособлены, правда, Мэтхен? Потому никого из настоящих вояк сюда не шлют: вояки на Луне нужны. Стоит что-то случиться с КСО — и вы или сдаётесь, надеясь, что ханьцы видят в вас людей, а не опасных мутантов. Или пускаете в ход свои сверхмощные бомбы, а ханьцы, соответственно, свои. То есть или поражение — или взаимная бойня, в итоге которой людей просто не остаётся — ни тут, ни на Марсе. А вот мы, мутанты — скорее всего останемся, хотя бы немногие: мы-то привыкли и к холоду, и к отраве, и к радиации. Где человек из Забарьерья умрёт, мы только болеем. В этом надежда для нас. А для вас — тупик. И какая вам радость с того, что у ханьцев не лучше? И всё-таки, как ни забавно, шанс у вас был.

— Был? Что за шанс?

На этот раз Отшельник ответил не сразу. Посидел, вслушиваясь в рёв мотора и плавно покачиваясь вместе с бронемашиной. Потом приоткрыл маленький рот-клювик.

— У вас есть такая штука… Уже почти нет, многие считают её лишней… Вы называете её религией. Ваша религия стоит на том, что родился некогда совершенно особый человек, великий мудрец, наделённый столь же великой добротой и пришедший в мир, чтобы всех спасти. Вы его так и звали — Спасителем. Он научил людей, как выбраться из тупика, в котором они оказались. И заложил основу того, что сейчас называется Свободным Миром. Так ведь?

Мэтхен кивнул. Нельзя быть историком и не видеть роль христианства в истории Запада. Отшельник как-то странно улыбнулся — с его клювиком иначе не получалось — и продолжал.

— Сейчас вам позарез нужен новый Спаситель. Вы достигли потолка: сытость, невероятное могущество, целая планета со всем добром к вашим услугам. Технологии, позволяющие почти из ничего получить почти всё и почти задаром. А с вершины идти можно только вниз. Я немного вижу будущее, настолько, чтобы знать это. Только Он мог помочь всем: и Подкуполью, и Забарьерью, и планете Хань. Даже тем, кто осваивает Венеру. Мог указать выход из тупика и новый путь. Сейчас, сейчас я покажу его. Не удивляйтесь, если Он окажется несколько… эээ… необычным.

Развалины какого-то посёлка… Или города, как поймёшь? Чёрная слизь вместо земли, свинцовое небо, клочья жёлто-серого смога, перекатывающиеся в низинах… Самое обыденное место, самая обычная погода — для Подкуполья. Конечно, из-за Барьера это кажется жуткой помойкой — но для всех, кто тут живёт, их родина и дом. Посреди развалин стояла неуклюжая каменная коробка — стены первого этажа без перекрытий и без передней стены. Её густо покрывала чёрная слизь, мокрый, пакостного вида мох, наверху торчало чёрное же, безлистое деревце. В таких местах даже мутанты предпочитают не селиться — ищут, где ещё держатся перекрытия, или сооружают из всякого мусора что-то вроде навеса…

Но каменный мешок не пустует: его облюбовало чудище, в нём Мэтхен с изумлением узнал Бига. «Неужто он?!» — ошарашено подумал он. Отчего-то казалось, что это — ещё не всё.

С разных сторон к Чудовищу ползли ещё несколько существ. Они тоже были мутантами, но хотя бы отдалённо напоминали людей. Первым шёл худой, но жилистый парень с массивными клешнями вместо безымянного пальца и мизинца на обеих руках. Высокий лоб, почти голый череп с венчиком сальных волос на макушке, четыре умных карих глаза, свисающий до подбородка серый и морщинистый — как у слонёнка, только ещё меньше — хоботок, почти скрывавший мясистые серые губы. При всей худобе одетый в привычный комбинезон парень жилист и, сразу видно, силён. В остальном — ничего необычного: по меркам Подкуполья почти красавец. Показался ещё один — с длинной шеей, змеиной головой, из которой высовывается раздвоенный язычок. Чёрные, мерзкие костяшки пальцев. Вроде бы тоже ничего особенного, в Подкуполье и не такое увидишь, но было в нём что-то… Спиной к нему Мэтхен ни за что бы не повернулся.

Рядом топчется низкое, но широкое в кости и неповоротливое двухголовое существо непонятного пола, простецкие физиономии повёрнуты друг к другу, что-то даже говорят, а порой забавно кусают друг друга за уши. На ногах — большие кривые когти. Конечно, поплоше, чем у покойной Хряквы, кевларово-титановую броню ими не разорвёшь… Неимоверно тощий, с двухметровыми складными руко-граблями, мутант, моргающий полупрозрачными веками. Недомерок, лишь чуть крупнее Гуга — хилый, визгливый и суетливый. Ещё какое-то создание, на уродливом лице выделяется здоровенный, хрящеватый клюв — он у него вместо рта… Крохотные глазки, впрочем, выдают ум. Неслышно для прочих в голове прозвучали имена: Хитрец Пак, Гурыня-младший, Близнецы Сидоровы, Коротышка Чук, Пеликан Бумба… Все — совсем ещё дети по забарьерным меркам, да и по подкупольным не больше, чем подростки. Старшему, Паку, лет пять, остальным и того меньше, только Бандыра постарше, лет десять. Мозгов, впрочем, ещё меньше, чем у детей. Не то, всё не то.

Картинка приблизилась. Теперь можно расслышать слова.

— Где Грюня? — спросил четырёхглазый. Судя по всему, главный — он. Главарём, наверное, был неплохим, вон как его слушаются.

— Я сбегаю, поищу? — с готовностью предложил змееголовый мутант.

— Тока втихаря. Да скажи, шкуру сдеру!

Змеёныш бесшумно, как те самые змеи, пополз по камням. Но недалеко. Стоило ему обогнуть стену, как стал виден ещё мутант. Он не выделялся ни великим ростом, ни какими-то особенными уродствами. Даже конечности были вполне соразмерными, и заканчивались, пусть коротенькими и слабыми, но пальчиками. Что он тоже мутант, напоминала лишь покрывающая всё тело серая, отливающая металлом шерсть. Единственный, зато огромный, как у Отшельника, глаз. Сейчас глаз закрыт ворсистым веком с длинными ресницами. Лапы раскинуты, рот приоткрыт, волосатик спит прямо на покрытых слизью обломках, да ещё блаженно похрапывает. Ему не было дело ни до Чудовища, что непонятно копошилось за стеной, ни до остальных, готовившихся не то к нападению, не то ещё к чему. Этот казался самым младшим, и было ему, как понял Мэтхен, всего-то год-два. По забарьерным меркам — лет шесть-восемь. «Волосатый Грюня» — «услышал» имя Мэтхен.