Башня преступления - Поль Феваль

В дверь вошла небольшая группа крестьян, мужчин и женщин.

Первым в комнату проскользнул замечательный персонаж; похоже, он был не из этих мест, сей юноша с дерзким лицом, темно-русыми волосами, в шляпе «Молодая Франция» и элегантном костюме за 45 франков, что продается в Бель-Жардиньер.

В два прыжка Клампен по прозвищу Пистолет – а это был он собственной персоной – пересек комнату и схватил маленький ножик, который с победоносным видом зажал между большим и указательным пальцами.

– Вот доказательство преступления! – торжественно провозгласил Клампен. – Селяне, вы – свидетели! Не я изобрел это смертоносное оружие. Почтенная мать семейства, которую вы видите, чуть не пала от руки родного сына!

Крестьяне неуверенно переводили взгляды с распростертого на полу парня на Матюрин, которая уселась на стол, вся красная и запыхавшаяся.

– Это, однако, верно, – наконец проговорил один из землепашцев, – у парня был свой нож.

– Точно, – прибавил другой. – А у старухи можно украсть много денег, целый матрас.

– Ты лжешь, – прохрипела Матюрин, с трудом ворочая тяжелым языком.

– Да у тебя и в шкафах полно, – вновь сказал землепашец, – и в подполе.

– И всюду! – хором заявили присутствующие. – У нее золота столько, что в храме не поместится!

– Вы лжете! – упрямо повторила Матюрин. – Мой сын хотел погубить меня из-за тридцати пяти су. На столько он переколотил посуды у своих хозяев Матье… И убирайтесь прочь, канальи! Я не люблю, когда в моем доме топчется всякий сброд!

Никто не двинулся с места.

И никто не догадался помочь хромому.

Пять или шесть парней и две девушки, по их собственному выражению, «стояли столбами», то есть замерли, широко расставив ноги, опустив головы и свесив руки.

Очевидно, никто из них никогда не заходил в дом Матюрин, поскольку они с едва скрываемым удивлением пялились на нелепую роскошь кресел, ковров и драпировок.

Теперь будет о чем потолковать днем в поле и долгими вечерами у домашнего очага.

Все «люди из Парижа» в этот момент куда-то подевались.

Пистолет чувствовал себя на ферме, как дома, – как, впрочем, везде и всегда. Он взял миску, зачерпнул воду из ведра и предложил это питье Матюрин; та злобно оттолкнула юношу.

Пистолет отнес воду хромому, который пришел в себя и жадно осушил всю миску.

– Чудовище! – возмущенно сказал ему Пистолет. – Ты даже не сознаешь, какое ужасное преступление едва не совершил!

Крестьяне сбились в кучку и громко перешептывались.

– Сколько мерзости в этом доме, – говорил один.

– И сколько здесь всего прячут! – отвечал другой.

– И когда свершится правосудие, на свет Божий вылезут все грехи! – мрачно вздыхал третий.

Матюрин спрыгнула со стола и взяла в руки мотыгу. Крестьяне попятились.

– Селяне! – воскликнул Пистолет, и по крайней мере двоих из них поразила та сила, с которой юноша схватил их за плечи. – Вас просят разойтись по домам. Проявите сдержанность. Молва о подобном покушении может губительно сказаться на состоянии нравов. Но если этот несчастный вторично прибегнет к насилию, то вы все видели и сумеете сообщить суду правду, только правду и ничего, кроме правды, как и положено честным и искренним свидетелям.

– Ах, так! Поэтому-то вы и здесь? – спросил землепашец, пытаясь сбросить с плеча цепкую руку Клампена.

Пистолет вышвырнул его за дверь вместе с его товарищем, приговаривая;

– Я – парижанин, хилое дитя большого города, и завидую вашему крепкому здоровью, простые сельские жители.

Затем он вытолкал из дома двух других парней, поцеловал обеих девушек и крикнул:

– До свидания, селяне, будьте здоровы, друзья!

Как только комната опустела, противоположная дверь, выходившая в хлев, через который можно было попасть во двор, внезапно распахнулась. На пороге появились виконт Аннибал Джоджа, Кокотт и Пиклюс.

Все трое были вооружены.

Пистолет скрестил руки на груди и замер в драматической позе.

– Без глупостей, – сказал он. – Вы можете посмотреть мне в глаза: День настал! Светло.

– Ты действовал тут слишком ловко, – ответил виконт. – Кто тебе обо всем рассказал?

– Вот он, – ухмыльнулся Клампен, ткнув пальцем в Пиклюса.

– Я произнес только одно слово, – промямлил тот. – И он сразу все понял.

– Кто ты такой? – с угрозой спросил виконт Аннибал Джоджа. – Откуда ты взялся?

Пистолет приложил палец к губам и посмотрел на Горэ, которая жадно приникла к бутылке с водкой.

– Если вы хотите узнать, чем я занимаюсь, – тихо проговорил юноша, – то я отвечу: играю в карты.

– Советую тебе не шутить!.. – грозно нахмурился виконт.

– Друг мой, поищите для беседы кого-нибудь посерьезнее меня! – насмешливо осклабился Клампен. – Но если вы все-таки заинтересуетесь, где я играю в карты, я признаюсь: в кабачке «Срезанный колос».

Услышав эти слова, Аннибал заколебался. Он шагнул к Пистолету и очень тихо сказал ему:

– Сделай знак…

Но тут Клампен по прозвищу Пистолет, издав громкий ликующий крик, вдруг бросился к задней двери, где показалась любопытная физиономия мадемуазель Жозефины де Нуармутье.

– Меш! – заорал Клампен, раскрывая объятия.

– Клампен! – взвизгнула мадемуазель Жозефина, падая в его объятия.

Это была настоящая встреча влюбленных, все честь по чести: они крепко обнялись, расцеловались, и Пистолет торжествующе воскликнул:

– Спросите у мадемуазель, сколько времени мы занимаемся серьезными делами!

Это правда, он работал со мной, – ответила Меш, у которой всегда было чем заплатить за сладости, даже если она порой и не признавалась в своей профессии. – Чтобы найти его, я и связалась с вами…

– Служба месье Трехлапого из почтовой станции, – отчеканил Пистолет с достоинством, повернувшись к Аннибалу. – Если хочешь меня проверить – валяй, хозяин!

Он выпустил руку фрейлины, которая только что показала ему тайный знак, и повторил то же легкое прикосновение под пальцами Аннибала.

Тот, повернувшись к двери, проговорил:

– Входите, мадам графиня. Это – свой человек. В комнату вплыла графиня де Клар.

– Ваша светлость, – обратилась она к Горэ, – Его Величество, услышав об ужасном покушении, послал меня узнать у вас новости.

– Тише! – прошептал Аннибал, показывая на хромого Винсента, который в этот миг широко открыл глаза.

– Я займусь им, – ухмыльнулся Пистолет. – Этот малый слишком много знает!

При словах «ваша светлость» Пистолет слегка вздрогнул, и его последняя реплика предназначалась в основном для того, чтобы скрыть собственное удивление.

Ля Горэ оторвалась от бутылки.