Стратегии счастливых пар - Валентин Бадрак

Надо сказать, что созрели для «пророчества» они тоже не сразу, литературно-художественный салон был лишь разминкой перед большим семейным предприятием.

Пожалуй, кульминацией их деятельности можно считать создание «Религиозно-философских собраний», что совпало с периодом окончания основных «чувственных исканий» Зинаиды, которая порой позволяла себе следовать за собственной страстью. Но и «разработка» программы «неохристианства», и придуманное «Царство Третьего Завета», которое должно было прийти на смену христианству, и глобализм идеи религиозно-философского возрождения интеллигенции в новом веке явились плодом общих усилий духа, прежде всего результатом попытки внутреннего совершенствования. Наверное, не будет преувеличением сказать, что главным достижением всей этой мыслительной архитектуры и сотворения нового мировосприятия явилась укрепившаяся любовь. Не после венчания и создания литературного салона, а именно после выношенных совместно идей родилась настоящая семья Мережковских.

Эта аура выдающейся семьи, безапелляционно «возглавляющей литературный процесс», естественно, возникла не на пустом месте. Их совместный духовный рост и реализация возможностей неразрывно связаны с ощущением семейного благополучия и семейного действия. О каждом из них ходили «свои» легенды, составляющие общую величественную «панораму» причудливой семьи. Работающий как часы, независимо от вдохновения, с утра и до полудня, а после обеда и прогулки – до самого вечера, вечно деятельный Мережковский очень скоро снискал себе славу «короля цитат». «Предварительные заметки в десятки раз превосходят окончательный текст», – указывает Юрий Зобнин, добавляя, что все написанное Мережковским, особенно его исторические романы, – «уникальный сплав художественного и научного мышления». Этот отрешенный труженик продолжал работу даже в ночлежке, нищенствуя во время фашистской оккупации во Франции. Собственно, то же касается и его подруги: Гиппиус, несмотря на тяжелую депрессию, вызванную смертью мужа, сумела практически «на последнем вздохе» взяться за литературную биографию Мережковского.

В их последних годах, и особенно в последних годах Зинаиды Гиппиус, высветилась истинная подоплека их брака: акт покидающей землю воли был все так же направлен на закрепление духовного единства союза с единственным мужчиной, которому она до конца верила и для которого жила.

Сексуальные аномалии и очищающие компромиссы

Проблема молодости Зинаиды Гиппиус состояла не только в ее красоте, но и в откровенном томлении по страсти. «Прелесть ее костяного, безбокого остова напоминала причастницу, ловко пленяющую сатану», – писал о ней Андрей Белый, недвусмысленно намекая на почти нескрываемую, броскую сексуальность и бродящее в ней нестерпимое желание. Она вошла в литературное сообщество «пропагандисткой сексуального раскрепощения», гордо несущей «крест чувственности», о котором она довольно пространно высказалась в дневнике, будучи к тому времени уже четыре года замужем.

В то же время современный исследователь Александр Шувалов не исключает ее психосексуальной дисфункции, отмечая, что «при явном подчеркивании собственной сексуальной привлекательности больные истерией зачастую страдают психосексуальными дисфункциями (например, отсутствием оргазма)».

Она долгое время лукавила и играла с окружающими, но оказывалась не в силах переиграть саму себя. Когда, утомленная и неудовлетворенная, Зина возвращалась в свой поэтический мир, духовно-семейный романтизм и почти божественное море всепрощения вблизи мужа казались ей все более комфортными. Она забывалась в уютном мирке семейного благополучия – до тех пор, пока неуместный фетиш сладкой любви не начинал маячить с такой настойчивостью, что обету терпения снова приходил конец, и она отдавалась новой порочной связи. Одуряющее погружение в болото страсти сменялось блаженным смирением и призывами к Господу наделить ее силой, чтобы не сдаваться. Дмитрий Мережковский, упивающийся своей мудростью и духовным ростом, делал вид, что ничего не замечает. Хотя, наверное, он испытывал в такие моменты муки ада. Но, может быть, в том и проявлялась его мужская сила, что, отпуская свою кошку погулять, он испускал такие невыразимо-трогательные волны укора, что в итоге принуждал ее мучиться еще больше, чем сам.

При этом увлечения Зинаиды Гиппиус различные авторы оценивают по-разному. К примеру, Виталий Вульф полагает, что «романами их можно было назвать лишь с некоторой натяжкой», а в основе отношений лежал продолжительный, рождавший эмоции, порой дурманящий флирт, на переднем, видимом плане которого – переписка, душещипательные беседы, «несколько поцелуев – и все». Возможно, это действительно так. Ибо в рассудительном и слишком трезвом для страсти муже был бездонный источник духовной силы, но практически отсутствовали необходимые ей эмоции. Их-то она и пыталась дополучить от других мужчин, в особенности чтобы насытить свое женское тщеславие, удовлетворить неуемную жажду быть любимой как женщина и тоску по мужскому восхищению. Идя по жизни с Мережковским, она не могла избавиться от своего невероятного эгоизма, который толкал ее на самые дикие сумасбродства. Отсюда ее ожерелье из обручальных колец поклонников, которое она с гордостью демонстрировала для подтверждения своих притязаний. Тут становится понятной и тайна ее взаимоотношений с некоторыми из ее поклонников, например с Минским, через которого, по ее собственному выражению, она была «влюблена в себя». Таких, как Минский, были десятки: имена, мелькнувшие в памяти и затерявшиеся в ее потаенных уголках. Ей хотелось блистать во всех возможных амплуа: и как поэтесса, и как определяющий моду литературный критик, и просто как очаровательная женщина. Интуиция и гибкий ум подсказывали ей, что первое и второе может реализоваться только с Мережковским, третье же – исключительно без него. Вот почему она приходит к ужасающему выводу, обрекающему ее на духовный путь с Мережковским до конца, каким бы тягостным он ни был для ее женского естества: «…и Флексер, и Минский, как бы и другие, не считают меня за человека, а только за женщину, доводят до разрыва потому, что я не хочу смотреть на них как на мужчин, – и не нуждаются во мне с умственной стороны столько, сколько я в них…» Таким образом, еще неосознанно, но с какой-то неотвратимой неизбежностью Зинаида Гиппиус пришла к пониманию своей роковой привязанности к Дмитрию Мережковскому. Имели ли место реальные любовные романы, измены и интимные отношения «на стороне»? Исключать этого нельзя, как нельзя и безоговорочно принимать. Главное в жизни этой пары состоит в том, что в момент крушения семейного корабля они сумели найти свой спасательный плот компромисса.