Человек-эхо - Сэм Холланд

Гриффин знает, кто это. Знает и кто это, и куда этот человек увез Джесс.

Но Каре нельзя этого знать. Это уничтожит ее — когда она поймет, что Гриффин собирается сделать.

Он включает передачу и под визг колес срывается с места.

Глава 75

Кара тяжело опускается на тротуар. Выкликает имя Гриффина вслед уносящейся вдаль машине, вновь и вновь, в полном отчаянии.

Он вдруг что-то понял. Что-то, чем не захотел поделиться с ней. Она ругает его; просто не поверить, что он так поступил…

Звонит в отдел, требует от диспетчерской отследить синюю «Ауди А3», повторяет цифры и буквы номерного знака. Понимает, что брат не будет обращать внимания на камеры контроля скорости, что ему на все это совершенно плевать. Просто гадает, не будет ли слишком поздно.

Собирается опять позвонить в штабную комнату, но тут видит уведомление электронной почты — новое письмо от Шентона. В «прицепе» — изображение обнаруженных электростатическим методом отметин, и что-то в них сразу цепляет глаз.

Присев на бордюр, Кара подносит экран телефона к глазам, завороженно изучает выявленную экспертами надпись. Шентон прав: это цифры, едва различимые, но понятные. Они сразу затрагивают какой-то дальний уголок памяти… И тут она наконец сознает.

«9–4. 10–12. Суб.»

Это ее собственный почерк. Это расписание работы местного бассейна, поспешно нацарапанное во время их последнего отпуска. В тот раз, когда они в последний раз бывали на даче.

Записка от убийцы «под Зодиака», застрелившего Либби, написана в блокноте, взятом у них на даче! В полной глуши, на торфяном болоте.

Куда этот убийца, скорее всего, и повез Джесс. И куда сейчас направляется Гриффин.

Но почему… Но кто?..

Ее мозг едва может признать то, что, как она понимает, может оказаться правдой.

Кара делает срочный вызов, требуя патрульную машину. Ей нужно срочно попасть туда. Пока тот, кого она любит, там не погиб.

Глава 76

Холод обрушивается ошеломляющей волной. Джесс задыхается и отплевывается, вода струится по ее лицу.

— Просыпайся уже!

Перед ней стоит мужчина. В руке у него ведро, и он ставит его на пол. Джесс сразу узнает его.

Пытается двинуться, но она привязана к деревянному креслу, руки и ноги надежно пристегнуты одноразовыми пластиковыми стяжками. Руки можно слегка выпрямить, и Джесс напрягает их, но подлокотники массивного кресла держат мертво. Оно лишь слегка покачивается, сколько бы она ни дергалась.

— Аккуратней; я не хочу, чтобы ты завалилась на спину, — говорит мужчина. Протягивает руку и мягко убирает прядь мокрых волос с ее лица. — Ну как ты, Джессика?

— Отпусти меня! — рычит Джесс. Она промокла насквозь, и в комнате холодно. Ее глаза мечутся по сторонам. Это какая-то деревянная хижина — симпатичные картинки на стенах, мягкие накидки на удобном диванчике.

— Где я? — кричит она. — Куда ты меня привез?

— Туда, где нам никто не помешает. — Он придвигает стул и садится напротив нее. Джесс замечает, что в руке у него небольшой перочинный ножик.

Она опять пытается вырваться, стяжки врезаются в кожу. Нужно успокоиться, говорит себе Джесс. Думать. Думать. Но тут взгляд ее натыкается на чье-то неподвижное тело — кто-то лежит на полу спиной к ней. Тоже мужчина.

— Кто это? — запинаясь, произносит она.

Человек с ножиком оборачивается с полуприкрытыми глазами, едва удостоив внимания распростертую фигуру.

— Не тот, за кого тебе стоит переживать. Он пытался защитить их, понимаешь ли… Этих детишек. Долбаный герой. — Он добавляет эту последнюю фразу язвительным тоном, в его голосе сквозит презрение.

Дыхание перехватывает у Джесс в горле. Мужчина видит ужас у нее на лице.

— Да не волнуйся ты, — говорит он. — Все с ними нормально. Получили снотворное и дрыхнут в спальне. Я люблю Тилли и Джошуа. Они никогда не входили в мой план. Но мне было нужно вернуться за тобой. Чтобы мы могли поговорить.

— О чем ты хочешь со мной поговорить? — спрашивает Джесс. Пытается отвлечь его. Надеется, что кто-нибудь разыщет ее. Но как, спрашивает тихий голосок в голове, как? Откуда кто-то может знать, где ты?

— Ты ведь наверняка меня узнала? — спрашивает он.

— Ну конечно, узнала! С прошлой недели. С…

Он останавливает ее:

— Нет. Не с того нашего баловства в туалете. Еще раньше.

— Раньше? — Джесс в полном недоумении. Всматривается ему в лицо. — Я не…

Но тут что-то в нем заставляет ее примолкнуть. Она и вправду знает его. Видит эти добрые глаза из давних лет. Эту улыбку, с которой он нервно подсовывал ей последний кусочек тоста. Давал ей какую-то игрушку, чтобы поиграть вместе. Следы того мальчишки, которым он был когда-то.

— Детский дом, — шепчет она. — Ты там был…

Мужчина печально улыбается ей.

— Все-таки помнишь меня! Вынужден признать, что когда ты не узнала меня на прошлой неделе, я был очень расстроен. Потому что я-то хорошо тебя помню, Джесс. — Он смотрит на перочинный ножик, выдвигает одно из лезвий из рукоятки. Свет сияет на серебре, пляшет на острой кромке.

— Но ведь уже больше двадцати лет прошло? — запинается она.

— Тебе было пять. А мне двенадцать, — говорит он. — Ты была такая испуганная, растерянная… Я слышал, как они говорят о тебе. Как говорят, что тебя пришлось забрать от родителей. Что твоя мама плакала, когда тебя увозили.

— Я этого не помню.

Джесс неотрывно смотрит на него. Впервые сознает, что манера вести себя у него довольно странная — он тих, сдержан, плечи опущены. Это не то поведение, которого она ожидала. Человек из полицейского профиля, которого описывал Гриффин, представлял собой торжествующего убийцу-садиста, готового и страстно желающего убивать. Сидящий же перед ней мужчина казался совершенно уничтоженным. Таким же побежденным, какой чувствовала себя она сама, пусть даже это именно она из них двоих была привязана к стулу.

— Ты там пробыла всего месяц, — тихо продолжает он. — Но я понял, что ты особенная. Ты мне сама показывала.

— И что же я делала? — шепчет Джесс.

— Держала руку над огнем. Я видел, как твоя кожа чернеет и сморщивается. Видел, как образуются волдыри. Но ты и глазом не моргнула. Ты смотрела на это и улыбалась. — Он тянется к ней рукой. На ладони у него шрам, стянутый тонкой перепонкой гладкой багровой кожи. — Ты предложила мне самому попробовать. Я держал так долго, сколько смог. Это было мучительно. Но под конец я не выдержал боль. А ты только смеялась надо мной.

Джесс качает головой:

— Прости, тогда я не понимала. Не сознавала, какой во мне изъян.

Его глаза удивленно расширяются.

— Изъян?