Расплата (СИ) - Константа Яна

— Опять? — только и спросила она, окидывая взглядом ночных визитеров с завернутой в плащ девушкой на руках. — Ты же обещал, Адриан…

— Я помню. Руфина, помоги. В последний раз.

— Знаю я твой последний… Когда же вы с Филиппом угомонитесь-то, а?

Тяжело вздохнув, Руфина подошла к Этьену и откинула плащ, оценивая масштабы разрушений на девушке. Живая. И вроде даже не раненая. Только вялая какая-то и ледяная совсем.

— Туда ее неси, — скомандовала Руфина, кивая в сторону небольшой постройки напротив дома. — Там теплее всего сейчас — я гостей не ждала. И дуйте за водой — обмыть ее надо для начала и отогреть.

В небольшой деревянной баньке было тепло. И все же Кристина невольно поежилась, когда Этьен усадил ее на деревянную скамью, лишая собственного тепла и защиты… Но здесь ей ничего не грозит, и мужчины со спокойной душой ушли за водой, оставив девушку на попечение Руфине.

Женщина подошла ближе и присела напротив Кристины; бедняжка дрожит вся и глаз не смеет поднять на хозяйку этой теплой обители — стыдно ей за себя, такую… Грязную и падшую. А еще безумно хочется кушать и от разговоров о воде — плакать.

— Не плачь, милая, — легонько коснулась Руфина спрятанной под плащом руки девушки. — Вот, выпей.

Кристина подняла глаза и робко потянулась к протянутой кружке чего-то горячего. Обожглась, поморщилась; руки задрожали, грозясь расплескать ароматную жидкость…

— Тихо-тихо, не спеши, — подхватилась Руфина и, придерживая кружку, помогла бедняжке выпить горькое снадобье.

А Кристина уже больше недели ничего толком не пила и не ела — как стала она возжелавших ее резать, так и перестали ее кормить, оставив умирать. Правда, несколько дней назад один из сердобольных стражников, придя проведать, не сдохла ли она, все же сжалился — налил ей миску воды и даже бросил кусок засохшего хлеба, не выдержав голодного звериного взгляда. Все остальное время пришлось довольствоваться соломой, на которой спала, и стекающими с потолка каплями — ей повезло, дождливой выдалась неделя… Только этим спаслась. И горькое горячее снадобье ей теперь как последний глоток прохладной водицы на земле — пила ее жадно, захлебываясь и обжигаясь.

— Бедная… Ты когда в последний раз ела?

Кристина виновато посмотрела на женщину и тихо шмыгнула носом: а солома за еду считается?

— Она не разговаривает, не мучай ее, — раздался позади голос маркиза — мужчины принесли воду и вылили в огромный чугунный чан.

— Совсем, что ли? — переспросила Руфина, отходя от Кристины.

— Совсем. Отпаивай ее травами — есть ей, скорее всего, сейчас нельзя.

— Не учи, Адриан, я поняла тебя. Откуда эта девушка? Раньше ты мне таких не приводил.

— Таких раньше и не было. Судя по всему, ее умирать оставили, и неизвестно, сколько времени она уже голодает — так что аккуратней с ней, не убей усердием. Эта девочка должна выжить.

— Выживет, — вдруг улыбнулась Руфина девушке. — Ну что, набрали воды?

И вот вода готова. Нагрета, перелита в деревянную кадушку… Руфина попыталась выгнать мужчин, намереваясь помочь обессилевшей девушке обмыться, но Этьен вдруг осторожно взял женщину за плечи:

— Я сам, Руфина.

— Не наглей, парень, — возмутилась женщина, — не до тебя ей сейчас, видишь?

— Разберемся.

— Да ты в своем уме? Ты что надумал, бесстыдник?!

Руфина так искренне возмущалась, а Этьен упорно выпроваживал ее к двери… Адриан ухмылялся, но внимательно следил и за наследником, и за самой Кристиной; Кристина же с неподдельным страхом ждала, чем спор их кончится, и мечтала, чтобы все трое сейчас же ушли отсюда, предоставив ей самой возможность привести себя в порядок. Ни перед посторонними, ни тем более перед наследником обнажать постыдную грязь она не желала. Вот только ни встать ей самой, ни докричаться до них — так и сидела, переводя взволнованный взгляд на спорящих, и тихонько сгорала со стыда.

— Руфина, пойдем, — наконец, вмешался Адриан, перехватив женщину из рук наследника. — Не бойся за нее, он ее не обидит. А ты лучше подбери девушке одежду да комнату приготовь. Пошли, пошли…

Они ушли, оставив за собой тишину. Этьен стянул с себя сюртук с рубашкой и, оставшись в одних штанах, направился к Кристине, напрочь отказываясь замечать неподдельный страх в ее глазах; других вариантов решения деликатной проблемы все равно нет — сама она не справится, а никому чужому притронуться к ней он не позволит.

«Нет! Нет! Не смотри на меня, не надо тебе видеть это!» — отчаянно замотала Кристина головой, изо всех своих силенок цепляясь за кусок плотной материи, скрывающей постыдные раны.

— Кристина, давай договоримся, — проговорил Этьен, присев на корточки перед девушкой, — сейчас здесь нет ни женщин, ни мужчин. Есть два человека, и одному из них нужна помощь. Не упрямься. Я все равно никому тебя не доверю, а сама ты не справишься. Пожалуйста, доверься мне…

Он не спешил — дал ей время свыкнуться с мыслью, что никуда отсюда не уйдет, и возражения ее бессмысленны. Кристина едва не плакала, и все же, деваться ей некуда; столкнувшись с теплотой в глазах напротив, подчинилась — побелевшие от напряжения пальчики дрогнули, но все-таки разжались. Этьен осторожно разомкнул ее руки и снял свой плащ, тут же чертыхнувшись про себя — грязная мокрая ткань ледяной липкой коркой облепила ее тело. Нужно было еще там, в этой чертовой темнице, стянуть ее с Кристины! Не в ее состоянии ходить в мокром столько времени, но до этого ли было…

— Да не жмись ты, — вздохнул Этьен, стягивая с нее подобие платья, а потом подхватил девушку на руки и потащил к деревянной кадушке.

— Держись за меня. Вот так, да.

Он заставил Кристину обнять его за шею; одной рукой придерживал ее, другой, зачерпнув воду в кружку, поливал. Она едва держалась на ногах, и даже опора в его лице не помогала. Казалось, она теряет сознание, и руки то и дело норовят соскользнуть с его шеи…

— Потерпи, — тихий голос над ухом вернул ее в реальность; Кристина собрала все свои силенки, чтобы обнять его покрепче и хоть немножечко помочь.

Она держалась сама, позволяя ему действовать двумя руками. Вода мутными струйками стекала по ее ногам, очищая опороченную кожу от чужих запахов и чужих прикосновений, ласковые руки гладили ее волосы, спутанные, жесткие… Его это не пугало. Он не боится этой грязи, и беззащитное, опороченное ее тело не вызывает ни брезгливости, ни отвращения. Она из-за него страдала, это он не смог защитить ее, и это ей должно быть неприятно находиться рядом с ним. А она жмется к нему и совсем не боится… Смущается, стыдится себя такую, но не боится ни рук его, скользящих по истерзанному телу, ни его самого, промокшего, полуголого, пытающегося отогреть ее своим собственным теплом.

Скрипнула дверь — Руфина принесла полотенце и сорочку для Кристины. Заметив, что и он теперь весь мокрый, головой качнула:

— Сейчас и Вам что-нибудь подберу, у меня от мужа осталось.

Ее резкий переход на «Вы» неприятно царапнул — простой и непринужденной хозяйкой она ему нравилась больше, но все же Этьен, не придав особого значения, лишь кивнул женщине:

— Спасибо.

Кристина же в его руках теряла последние силы. Она совсем ослабла и уже почти забылась, когда вдруг одно неосторожное движение пронзило ее болью.

— Что, Кристина? — заметив, как дернулась она, всполошился Этьен.

Она сомневалась, нужно ли показывать ему, но потом, решив, что рано или поздно он все равно увидит, чуть отстранилась и приподняла руку — сбоку, на левой груди, нагноился порез, оставленный послом-садистом.

— Это еще откуда?! — разглядывая грязно-красный набухший рубец, нахмурился Этьен, вместо ответа получив лишь затравленный взгляд потемневших от боли глаз.

Ему хотелось успокоить ее, напомнить, что позади теперь все ужасы… Только нужны ли ей эти слова? Ей, с разодранной в клочья душой и жуткими порезами на теле? Этьен осторожно коснулся раны — она горячая, глубокая; надо срочно от гноя очистить да как-то обеззаразить. Пока он осматривал рану, вернулась Руфина с простыми льняными штанами и рубашкой и виновато посмотрела на него: