Адриан. Золотой полдень - Михаил Ишков

Услышав о приезде сенаторов, Адриан, до того момента прогуливавшийся с Эвтермом, Антиноем и Целлером, отправился лично встречать гостей. Секретарю приказал следовать за ним. Император поблагодарил патрициев за то, что друзья не забывают его в сельском уединении. Порадовался за свояка Анния Вера, догадавшегося захватить с собой внука Марка.

Марку, сыну претора Анния Вера Младшего — мальчику на редкость кудрявому и миловидному, — в ту пору было шесть лет. Возраст вполне сознательный, чтобы познакомиться с царствующим родственником (он приходился Адриану внучатым племянником) и его знаменитой виллой.

Император предложил мальчику, «пока они здесь побеседуют», осмотреть Тибур и то, «что он здесь отгрохал», после чего приказал Целлеру приставить к ребенку раба посмышленее, который мог бы ответить на вопросы гостя.

Отослав ребенка, Адриан в упор глянул на сенаторов.

— Явились отговаривать меня от постыдного сумасбродства?

— Нет, государь, никто, кроме тебя самого не в силах отговорить цезаря от безумного поступка, — ответил консул Анний Вер Старший.

— Неужели? — вскинул брови Адриан.

Анний Вер задиристо заявил.

— Рим никогда не признает цезарем безродного бродягу и сына блудницы!

— Это решать мне и никому другому! — отрезал Адриан.

— Это право никто не собирается оспаривать, однако… — начал Анний.

— Однако? — неприятно усмехнувшись, переспросил Адриан и, несколько раз сжав пальцы в кулаки, переспросил. — Что значит «однако»?..

Антонин поднял руку и попытался предотвратить назревавшую ссору.

— Не надо поддаваться гнусным слухам, Анний, ведь у цезаря никогда не было подобного намерения, не правда ли, государь? — обратился он к императору.

— Отчего же, — с едва скрываемым раздражением ответил Адриан. — Если вы жаждете услышать честный ответ, признаюсь, что подумывал о такой возможности. Но это была не более чем фантазия, а я никогда не имел склонности, занимаясь политикой, увлекаться мечтой. Удивительно другое — никому и никогда я не открывал свой замысел, ни с кем не делился, не советовался. Каким же образом родилась эта злобная сплетня?

Кто приложил к ней руку?

— Твои и наши недоброжелатели, цезарь, — невозмутимо ответил Антонин. — Мы как раз и явились к тебе, чтобы обсудить этот вопрос. Нас тоже очень интересует, кто и с какой целью грязнит твою репутацию. Поверь, справедливейший, мы вовсе не собираемся требовать у тебя отчета, тем более в каких‑то фантазиях. У нас и в мыслях не было ставить цезарю условия. Слухам о твоих планах в отношении Антиноя мы придаем самое ничтожное значение. Куда больше нас волнует судьба твоего Педагогиума. По сравнению с этим государственным начинанием, что может значить судьба какого‑то безродного найденыша?!

Он сделал паузу, даже император не стал нарушать ее. Ждал продолжения.

Наконец Аррий Антонин продолжил.

— В отношении реформы почты и введении должностей адвокатов фиска24 у государственного совета и сената нет возражений — представленные тобой указы полезны для государства. Тексты эдиктов прописан четко и ясно. Однако у многих вызывает сомнения проект организации Педагогиума. Не буду скрывать — у меня тоже.

Император удивленно глянул на сенатора и не удержался от разъяснений.

— Мой великий отец, — начал втолковывать он, — утверждал, что будущее державы это ее дети. Как государство относится к детям, так боги относятся к государству, поэтому я не жалею сил, чтобы продолжать алиментарную политику Траяна.

— Государь, — откликнулся Аррий Антонин, — если ты полагаешь, что мы собираемся спорить на этот счет, ты ошибаешься. В этом вопросе и совет, и сенат целиком и полностью поддерживает тебя. Государственное вспомоществование брошенным и бедным детям мера, безусловно, разумная, она диктуется обстоятельствами. Тысячи брошенных детишек бродят по дорогам, ночуют в подвалах. Они попадают в руки перекупщиков, развратников, всякого рода преступных элементов. Однако как во всяком добром деле при организации такого заведения как Педагогиум необходимо учесть всякого рода неожиданности, которые могут нарушить твои планы и извратить самый замысел воспитания достойной смены.

— Аррий, ты как всегда заходишь издалека. Говори прямо, что тебя тревожит?

— Я опасаюсь нелепого стечения обстоятельств, государь. Ты намерен разместить Педагогиум на Палатине?

— Да, и в чем здесь опасность?

— В том, что детям, тем более мальчикам, нельзя с ранних лет иметь дело с дворцовыми рабами и вольноотпущенниками. Их следует поселить на воле, в лагере, напоминающем легионную стоянку. Их следует водить в походы, приучать к простой пище, но главное, допускать к ним только самых добропорядочных, самых проверенных воспитателей и риторов. Сидя на Палатине, чем будут заняты их мысли, когда даже твой повар начал писать любовные стихи.

— Неужели? — засмеялся император. — А рисовать он еще не начал?

— Нет, рисованием занялись твои спальники, а конюхи — скульптурой, ведь каждый из них втайне желает привлечь твое внимание. Они берут уроки у Поллукса. Тебе известен этот мошенник, предпочитающий изображать людей и животных в самых гнусных и оскорбительных позах, но я о другом.

Знаешь, кому повар посвящает свои вирши? Он воспевает эроменосов, другими словами, искалеченную любовь. Сам он обожает жену, у них четверо детей, но в стихах повар мечтает о мальчиках. Не он один поддался подобной моде, государь. Все ищут себе дружков. Боюсь, что моду на греческую любовь ввел ты, государь, ведь ранее такая связь считалась предосудительной. По крайней мере, формально. Что случится с мальчиками, когда всякий развратник или негодяй, прижившийся при дворце, будет считать своим долгом заручиться любовью кого‑нибудь из них?

Император мрачно усмехнулся и, не скрывая угрозы, поинтересовался.

— Ты причисляешь меня к развратникам или негодяям?

Наступила тишина, слышно было, как плеснула рыба в пруду. Ветерок пробежал по верхушкам кипарисов, прошелестел метелками пальм.

Тит Аррий Антонин с тоской смотрел в сторону пруда. Анний Вер подобрался и, словно почувствовав себя в строю, встал по стойке смирно.

Первым нарушил тишину император. Сглаживая неловкость, он вполне по — дружески упрекнул крупного, с выступающим брюшком сенатора.

— Что у тебя за привычка, Тит, сводить разговор к самым неприятным вещам. Сказать по правде, я ни разу даже не прикоснулся к Антиною.

— Вот это‑то и хуже всего, государь!! — всплеснул руками моментально оживший Анний Вер.

— То есть? — изумился Адриан.

Антонин, так и не поколебленный в своей невозмутимости, растолковал.

— Да, достойнейший, именно это обстоятельство пугает верных тебе людей. Будь как прежде — скажем, во времена твоего божественного отца, никто внимания не обратил бы на мелкую, пусть даже и порочную интрижку. Однако складывается впечатление, что подобная пустяковая, но вполне оправданная шалость тебе не по душе. Ты измеряешь жизнь величинами, недоступными для простых смертных. Ты отыскал в безродном найденыше ни много, ни мало, как идеал красоты, гармоничное слияние духа и тела.

Опасность в том, что ты сделал только полшага в сторону сына блудницы, а лизоблюды и подхалимы уже готовы умчатся на милю вперед. Это вызывает раздражение среди тех, кто в душе привержен римским ценностям. Ты восхищен необыкновенными способностями, которые выказывает твой воспитанник. Ты называешь его полубогом, неким таинственным посланцем, чья красота якобы является прямым отражением идеи человека. Неужели непонятно, что такого рода пиететом ты возводишь малозначащую, в общем‑то, фигуру до уровня значимого политического фактора? Кое‑кто позволяет себе утверждать, что если не сам Антиной, то само его присутствие начинает определять состояние дел в государстве.

Император резко возразил.

— Это не так! Мне никогда не приходило в голову подпускать мальчишку к решению государственных вопросов. Разве что в будущем, когда нам придется заняться выполнением грандиозных планов. Вполне возможно, что для этого понадобятся люди незаурядные. Антиной один из таких. К тому же он римский гражданин.

— Он сын храмовой шлюхи! — воскликнул Анний Вер. — Он сын государственной преступницы!! Он побывал в руках бандита, которого твои соглядатаи никак не могут поймать!!!

Этим все сказано, величайший!..

Будь найденыш сынком какого‑нибудь варварского царька, будь у него родина, где его имя имело бы какой‑то вес, а его верность могла бы понадобиться Риму в будущем, кто посмел бы попрекнуть тебя! Но ничего такого нет. Тогда зачем прикармливать его и держать подле себя?

Консул сделал паузу и мрачно, как бы отвечая самому себе, поставил точку.