Наследник Клеопатры - Джиллиан Брэдшоу

Дверь отворилась, и в каюту вошел Родон. Философ всю ночь не ложился спать, помогая собирать вещи и заботясь о том, чтобы их отправка с корабля не бросалась в глаза. Цезарион жестом попросил его подождать, затем подул начернила, свернул письмо в свиток и положил в изящный футляр для писем, который прилагался к столу по приказу Архибия.

– Я могу взглянуть? – спросил Родон.

После некоторого колебания Цезарион все же протянул ему незапечатанное письмо. Родон вынул его из футляра и начал читать вполголоса. В конце второго абзаца он остановился и пронзительно посмотрел на Цезариона.

– Какой еще другой путь ты имеешь в виду? – спросил он.

– Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь, – негромко ответил Цезарион. – Умоляю тебя, не расстраивай этим Архибия. Скажи ему, что я надеюсь сесть на корабль в каком-нибудь порту на Красном море.

– Из-за какой-то девчонки! – в смятении воскликнул Родон. – Из-за какой-то шестнадцатилетней черноглазой девчонки, к тому же египтянки!

– Ты сам предал меня из-за любовницы и детей, – едко заметил Цезарион. – Есть причины и похуже. Но это не только из-за нее. Пойми, Родон, у меня и так не было ни малейшего желания бежать на Кипр. Я многим обязан Мелантэ и ее отцу. Нет смысла цепляться за опротивевшую мне жизнь, предав при этом людей, которые мне дороги.

Родон опустил письмо и с искренней печалью посмотрел на Цезариона.

– Дороги?

Цезарион почувствовал, как кровь прилила к его щекам, но не отвернулся.

– Они очень хорошие люди и были добры ко мне, не ожидая ничего взамен. Ты философ, Родон. Разве не утверждают все философские школы, что наше происхождение не более чем случайность и по своей сути мы все равны, все мы смертны? Я глубоко уважаю Мелантэ и всю ее семью и ни за что не предам их.

Родон недовольно заворчал:

– Ты прекрасно знаешь, что я не придерживался никакой определенной теории. И твое происхождение не случайность. Твоя мать решила, что хочет родить ребенка от Юлия Цезаря, и она этого добилась.

– Но все равно, с философской точки зрения, это тоже случайность. Это не изначально присуще моей человеческой природе.

– О Зевс! Я уже не знаю, что нам присуще и что мы выбираем сами. Но ты, вероятно, не хотел уезжать без Филадельфа?

– Наверное, да, – признался Цезарион. – Сам подумай, Родон, что бы я делал на Кипре, если бы рядом не было Филадельфа, о котором нужно заботиться? Пил бы до умопомрачения, а потом, будучи пьян, начал бы трепать языком, тем самым навлекая беду на тебя и Архибия. Я не был создан для спокойной жизни. Меня воспитывали для того, чтобы я стал царем. И изменить это я не могу, как не могу излечиться от моей болезни. У меня больше нет никакой цели в жизни!

Родон отвел взгляд. Он еще раз посмотрел на письмо, медленно скрутил его и положил свиток обратно в футляр.

– У меня такое ощущение, – хрипло произнес он, – что я хотел отправить тебя на Кипр, чтобы облегчить собственные муки совести. Если бы ты там спокойно обосновался, то мое предательство уже не имело бы большого значения.

– Оно и так не имело большого значения, – сказал Цезарион. – Ты был прав. Война уже тогда была проиграна. Если бы мы продолжили воевать, это бы не принесло ничего, кроме новых жертв и страданий.

Родон покачал головой. Цезарион с удивлением заметил, что но щекам учителя текут слезы.

– Я был не прав, – глухо произнес Родон. – Я жестоко ошибался. Я думал, что ты пошел в мать, что ты совершенно не способен чувствовать страдания других людей. Я ошибался. Ты был бы великим царем.

Цезарион был тронут и поражен этим неожиданным признанием.

– Никто не может знать, каким бы я был царем, – ответил он после продолжительной паузы. – Мне все равно никогда не суждено было править. Египет существовал только с молчаливого согласия Рима. Это было очевидно еще до нашего с тобой рождения. Моя мать надеялась заключить с Римом своего рода договор о партнерстве, но, когда он был нарушен, это стало означать для меня неминуемую смерть. Я не совсем даже понимаю, зачем она хотела выслать меня из города. Вряд ли Клеопатра ожидала от меня чего-то другого, чем просто продолжения войны. Родон удивленно посмотрел на юношу. – Она хотела, чтобы ты жил! Золото предназначалось для тебя, а не для солдат. Ты разве не понял этого?

Об этом Цезарион и не подумал. Мать так и не сообщила ему, с какой целью отправляет его из столицы. В одну из ночей, еще в начале лета, царица неожиданно позвала его к себе и приказала собираться в дорогу. Он надеялся остаться в городе до самого конца – все знали, что рано или поздно город падет.

– Ты должен бежать, – сказала Клеопатра, взяв его за руку и пристально глядя ему в глаза. – Октавиан может пощадить всех остальных, но только не тебя. Я приготовила корабль и деньги. Ты должен спешить, пока мы еще держим контроль над Нилом. Я присоединюсь к тебе, если смогу.

Затем она обняла его. Она часто его обнимала – обычно это было не более чем формальность, – как бы показывая всем придворным, что он ее сын и она от него не отказывается. Но на этот раз все было по-другому: Клеопатра крепко обняла Цезариона, прижавшись губами к его волосам, затем вытянула руки и долго-долго смотрела на него.

Только сейчас Цезарион понял, что мать уже тогда знала, что видит его в последний раз. Родон был прав. Золото и корабль предназначались не для продолжения войны, а лишь для сохранения его жизни. Он всегда знал, что мать произвела его на свет как средство и мечтала о том, чтобы объединить в одном человеке правителя Римской империи и наследника Александра. Мысль, подсказанная Родоном, что мать хотела сохранить ему жизнь, даже зная, что он никогда не достигнет той цели, ради которой она его родила, стала откровением для Цезариона. Он был поражен и глубоко тронут этим внезапным открытием. Он сидел не шевелясь и прислушивался к бешеному стуку сердца. Затем он поспешно выудил мешочек с травами и сделал глубокий вдох, опасаясь, что эта неожиданная новость вызовет у него приступ.

– Спасибо, – вымолвил он наконец.

– Ты разве этого не понимал раньше? – спросил Родон. Цезарион покачал головой.

– Она, конечно, не производила впечатления заботливой и любящей матери, – негромко продолжил Родон. – И поэтому ты не ожидал от нее такого проявления любви.

– Она жестоко разочаровалась во мне, когда случился первый приступ, – ответил Цезарион. – Она делала все возможное, чтобы меня вылечить. И это... разрушило наши отношения.

– На самом деле царица хотела, чтобы ты остался в живых, – мягко произнес Родон. – И у тебя все еще есть такой шанс. Как насчет того, чтобы действительно попытаться поехать в один из портов на Красном море? Архибий даст тебе денег.