Проклятие Айсмора - Ольга Зима

на его плечо и повернула к себе. Бэрр не сопротивлялся, но продолжал отворачивать лицо.

— Бэрр, мальчик мой, что случилось? — тревожные нотки в голосе заставили его поднять глаза и тут же об этом пожалеть: увидев разбитую физиономию, мама обеспокоилась сильнее. — Мой храбрец, кто же тебя так?

Бэрр досадливо дернул плечом. Не говорить же маме, что мальчишки в округе дразнили его, оскорбляя родителей. Такого Бэрр никому не спускал. Поэтому обидчики были отловлены и потыканы носами в пирс. Ну и ему тоже немного досталось. Губа распухла, нос не дышал, бровь раздражающе саднила, однако Бэрр ни о чем не жалел. Только мама расстроилась. Чувство вины уже подняло голову, когда Элли легко рассмеялась:

— Кто бы это ни был, уверена, ты им тоже спуску не давал!

Бэрр опять вскинул глаза и несмело кивнул, подтверждая то, что не одобрял отец и к чему настороженно относился дед. Драться у него был талант, после переезда в Нижний нужно было отстаивать право на жизнь, и Бэрр отстаивал.

Элли с гордостью посмотрела на сына, чем привела его в замешательство и даже смущение:

— Из тебя вырастет настоящий защитник. Я горжусь тобой! А теперь, позволь, пожалуйста, осмотреть твои боевые ранения.

Бэрр важно кивнул. Мама обрабатывала раны и ранки не в пример отцу и деду бережно, и Бэрр давался на лечение только ей, чувствуя и впитывая не столько лекарства на коже, сколько неизменную материнскую заботу. Мама промокнула ссадины, ласково погладила по голове и поцеловала в макушку, отчего Бэрр, как обычно, застыл, будто заколдованный. Элли звонко рассмеялась, провела рукой по его волосам, пробормотала: «Это невыносимо», а Бэрр и не понял, про что сначала. Подумал, что про него, а оказалось, про его лохмы.

Тихо щелкая ножницами, она приговаривала, что он стал почти неуловим, и как он старается их всех защитить. И что она уверена: подрезать их сети местная шпана перестала только благодаря стараниям Бэрра. И что она гордится им, и что папа и дед тоже поймут, какой он славный, и тоже будут гордиться. Ну, может быть, потом. Бэрр тихо млел от ее прикосновений и от звука ее голоса.

Когда стрижка была закончена, Элли причесала волосы ещё раз, довольно хмыкнула, оглядев результат.

— Ты растешь красавцем. — Он замотал головой. Потом все же улыбнулся. — А когда улыбаешься, становишься еще краше! Спасибо тебе, родной, — Бэрр удивленно приподнял брови, совершенно не ожидая ничего подобного. — За то, что ты такой, какой есть! — и поцеловала сына в лоб.

…голос матери ещё звучал в ушах, когда Бэрр резко проснулся и сел диване, нащупывая на груди шнурок с её кольцом. Пальцы не нашарили важную вещь, и захлестнула паника, но потом Бэрр вспомнил — вспомнил! — что отдал кольцо Ингрид. Задышал ровнее, прислонился к стене и откинул голову: мать никогда не снилась ему. Хороший сон, вот бы туда насовсем. Маме бы понравилась Ингрид… А вот то, во что превратился Бэрр, ей бы совсем не понравилось. Глаза вновь закрылись.

— Хватит дрыхнуть!

Кто-то бесцеремонно тряс его за плечо и звал уже голосом Айаза.

Откуда взялся? Бэрр разлепил один глаз и лениво осмотрелся. Глава Управы шастал по комнате, собирая его одежду. Выволок Бэрра из дома и потащил чуть ли не на себе, ругаясь похлеще последнего рыбака про чудовище и рыбьи хвосты, засунутые в самые интересные места.

Знакомый банщик понял их без слов, отвел подальше, в угол потише. Мелькнули тени горожан, то ли из опаски, то ли из презрения покинувшие этот дом.

Бэрр со стоном погрузился в воду и даже не понял поначалу, холодна она или горяча. Потом пальцы ног закололо, а самого затрясло. Скрутило изнутри, и он с трудом откашлялся. Еще подивился, что не легкими с кровью. Банщик пропал, а затем вернулся с большой кружкой чего-то горячего, сунул под нос. Бэрр, не в силах спорить, выпил в два глотка и не ощутил вкуса. Но не согрелся, лишь заколотило сильнее. Банщик удовлетворенно хмыкнул и загудел над ухом:

— Господин Бэрр, вас бы помять, у меня и помощник здесь. Господин Бэрр, вы потом вернетесь, а я воду погорячее сделаю. Вам нужно, заболеете ведь. Господин Бэрр!

Бэрр, не закрывая глаз, погрузился с головой в воду, хоть длинные ноги и мешали. Лицо банщика, ставшее еще шире и круглее, поплыло, но продолжало разевать рот. Зато — безмолвно.

Стало тихо и спокойно. Бэрр закрыл глаза, и ему казалось, что он погружается все ниже и ниже, вокруг становится все темнее и темнее…

Ему немилосердно вцепились в волосы и вытащили из бадьи.

— Вылезай, дурья твоя башка! — рявкнул Аезелверд. — Не накупался еще? — и уже банщику: — Будет он. Все будет. А если нет — я сам его отнесу.

Бэрр попытался бормотнуть, что ничего ему не нужно и нечего его уже таскать! Вот только полежит тут еще немного… самую чуточку и…

— Ох, да ты, я гляжу, совсем свернулся и склеился. А жабры не отрастил! Жабры не отрастил, дурень!

Бэрр хотел сказать, что хватит уже его ругать, тем более с таким надрывом, но не смог и подчинился Айазу.

Потом и правда стало хорошо. Теломяк плечами был широк, руки у него были толще, чем у некоторых — ноги, а силы оказалось на зависть нескольким здоровякам. Бэрру мерещилось не единожды, что он точно останется без спины или без кожи на ней.

— Ты ел? — спросил Айаз, когда теломяк укутал разомлевшего Бэрра в подогретое полотенце.

— Н-н-ну… — Бэрр попытался мотнуть головой. — К-к-когда-то ел.

— Я так и думал, — и сунул к губам тарелку.

— Ш-т?..

— А что может быть в Айсморе? Суп на рыбе. Ешь!

Бэрр в три глотка выпил что-то невероятно вкусное и обжигающее.

И сразу потянуло спать…

— Слушай, Бэрр, — негромко и серьезно начал Айаз, и тот встрепенулся.

— Говори.

— Не знаю, нужно ли тебе это… — Айаз вытащил из-за пазухи смятую бумагу. — Написано: «Бэрру», а закинули отчего-то в мой кабинет. Интересная штука. Ты прости, я распечатал уже. Изучил по привычке.

Он протянул бумагу Бэрру, но строчки расплывались перед глазами.

— П-п-прочитай, — попросил он Айаза.

Тот повел бровью, развернул бумагу.

— 'Занятный ты человек, Бэрр. Жаль, что мы не поговорили. Я ни с кем особо не говорю, или говорю, но в последний раз. А с