Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных - Люси Кук

друга на части за высший статус; миниатюрные самки бонобо, которые доминируют над самцами посредством экстатического однополого флирта; неразборчивые в связях самки гульманов, чья разнузданная половая жизнь является проявлением крайней материнской заботы, и переходные самки рыб-анемонов, ожидающие развития своих яичников.

Эти самки учат нас, что пол нельзя спрогнозировать. Он не статичен и не детерминирован, а динамичен и гибок, как и любая другая черта, которая формируется в результате специфического взаимодействия общих генов с окружающей средой, а также под влиянием истории развития, жизни животного и по воле случая. Вместо того чтобы думать о полах как о совершенно разных биологических сущностях, мы должны рассматривать их как представителей одного и того же вида с плавными, взаимодополняющими различиями в определенных биологических и физиологических процессах, связанных с размножением, но в остальном во многом одинаковых. Пришло время отказаться от разрушительных и откровенно обманчивых бинарных ожиданий, потому что по своей природе женский опыт существует в бесполом континууме: он изменчив, очень пластичен и отказывается соответствовать архаичным классификациям. Понимание этого факта может только обогатить наше видение мира природы и любовь друг к другу как к людям. В то время как сохранение упрямой веры в устаревшие половые различия подпитывает нереалистичные ожидания женщин и мужчин, ухудшает межполовые отношения и способствует половому неравенству.

Заключение: окружающий мир без предрассудков

«Объективное знание» – это оксюморон.

Патриция Говати «Феминизм и эволюционная биология»

Когда у меня впервые возникла мысль написать книгу о том, как наука искажает представления о самках животных, я понятия не имела, что эта тема настолько масштабна и уязвима с точки зрения культурных предубеждений. Мне казалось, что наука… ну, научна. То есть рациональное, основанное на фактических данных, эмпирически выведенное и незамутненное знание. Однако многое из того, что мы изучали в университете как евангелие – основы эволюционной биологии, оказалось искажено предрассудками, что стало для меня шокирующим откровением. Это заставило меня противостоять собственным предубеждениям и задуматься о том, сможем ли мы когда-нибудь освободиться от оков личного восприятия и взглянуть на животный мир поистине беспристрастно.

Я не первый человек, который задает этот вопрос. Даже академическое сообщество Викторианской эпохи осознавало, что научное знание сконструировано обществом. Более чем за три десятилетия до того, как Дарвин опубликовал «Происхождение человека и половой отбор», дальновидный эрудит Уильям Уэвелл, который среди других выдающихся достижений подарил английскому языку слово «ученый», предостерегал от подобных суждений в одном из своих многочисленных философских размышлений о науке. «На всем лице природы лежит маска теории… Большинство из нас не осознают нашей вечной привычки читать на языке внешнего мира и переводить по мере прочтения».

Что делает эту маску такой прочной, так это ее невидимая природа. Все мы культурно обусловлены тем, что интерпретируем мир в рамках понимания, которое является одновременно глубоко укоренившимся и очень личным. Чтобы выйти за пределы системы безопасной уверенности, сначала необходимо признать, что эта маска существует. Затем стать достаточно смелыми, чтобы, несмотря на возникший дискомфорт, продолжить свой путь.

Биологическим наукам потребовалось много времени, чтобы осознать свои промахи. Феминизм сыграл в этом ключевую роль. Первая волна начала расти под конец карьеры Дарвина, и его теория полового отбора подверглась нападкам со стороны пионеров равноправия. Через четыре года после публикации «Происхождения человека» американский священнослужитель и ученая-самоучка Антуанетт Браун Блэкуэлл опубликовала книгу «Пол в природе», в которой она утверждала, что Дарвин неверно истолковал эволюцию, придав «чрезмерное значение особям, которые эволюционировали по мужской линии». Она предположила, что чем более сложен и развит организм, тем большее разделение труда между полами, поскольку самки всегда эволюционируют наравне с самцами. Конечным результатом является «органическое равновесие в физиологическом и психологическом равенстве полов».

И Блэкуэлл в этом оказалась не одинока. Группа женщин-интеллектуалок, занимавшихся самообразованием, прочитали работу Дарвина и признали, что представительницы женского пола были маргинализированы и поняты неправильно. Но эти ранние феминистские голоса научный патриархат проигнорировал. В Викторианскую эпоху наука была прерогативой «рационального пола».[60] Как иронично заметила Сара Блаффер Хрди, влияние этих феминистских предшественниц на основную эволюционную биологию можно выразить одной фразой: «Неизбранная дорога».[61]

К счастью, голос Хрди, наряду с другими учеными-феминистками двадцатого века, был наконец услышан, хотя и после продолжительных криков. Эти женщины получили эгалитарное образование и связанную с ним интеллектуальную уверенность, что позволило им противостоять второй волне научного сексизма, распространяемого печально известными неодарвинистами-биологами-эволюционистами и психологами. Их новаторская работа помогла осуществить радикальный сдвиг в нашем понимании не только того, что значит быть самкой, но и самой эволюционной теории.

С некоторыми из этих ученых-первопроходцев вы познакомились на страницах этой книги. Есть, конечно, много других людей, всех полов и гендеров, которые могли бы быть сюда включены. Благодаря их бесстрашной логике мы вышли за рамки жесткого детерминистского взгляда на пол, чтобы оценить, что пластичность развития и вариативность поведения подпитывают эволюцию самок так же интенсивно, как и эволюцию самцов. И что механика, управляющая этой эволюцией, представляет собой сложную смесь естественного, полового и социального отбора. В дополнение к конкуренции между самцами и выбору самки, очевидно, что конкуренция между самками за партнеров и ресурсы, выбор самца, стратегическое сотрудничество самки с обоими полами и половая антагонистическая коэволюция – все это может влиять на успех спаривания.

Я искренне не понимаю, почему имена наиболее публикуемых и плодовитых из этих революционных ученых – Сара Блаффер Хрди, Патриция Говати, Жанна Альтманн и Мэри Джейн Уэст-Эберхард – наряду с другими не получили более широкого признания за научное и культурное влияние своих работ. На мой взгляд, они заслуживают того, чтобы быть такими же знаменитыми, как их коллеги-мужчины – Роберт Триверс, Ричард Докинз, Стивен Джей Гулд и др. Но по какой-то причине, несмотря на то что их идеи теперь вплетены в современное эволюционное мышление, женщины – авторы этих смелых новых перспектив по-прежнему относительно незаметны.

Во время одного из наших многочисленных долгих телефонных разговоров Говати, чья работа успешно разоблачила и попыталась заменить бóльшую часть предрассудков, которые преследуют эволюционную теорию, почти со слезами благодарила меня за интерес к ее работе, посетовав: «Я стану знаменита посмертно». Надеюсь, моя книга поможет этим инновационным мыслителям получить признание, которого они заслуживают.

Маска теории действительно спадает, но предстоит еще много работы. Корни столетнего шовинизма укоренились в самих строительных блоках эволюционной мысли. Парадигма Бейтмана продолжает преобладать в научной литературе, практически без ссылок на опубликованную эмпирическую критику Говати и других ученых. Учебники, используемые для обучения следующего поколения эволюционных биологов, по-прежнему