Гулящая - Панас Мирный

- Это вы, ба...- Христя хотела сказать "бабушка", но спохватилась: Орина?

- А вы не забыли моего вчерашнего наказа? - с улыбкой спросила Оришка.- Ах, панночка! Зовите меня хоть прабабушкой, мне уж не помолодеть. Я вчера шутила, а вы думаете в самом деле? С дороги, что ли, или, может, нездоровилось вам, только вчера вы были такая грустная, невеселая. А я хорошо знаю, каково оно тосковать, вот и хотела разговорить вас.

- Вчера, вы говорите, я была грустная, а сегодня какая?

- Сегодня? Сегодня - как алая зорька, как красное солнышко.

- Ого, какая,- шаловливо сказала Христя.

- Да уж такая, моя милочка. Если б вы знали, как я рада, что вы к нам приехали. Так рада, так рада, будто дочку родную увидала.

- А у вас, бабушка, была дочка?

- Была, панночка, была. Такая красивая, такая нежная... панского рода.

- Как панского? Куда же она девалась?

- Панского, панского. Давно это было, я еще крепостная была... Взял ее пан к себе и куда девал, куда увез - бог один знает. Говорил - в школу отдам. С той поры не слыхала я об ней и не видала ее. Может, умерла уже, а может, барыня стала. Господи! Чего бы я не дала, только бы увидеть ее хоть перед смертью. Одна ведь, одна, дороже глаза, и ту оторвали от матери.Лицо у старухи сморщилось, перекосилось, и две горькие слезы скатились по увядшим щекам.- Вот оно как на свете бывает! - сказала она, утирая глаза.И теперь, как завижу кого, все присматриваюсь, а вдруг моя родная кровинушка, а вдруг мое утешение! Как сказали вы вчера, что нет у вас ни отца, ни матери, я и подумала: да ведь это она, моя сироточка.

- Нет, бабушка. Я знаю своего отца и свою мать.

- Знаете? Кто же они были такие?

Христя замялась.

- Долго рассказывать, бабушка.

- Ну, коли долго, так пусть уж в другой раз. Вы ведь к нам на все лето приехали?

- На все, бабушка.

- Ну, вот и слава богу. Выгуливайтесь у нас, поправляйтесь. Вы и так ничего себе,- тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! А у нас поживете, сразу увидите, что поздоровели. У нас не то что в городе - пылища да вонища. У нас воздух чистый, очень для груди полезный. Уж на что я старуха, пока в Марьяновке жила,- село тут недалеко такое,- каждый год болела, а тут прямо помолодела: и дышится легко и на свет божий веселей смотришь.

- Тут у вас, правда, хорошо.

- Тут? Да тут рай земной! Правда, зимой, как забушует метель, скучно одной. А придет лето красное - не оглянешься, а уж оно кончается. Слышите, птички-то как расчирикались? И так вот каждый божий день. Пойте, пойте, пташечки! Веселите мою панночку, чтоб она еще тут не заскучала! - крикнула старуха, выглянув из окна в сад.- Вот солнышко немножко пригреет, туман поднимется, подите в сад, в лес. Там-то и есть самый рай! Да что это я разболталась? Болтай, болтай, глупая, а дело пусть само делается.

И Оришка бросилась постилать постель. Удивительное дело! Такая старая, тщедушная, а подушками, да не маленькими, будто в куклы играет. Подбросит, взобьет и, пышную да мягкую, бережно укладывает одну на одну. В минуту постелька у нее стала как игрушечка.

- Умыться дать вам? Сейчас свежей ключевой воды принесу! - сказала Оришка и выбежала из комнаты.

"Неужели это был сон?- думала Христя, вспоминая вчерашнее.- Наверно, сон, потому что виделось мне, будто я стою у окна, а проснулась - лежу в постели. А бабушка услужливая такая, говорунья. Вот принесет воду, спрошу у нее".

А вот и старуха шлепает, воду несет.

- Знаете, бабушка, вы мне всю ночь снились. Да потешно так - никогда такие сны мне не снились,- встретила ее Христя.

- Как же я вам, панночка, снилась?

- Да, говорю, потешно так. Видела я во сне, будто вы вон на том краю крыши стояли,- Христя показала на дворец,- и с месяцем разговаривали, а потом еще в пляс пустились с ним.

Старуха потупила глаза и пожала плечами.

- Сон... чего только во сне не померещится? Видно, вы, моя родная, плохо спали.

- Нет, спала хорошо.

- Ну, тогда молодая кровь играла,- не слушая Христи, толковала свое Оришка,- как ложились спать, голову не так положили: либо очень высоко, либо низко. Вот кровь и прилила, и приснилось вам бог знает что.

- Может, оно и так. Только мне всю ночь было страшно.

- Это потому, что вы не привыкли...

- А и вы уже стрекочете, сороки-белобоки? - донесся до них из боковушки голос Колесника.

- А вы еще потягиваетесь? - весело спросила его Христя.

- Потягиваюсь, милочка, потягиваюсь. Бабка, чертова перечница, верно, сон-травы подложила: спал как убитый,- кричит Колесник.

- На здоровье, батюшка. Сон - не помеха; кто спит, тот не грешит! ответила старуха.

- И ты туда же, старая карга! Нет чтобы задобрить хозяина. Может, он заспался, не послать ли к нему красную девицу, чтоб разбудила.

- Зачем же девицу посылать? Нынче такие пошли девицы, что и разбудить не сумеют. Уж чего лучше, когда бабка разбудит - и тормошить не станет и не испугает.

- Это такая-то, как ты?

- А хоть бы и такая? - улыбаясь, отвечает Оришка.- Разве испугаю?

- Да тебя не то что человек, сам черт испугается. Не знаю, как это Кирило до сих пор не сбежал от тебя на край света.

- А вы все такой же. Каким были, таким и остались,- шмыгнув носом, говорит Оришка.- Вам бы все смешки... ну вас!

Может, они еще долго пошучивали бы, если бы с улицы не донесся какой-то шум и говор. Христя выглянула в окно - от дворца к дому шли какие-то люди.

Тут были и глубокие старики и молодые мужики, пожилые вдовы и молодицы, которые несли на руках младенцев и вели ребятишек побольше за ручку. Народу набралось человек двадцать. Подойдя к крыльцу; они окружили его, мужики сняли шапки, бабы склонили головы, дети боязливо озирались по сторонам. Все были такие оборванные и обтрепанные, загорелые и запыленные, точно бродячие цыгане. На лицах у всех уныние, в глазах - горе и печаль.

Солнце так ясно светило и сияло, пташки весело щебетали, а они, понуря голову, стояли, как каменные. Казалось, совершив тяжкое преступление, они пришли теперь с повинной.

- Что это за люди, чего они пришли сюда? - спросила Христя.

- Да это из слободы, по делу.

- По какому делу?

Оришка, сделав вид, что не слышит, поспешно вышла из комнаты.

- Зачем пришли? Что скажете? - раздался на крыльце голос Колесника.

Он как встал с постели, так и вышел к ним - раздетый, с раскрытой грудью, в одном нижнем белье.

Все низко поклонились. Детям-несмышленышам матери руками наклоняли головки, шепча: "Кланяйся пану".

- Доброго здоровья, пан. С приездом! - не поднимая голов, нестройно сказали мужики.

- Ну, ладно, ладно. А дальше что? - с пренебрежением отнесся к этому приветствию Колесник.

Толпа колыхнулась, стала переминаться. И вдруг все, как подкошенные, повалились Колеснику в ноги.

- Батюшка! Смилуйся! - в один голос простонали они.

- А? Да это рыбаки? - подмигнул Колесник.- Те, что самочинно в пруду рыбу ловили так, как будто она ихняя.

- Сударь! - сказал седой, как лунь, старик с бородой, который стоял ближе к крыльцу.- Издавна уж так повелось. При князьях еще так было. Никто никогда не запрещал ловить рыбу. Оно и понятно, вода ведь... набежала себе... вот и стал пруд... Рыба завелась... Никто ее не разводил - сама она, а может, птицы икру занесли. Мы ведь как думали? - господь для всех плодит.

- О-о, вы думали!! Серые волки, надели овечью шкуру да такие тихони стали... А когда вам сказали не ловить рыбу, вы что тогда пели?

- Ваша милость! - послышался женский голос.- Неужто эта рыба стоит столько, сколько с нас присудили?

- А это что за канарейка запела? - ища глазами виновную, спросил Колесник.

- Это я, батюшка, говорю,- смело выступила вперед еще молодая баба, держа за ручку маленькую девочку.

- Ты? О, из молодых, да ранняя! Молодо, зелено, а уж с ребеночком! Умна, что и говорить! Уж не от солдата ли в приданое получила? Да и ума не от него ли набралась?

Баба покраснела как кумач, впалые глаза ее загорелись гневом, но тут же погасли.

- У меня, пан, муж есть,- подавив обиду, ответила молодица.

- Так это он подучил тебя идти ко мне с ребенком? Ишь какой умник! А что, если б я...- Тут Колесник сказал такое, что даже старики вылупили глаза, а он, не обращая на это внимания, еще стал допытываться: - Что бы тогда запел твой муж? Наверно, тут же бы меня поднял на вилы?

Молодица вспыхнула. От обиды вся кровь бросилась ей в лицо; глаза загорелись.

- Вы бы, пан, хоть стариков постыдились,- гневно сказала она и отступила назад.

- А что, не нравится правда? Спряталась. Правда глаза колет,- еще более сердито заговорил Колесник.- Черт бы вас подрал! - стал он уже просто кричать.- Все вы такие. Все одинаковые. До чужого, как собаки, лакомы. А если б я на ваше польстился? Ведь ты бы первая глаза мне выцарапала. Так бы своими погаными лапами и вцепилась!.. Теперь вы тихони, когда я вас к рукам прибрал. Теперь в ногах у меня валяетесь, а тогда? Вон с моего двора, такие-сякие! - крикнул он так, что стены в доме задрожали.

Толпа всколыхнулась. Завопили перепуганные дети; вслед за ними заплакали бабы.